Житель Красноярска, фотохудожник и внештатный фотограф журнала National Geographic Михаил Вершинин каждый год ездит на Крайний Север, чтобы следовать на тримаране за дикими северными оленями и снимать их миграцию. «Лента.ру» поговорила с ним о трудностях работы в условиях Арктики, особенностях таких экспедиций и проблемах, с которыми сталкиваются олени.
«Лента.ру»: Как родилась идея экспедиции?
Вершинин: Она появилась после того, как я начал работать над своим авторским фотопроектом «Дикий мир от Монголии до Северной Земли». Большая миграция дикого северного оленя, которая считается одной из крупных в мире, — захватывающее, уникальное и значимое событие в мире дикой природы не только для России, но, думаю, и в целом на планете. Около десяти лет снимаю это редкое явление, иногда два раза в год — когда олень мигрирует на Таймыр весной и потом возвращается. В этом году сделал акцент на съемку с высоты птичьего полета.
Занимаясь пейзажной съемкой, очень важно, чтобы были интересны не только формы, когда выходишь на одну точку несколько раз, необычный свет и цвет, но и состояние природы — туманы, гроза, снег, метель или еще что-то. Здесь то же самое — знаю места перехода, но каждый раз по-разному идет, фронт миграции более четырехсот километров.
Олень дикий, он не позирует, очень осторожный. И где пойдет большая масса — никто не знает, и могу ли я оказаться в нужном месте — неизвестно. Случается, что олень идет здесь, а еще в 15-20 километрах выше и ниже по течению от меня, но ведь не разорвешься
Здесь все неизведанное, пути миграции меняются, сроки меняются. Вот ученые, например, в прошлом году по ошейникам вели мониторинг за передвижением 17 оленей, и мне на спутниковый телефон сбрасывали информацию, что идут стада оленей в количестве 100 тысяч, координаты предполагаемого перехода. Мы поехали туда, стояли и ждали сутки-двое-трое, затем пришло уведомление, что в 280 метрах от меня проплыл олень. Ни тысяч, ни ста тысяч не было — они шли от 3 до 50-70, максимум 100 голов, но постоянно. И не было такого, чтобы они кучей шли.
Гиперскопление бывает только в особых обстоятельствах — в 2021 году, когда в Якутии были пожары, на берегу реки Хатанга собралось около 70 тысяч оленей. А они из-за задымления не видят, куда они поплывут, — стоят и ждут, через полчаса к ним подходят еще сто, и так за несколько дней огромное количество накопилось. И вот потом стало светлее, и все ломанулись на другой берег. А затем что-то их спугнуло, и они начали метаться, давка случилась — малышей только на берегу собрали более 1,2 тысячи штук. Это целая трагедия, страшно смотреть было на тела оленят, которых прибивало к берегам.
Это сложность именно работы в такой экспедиции или в принципе в изучении природы и животных?
Это в принципе сложность съемки природы и животных. А если говорить про миграцию, то олени же не по расписанию ходят, там много факторов и составляющих. Вот миграция сдвинулась практически на месяц, об этом говорят и местные жители, и ученые, но никто не может объяснить, почему так происходит.
У меня впечатление, что из-за потепления на Севере появилось много гнуса — они же уходят, потому что в Эвенкии их гнус донимает, а на Севере его меньше было. А теперь получается, уходят они туда раньше и возвращаются рано. А отел при этом происходит, как и раньше, в одно и то же время — в начале-середине июня, через полтора месяца они возвращаются, а телята к этому моменту слабые, еще молоком матери кормятся. Олени во время миграции не останавливаются — они ходом идут, сутками. Нет такого, что самка остановится покормиться и передохнуть только потому, что у нее малыш слабенький. А идти им около 1-1,2 тысячи километров.
Фото: Михаил Вершинин
Бывает видно, что теленок сам по себе устает, уже не доплывет, и мамашка уже у берега, и ты берешь этого теленка за шкирку и до берега его тащишь. Ученые говорят, что они все равно не жильцы, а я лично видел, как телята находились. Однажды теленок сутки бегал возле моей засидки, и вот три важенки подошли, я даже снял момент, одна узнала своего теленка по запаху — они вместе и убежали дальше, еще две остались. Или вот смотришь — мамашка долго бегает, ищет теленка, кричит, нюхает следы в том месте, где его потеряла. Тяжело на это смотреть. У оленей так: идут важенка с малышом, они потерялись, и малыш остается там, где расстался с матерью, и ждет ее — она возвращается, и дальше они вместе пошли. Я находил телят, которые лежали, ждали до последнего, но не дожидались.
Олени очень осторожные и пугливые. Например, если собаку услышат, унюхают ее запах или увидят — убегают, посторонний звук или лодка проходит — то же самое. При съемке делаю засидку, нахожу в кустарнике или лесу подходящее место для обзора и предполагаемого перехода, маскируюсь, иногда использую маскировочную сетку, фотоаппаратура тоже имеет маскировку. Сижу часами, переплывают и выходят на берег не там, где ожидаешь, но случается, что выходят прямо на меня. И я снимаю с расстояния в несколько метров, когда слышно дыхание оленей. В это время вообще неподвижен, снимаю беззвучным затвором фотоаппарата.
Пожалуй, такие моменты самые яркие, незабываемые, происходит как бы единение с ними, и я смотрю их глазами, слышу, чувствую и насторожен так же, как они
Коптера боятся практически все дикие животные, пожалуй, кроме моржей. Поэтому я использую легкие модели, специальные пропеллеры, которые снижают децибелы, близко не подлетаю, а полет выполняю плавно, не делаю резких манипуляций, ведь именно в это время коптер наиболее слышен.
При миграции одна из больших проблем еще в том, что собак на Севере не принято привязывать, а летом белковой пищей их практически не кормят, они вынуждены сами добывать питание. И вот идут олени — собаки за ними гоняются, ловят малышей, и это не единичные случаи. Они организуются, ждут на берегу. Я сам наблюдал — плывет важенка с малышом, переплывает и начинает бежать вдоль берега, а из-за склона только ее голову видно, и я не понял, чего она так быстро бежит. Смотрю, а она — в воду и поплыла обратно, малыш за ней. И тут две собаки бегом за ними: одна — за самкой, вторая — за малышом. Оказывается, они сидели в кустах. Собаки гнали их полтора километра обратно по воде — важенка смогла выйти на берег и убежать, а малыша собака поймала, но не посреди реки, а метрах в 5-10 от берега. Я все видел через телеобъектив фотоаппарата, но ничего не смог бы сделать — это около 1,5-2 километров от меня, и на тримаране мы бы не успели отогнать их.
Собаки встречаются постоянно, некоторые уже одичавшие, видели их за 30-40 километров от ближайшего поселка. Они не только охотятся за малышами, но и пугают оленей. И тогда олени вынуждены возвращаться и переплывать реку в обратном направлении, а у телят нет никаких шансов доплыть обратно, ведь ширина реки иногда бывает до трех километров
Телята выбиваются из сил и получают переохлаждение. Почему собаки не привязаны, никто за этим не следит и никого не наказывают, есть же закон? Ну хотя бы во время миграции в поселках можно навести порядок?
А ваша работа как-то может помочь оленям?
Я общался с учеными в прошлом году, когда моя экспедиция закончилась и я пришел в Хатангу. Ученые, которые вешали ошейники, два или три года занимались учетом оленей — они использовали небольшой самолет, фотографировали на Таймыре сверху по определенной методике, а уже затем обрабатывали и считали оленей по снимкам. Летали до гор Бырранга, это самые северные горы в мире. Там в предгорьях олени паслись.
Фото: Михаил Вершинин
Ученые насчитали около 360 тысяч оленей. Для полного понимания они учитывают возрастной и половой состав, это тоже очень важно. На снимках с высоты — что самец, что самка, что маленький — не отличить: точка-точка-точка, ни рогов не видно, ничего. В той местности, где я снимал, им тоже было важно узнать процент самцов, самок и малышей. Они обращались ко мне, чтобы посмотреть фото. Правда, я этим не был изначально озабочен, потому что для меня важна фотография с художественной стороны, а не техническая. Я с удовольствием поделился и рад, если мои наблюдения чем-то помогли.
По какому маршруту вы шли в этом году?
Из Красноярска мы летели в Хатангу, три часа перелет. Это не город, но крупный поселок. Далее шли вверх по рекам Хатанги и затем по Хете, конечной точкой стал Карго, когда-то там был поселок. А потом поднимались по реке Маймеча — это горная река, начало берет на плато Путорана. В итоге прошли более тысячи километров, путешествие длилось месяц: мы прилетели 24 июля и 24 августа вернулись.
Почему именно тримаран? Насколько это удобно и безопасно?
Раньше у меня был опыт хождения на таком судне, оно было меньше по размерам и имело некоторые недостатки. В 2016 году, если смотреть по карте, мы от поселка Хатанга прошли, огибая полуострова Таймыр, через мыс Челюскин, самую северную точку Евразии, и пришли на Диксон. Шли по морю Лаптевых, Карскому морю. Это заняло 45 дней. После этого возникла идея сделать такое судно, чтобы было надежно и достаточно комфортно путешествовать и ни от кого не зависеть. Сделал проект, изготовили в Красноярске. Получилось судно 9 метров длиной, шириной 3,2 метра, три гондолы в каждой по две камеры, снизу забронировано, дюралевая рама, два двигателя по 30 лошадиных сил. Сверху палатка, в ней два отделения — спальный отдел и кают-компания, где можно есть, отдыхать, пережидать непогоду.
Фото: Михаил Вершинин
Путешествие происходит в Арктике, за полярным кругом и в суровых климатических условиях Крайнего Севера: три месяца зимой там — полярная ночь, и четыре месяца летом — полярный день. Такое судно подходит для Севера — в позапрошлом году на этом судне ходили в море Лаптевых, снимали белых медведей, моржей, овцебыков, оленей, всевозможных птиц, птичий базар. В море были и шторма, и дожди, и туманы — всегда можно зайти в палатку. Где захотел, там и встал — не надо искать место для палатки, что бывает сложно. Можно причалить к берегу, а можно и просто якорь бросить, если из-за мели к берегу не подойти. На Севере бывают такие отливы, что ты утром проснулся, а до моря 800 метров — вода из-за отлива упала, и ждешь, пока не наступает прилив. Тримаран — дорогое удовольствие. Финансово помогали друзья — Борис Протопопов, Сергей Галанин, Наталья Силиванович, Сергей Елизаров. Из них два Сергея согласились быть помощниками в этой экспедиции и разделили всю участь фотопутешествия, за что я им безмерно благодарен. Есть желание на судне еще года два поработать и поснимать миграцию. Считаю результат хорошим, но тема пока не раскрыта.
Вдоль рек, по которым мы шли, расположены четыре поселка, живут в них по 150-180, максимум 200 человек. Магазинов там нет, и мы покупали продукты на месяц в Хатанге. Сергей Галанин из Перми, с ним мы знакомы еще со времен скалолазания, сейчас он увлечен рыбалкой, нас рыбой обеспечивал. Сергей Елизаров очень вкусно готовил и выполнял роль кока, из щук и окуней варил уху, жарил, делал гриль, котлеты. На Севере щука считается сорной рыбой, там ее не едят — они сетями что получше ловят, но нам хватало. Хочется отметить, что местное население очень гостеприимно, при любой возможности угощают свежей рыбой, юколой, иногда олениной, морошкой, охотно делятся информацией, всегда готовы прийти на помощь.
Здесь другой мир, другие ценности. Отношение друг к другу — на первом месте, такое в цивилизации сейчас не часто встретишь
Фото: Михаил Вершинин
За успешную фотоэкспедицию благодарен тем, кто оказал помощь: Красноярскому краевому отделению Русского географического общества — отправило судно из Красноярска в Хатангу, после экспедиции разместили нас в гостинице; администрации Хатангского морского порта — оказывает на протяжении нескольких лет всевозможную помощь, транспортирует и берет на хранение тримаран; компании «Таймыр Тревел», друзьям и всем причастным в той или иной степени.
Помогали все, к кому обращался, это дает силы идти к цели и продолжать авторский фотопроект «Дикий мир от Монголии до Северной Земли» с целью издания фотоальбома с одноименным названием.