Как Петра стала Петером. Берлинский фестиваль открылся породистой гей-драмой Франсуа Озона. Почему это полный провал?

72-й Берлинале открылся в столице Германии, несмотря на вовсю бушующую пандемию коронавируса (организаторы уповают на ежедневные тесты для всех участников и гостей — не говоря уже о масках и вакцинах), — киноиндустрия даже в таких условиях пытается держаться за такие свои столпы, как фестивали класса А. Некоторую ностальгию по другим, более простым временам можно увидеть и в выборе фильма открытия киносмотра — им стал «Петер фон Кант» (Peter von Kant) Франсуа Озона, ремейк великого фильма Райнера Вернера Фассбиндера, премьера которого прошла здесь же ровно пятьдесят лет назад. «Лента.ру» рассказывает о получившейся у Озона картине — и о новом сеансе абсурда от Квентина Дюпье.

1972 год. В богемной кельнской квартире кинорежиссера Петера фон Канта (Дени Меноше) царит оживление — и дело не только в том, что заявившаяся поутру подруга-актриса Сидони (Изабель Аджани) захватила с собой кокаин. Гостья пригласила домой к Петеру еще и своего юного приятеля Амира (Халиль Бен Гарбия) — и стоит тому начать знакомство с хозяином дома словами «Я думал, вы старше. Успешных людей всегда представляешь себе возрастными», как Петер начинает буквально пожирать молодого льстеца глазами. Приглашение на ужин тет-а-тет не заставит себя ждать — а за ним последуют и первые объятия, первый секс, предложение не только главной роли в новом фильме фон Канта, но и переезда из отеля сюда, в просторную квартирку, под бок к Петеру и под опеку к его молчаливому и ангельски терпеливому, несмотря на многочисленные унижения, ассистенту Карлу (Стефан Крепон).

Дальнейшее развитие сюжета не тайна — вышедший в том же 1972-м фильм Райнера Вернера Фассбиндера «Горькие слезы Петры фон Кант» в пяти убористых актах, не покидая пределов одной причудливо обставленной квартиры, рассказывал о том, как жажда любви не искупает прочих грехов того, кого она раздирает, не гарантирует рецепт на получение лекарства от одиночества. Франсуа Озон в своем ремейке, может быть, и меняет ключевым персонажам пол и профессию, но от основной канвы оригинала почтительно не отступает — более того, французский режиссер даже и в диалогах верен фассбиндеровскому тексту почти до буквы (кокаин в кадре, впрочем, остается чисто озоновским изобретением). Более того, глядя на Дени Меноше в заглавной роли — щеголяющего шелковыми халатами, кожаными жилетами, раблезианским брюхом и мгновенно узнаваемыми любым синефилом усами — трудно не замечать сходств с образом самого Фассбиндера.

Может быть, именно в этом причина того, что «Петер фон Кант» с его лобовыми, наглядными референсами автору оригинала смотрится таким неуклюжим, а нередко даже и попросту жалким косплеем. А может быть — в том, что очевидно желая буквально призвать в кадр призрак одного из самых любимых своих режиссеров, Озон при этом всего лишь проходится по самым очевидным фассбиндеровским тэгам: усы и брюхо, джин и кокаин, любовь, неотделимая в своих проявлениях от абьюза. Что еще хуже, «Петер фон Кант» попутно еще и упрощает и уплощает одно из канонических фассбиндеровских произведений — сюжет, может быть, и сохранился, но куда делись фассбиндеровские чувства ритма и пространства? Почему на смену болезненно точным в своей выразительности, то вуайеристским, то разоблачающим вуайеризм человеческого взгляда мизансценам оригинала пришла почти телевизионная по своей небрежности манера съемки? Наконец, насколько осознанным в принципе было решение Озона превратить трагедию о том, как ничтожные чувства могут быть великими, и наоборот, в шмыгающий носом, вертлявый и поверхностный фарс (а именно таким фильмом смотрится «Петер фон Кант»)?

Смехотворность фильма Озона удивляет тем сильнее, что вообще-то он за свою карьеру не раз и не два демонстрировал, что не просто способен убедительно имитировать стиль того или иного великого режиссера прошлого (в диапазоне от Хичкока до Бунюэля), но и сталкивая его с современным материалом, выходить за грань абсурда. Кроме того, он даже и с Фассбиндером уже успешно справлялся — в одном из лучших своих фильмов экранизировал пьесу немца «Капли дождя на раскаленных скалах». И тем не менее «Петеру фон Канту» не хватает ни имитаторского дара (честно говоря, скопируй Озон каждую мизансцену оригинала, он бы получил куда более сложное и многогранное кино), ни наглости воображения. Смотря это кино, трудно не вспоминать, как, например, в оригинале одним из самых мощных выразительных решений была гигантская репродукция картины Николя Пуссена «Вакх и Мидас», полностью занимавшая одну из стен в квартире героини. Фассбиндер при этом строил кадр так, что голые гениталии пуссеновского Мидаса остроумным бессловесным комментарием нависали над каждым всплеском эмоций персонажей, над каждой их экзистенциальной истерикой. Озон, в свою очередь, не только не находит образа настолько же простого и эффектного — кажется, лишь приделыванием Петре фон Кант пениса предел его фантазии здесь в сущности и исчерпывается.

Материалы по теме:

От Годара до рабов из Гольянова:главные премьеры Берлинского кинофестиваля

9 февраля 2022

Жажда смерти, рэп-король и тотальный контроль:Чем удивляет Каннский фестиваль?

9 июля 2021

Напротив, наглядными доказательствами богатства своего воображения славится другой маститый режиссер современного французского кино Квентин Дюпье (он же музыкант Mr. Oizo), новую картину которого «Невероятно, но правда» (Incroyable mais vrai) показывают в секции гала-премьер Берлинале. В прошлых фильмах Дюпье фигурировали шина-убийца и гигантская муха — что ж, в этот раз он, кажется, придумал нечто более глубокое. В прямом смысле слова: Ален (Ален Шаба) и Мари (Леа Дрюкер) решаются купить новый дом после того, как риелтор убеждает их, что в его подвале есть нечто, способное кардинально изменить их жизни. А именно — прикрытый неприметной доской подземный лаз с чудесными, можно сказать, поворачивающими время вспять качествами. Пока Ален и Мари пытаются свой быт с этой мистикой совместить, их друзьям Жерару (Бенуа Мажимель) и Жанне (Анаис Демустье) тоже есть чем похвастать: Жерар поменял свой член на «электронный» из Японии и никак не нарадуется обретенным с его помощью способностям.

В «Невероятно, но правда», то есть, фигурируют сразу два фантастических элемента, которые как меняют окружающую реальность, так и проявляют подспудно раздирающие ее, неисправимо абсурдные противоречия. Там, где электронный член, недалеко и до пожара в штанах, а там, где обнаруживается разрыв пространственно-временного континуума, всегда присутствует риск, пытаясь его осмыслить, свихнуться. Дюпье устанавливает эти непростые истины с фирменной бесчувственной иронией — есть, правда, ощущение, что здесь он намекает на то, что имеет в виду, более прямо, чем обычно. Нельзя сказать, что его кино это идет на пользу — чистый, не подпертый бытовой философией абсурд, как в тех же «Шине» или «Жвалах», всегда впечатляет сильнее. Кажется, Дюпье и сам это понимает — потому что, заявив сюжет, темы и интонацию своего фильма, решает и сам темпоральность «Невероятно, но правда» разорвать: разгоняясь на протяжении первого часа, это кино затем за пятнадцать минут монтажной скороговоркой проматывает кульминацию и развязку. Безжалостность режиссера к героям тем самым искупается заботой о зрителе — не худший, прямо скажем, размен.