В российский прокат вышел «Переводчик» — кажется, первый по-настоящему серьезный фильм в карьере британского режиссера Гая Ричи, в этот раз обратившегося не к привычным гангстерам и спецагентам, а к теме войны в Афганистане, ПТСР ее участников и мужской взаимовыручки в условиях политического предательства. «Лента.ру» поговорила с Ричи о том, зачем ему это понадобилось.
В центре сюжета «Переводчика» — воюющий в Афганистане сержант американской армии Джон Кинли (Джейк Джилленхол), который сначала относится с большим подозрением к новому переводчику Ахмеду (Дар Салим), которого приставили к его отряду, а затем оказывается этим местным спасен, когда засада оборачивается мясорубкой. Спустя несколько лет страдающий серьезным ПТСР Кинли узнает, что американские власти отказываются дать визы Ахмеду и его семье, которым грозит смертельная опасность после выхода армии США из страны. Движимому чувством долга бывшему военному не остается ничего, кроме как вернуться в Афган, чтобы попытаться Ахмеда спасти.
«Переводчик» — любопытная глава в фильмографии автора «Большого куша». Уже вроде бы во вполне традиционных «Джентльменах» ощущалось, что у главного гопника западного кинематографа вдруг обнаружилось что-то вроде специфического и совершенно естественного чувства собственного достоинства. Даже, пожалуй, благородства.
«Лента.ру»: Простой, но в то же время неочевидный вопрос. Почему вы захотели снять «Переводчика»? Что было отправной точкой, породившей этот фильм?
Гай Ричи
Гай Ричи: Какой была первопричина? Пожалуй, все началось с того, что я просто посмотрел слишком много документальных фильмов о войнах в Ираке и Афганистане, снятых как с британской точки зрения, так и глазами американцев. Что впечатляло меня в них сильнее всего, это те связи, те узы, которые были созданы травмой войны — и которые как будто обрекли тех, кого они связывают, на любопытное и парадоксальное проклятье. Проклятье стремиться воспроизводить акты мужества, акты щедрости. То, как этот опыт пробуждает что-то более глубокое в душе человека, в его переживаниях, на мой взгляд, мы до конца не понимаем. Как попытаться передать вот эту сложную вещь на экране? Попытка ответить на этот вопрос и вела меня.
То есть вас интересовала не война как таковая, а ее неочевидные эффекты на тех, кто в ней участвует?
Это не вопрос морали и этики, а скорее желание докопаться до чего-то, что составляет саму суть человеческой природы
И сюжет «Переводчика» дал повод осветить вот эту суть, которую мы можем не замечать, увлеченные ритмом обычной жизни и теми уродливыми правилами, которым мы в ней подчиняемся или должны подчиняться, чтобы поддерживать нормальные отношения друг с другом. Военный контекст стал идеальной возможностью погрузиться в историю вот этой глубокой, даже глубинной привязанности, которая может формироваться между людьми, оказавшимися в принципиально иных, отличных от обыденной жизни, обстоятельствах.
Вы ведь, мягко говоря, не новичок в съемках экшена — более того, у вас есть собственный узнаваемый стиль. Но экшен в «Переводчике» ощущается принципиально другим, более подлинным, сильнее вовлекающим зрителя.
Кадр: фильм «Переводчик»
Я согласен. Возможно, дело в том, что зритель сильнее, чем в обычном жанровом кино, вкладывается здесь в сопереживание персонажам — как сильнее, чем обычно в своей работе, вкладывался в него и я сам. Вообще, ведь я известен тем, что когда доходит до экшен-сцен, я склонен собственно не засматриваться на сам экшен — а то и вовсе его пропускать, разрешать ситуацию, в которой он необходим, монтажной склейкой, ведущей сразу к его последствиям.
Как знаменитая сцена перестрелки двух конкурирующих банд из «Карт, денег, двух стволов» — которую мы толком и не видим.
Да. В «Переводчике» такой подход был неуместен, и наверное, именно потому, что его герои требовали совсем другого, более сочувственного к себе отношения. Ну, и к тому же обычно в моих фильмах действует целая армада разнообразных персонажей. В «Переводчике» главных героев двое, и сосредоточиться на них намного проще. Ты можешь раствориться в конкретной, очень ясной истории, затрагивающей этих двоих — и ты переживаешь за них намного сильнее.
Благодаря сопереживанию экшен становится интересным, перестает быть типичной порнографией насилия
В 1960-х Серджо Леоне перенес вестерн на юг Испании, где снимал свои знаменитые фильмы с Иствудом, и реанимировал целый жанр. Теперь вы сняли в Аликанте военную драму о конфликте в Средней Азии. Как вы нашли Афганистан в Испании?
Кадр: фильм «Переводчик»
Ну, начнем с того, что на мой скромный вкус, еда в Испании вкуснее, чем в Афганистане. Хм, а еще там, оказывается, и вино вполне приличное! Так что мы хорошо провели время в Испании. У них солнечно 325 дней в году — и мы туда совсем не в пасмурный сезон приехали, выбрали подходящее время для съемок. Я, кстати, немалую часть своей юности провел именно в этой части Испании. Было по-своему омолаживающе вновь туда вернуться, приятный, полезный опыт. Но, возвращаясь к этому вопросу, этот регион и правда похож на Афганистан! Мы, конечно же, ездили в сам Афган во время подготовки к съемкам. Как вы, наверное, можете догадаться, снимать там было бы по-настоящему проблематично. Поэтому мы, как мне хочется надеяться, сумели передать хотя бы особенности и атмосферу местного ландшафта. По крайней мере, мы очень старались этого добиться. И, конечно же, снимать в Испании было попросту намного легче. Мы сделали все, что могли.
Фильм «Переводчик» (The Covenant) выходит в российский прокат 1 июня. Рецензию на него можно прочитать здесь