Философиня Елена Григорьева, живущая в эстонском городе Тарту, ранее называвшемся Дорпат, ранее называвшемся Юрьев, сообщила на днях в своем блоге, что в сговоре с мужем переименовала кошку Фанни Каплан в Надежду Константиновну Крупскую. "Наутро, - пишет Григорьева, - кошку пожалели и переименовали из Надежды Константиновны Крупской в Инессу Арманд. Кошка осталась довольна".
Философа от простого смертного отличает точность формулировки критерия истины. Гегель считал этим критерием противоречие, Маркс – практику. Елена Григорьева безошибочно определяет критерий истины новейшего времени: самочувствие нарекаемого. Тут все как с древнейшим суеверием: как вы яхту назовете, так она и поплывет. Что уж говорить о целых социальных слоях. Примечательное совпадение: в этот же день другой и знатный блогер – Антон Носик – опубликовал в своем журнале призыв найти новое название для весьма интересной, хотя и крохотной, социальной группы современной России – так называемых дауншифтеров.
Говоря предельно кратко, дауншифтинг (от английского downshifting, букв. "переход на более низкую передачу") это сброс темпа и сознательное снижение высокого уровня жизни ради повышения ее качества. Люди, не способные на дауншифтинг из-за нехватки средств, видят в дауншифтерах снобов, которых тошнит от собственного снобизма. Не дожидаясь, когда британские ученые(TM) откроют для них вечный противорвотный эликсир, дауншифтеры переходят с кокса на коноплю, с бентли на фиат-панда, вместо биржевых сводок начинают интересоваться древней историей или музыкальной психотерапией.
Сами дауншифтеры считают себя интеллигентными людьми – в западном, а не в советском понимании. Они, может быть, не претендуют на знание смысла жизни, но твердо знают, что такой смысл все-таки существует. Вырвавшись из беличьего колеса для тигров, они сознательно делают шаг навстречу этому высшему смыслу. Не стану гадать, позиционирует ли себя как дауншифтера сам заказчик, если тендер на новое слово он размещает в своем ЖЖ. Тендер сложный. Заказано два слова: одно должно заменить "громоздкий и глупый американизм" на что-то легкое и отечественное. При этом в тени искомого слова должна быть и его умная противоположность. Надо как-то обозначить и возможный процесс возвращения дауншифтера из добровольного отшельничества в Гималаях в хорошо протопленный пентхаус где-нибудь у Никитских ворот. Понятно, что "апшифтинг" тоже не подходит. А в ходе разговора выяснилось, что слова нету, потому что реальности такой нету. Дауншифтеров полно, апшифтеры не просматриваются. Ну ладно, ищем замену одному дауншифтеру.
Продравшись сквозь не менее громоздкие, чем сам ненавидимый заказчиком термин, американизмы и нижегородизмы вроде "изиливинга", "сайдстепа", "нэйчербэка", "факоффинга", "внеслужбинга" и "деконторинга", я снимаю шляпу перед автором эксперимента.
Признанный лидер броуновского движения вызвал к жизни настоящую волну народного творчества. Там было все: мощные, прямо солженицынские "вольнохлебничество" и "вольнохлебники", умные и сжатые описания, от "остановки гонки" до "свидетелей Юрьева дня", от "дворник свободнее любого олигарха" до "Диогена" с его бочкой и "Диоклетиана" с его капустой. Но сквозь все это культурное богатство пробился главный вывод коллективного разума, честно искавшего замену несимпатичному слову: берите дауншифтинг, мужчина.
Мы не зря присвоили его себе, отобрав у чванливых англичан. Вон, некоторые из них сами говорят, что в таком богатом значении его по-английски и не юзают вовсе. Дауншифтинг – это совершенно новое социальное явление. Не было его в советское время. В России же у него и вовсе своя окраска. Ведь здесь неуемная, безразмерная алчность и повальная вороватость может быть удивительным образом сплетена с глумливым и агрессивным нестяжательством, не вызывающим особого доверия. Возможно, поэтому офисный планктон так и уцепился за этого дауншифтера, что тот позволяет ему несильно, но все же кольнуть идеологического нестяжателя, тонкую прослойку зажиревшего класса – до того зажиревшего, что начал уже и всем остальным прописывать диетическую скромность. Первыми-то слово произнесли, конечно, сами дауншифтеры. Ну, слово не воробей, ребята, в России живете. Теперь важно главное: коллективный ономатет – офисный народ, пользовательская масса, очевидно, принял этого самого дауншифтера. Никакое другое слово – от "обломовщины" до "свободы" – не сравнимо по точности попадания с этим перворожденным заимствованием. Оно, может, и тупое, и длинное, и с мороза трудно выговаривается, но у него ведь и означаемое – не фламинго.
Лет тридцать назад писатель Владимир Солоухин предложил соотечественникам отказаться от ужасных обращений "женщина" и "мужчина", которые тогда еще только входили в обиход. Солоухин не стал объявлять тендера и сам принес со склада народной мудрости отличные слова "сударь" и "сударыня". Он написал большую статью в одном из тогдашних ЖЖ-сообществ, кажется, в "Литературной газете". Народ ответил на это трамвайной хохмой:
- Сударыня, вы сходить-то будете? Чего стоите, как телка недоенная?
- Да какая я тебе сударыня!
А сказал бы "женщина", и пошла бы как миленькая на выход. Пока еще в России людей, знающих имена Фанни Каплан, Н.К.Крупской и Инессы Арманд, в десятки тысяч раз больше, чем людей, знающих слово "дауншифтинг". Но ведь число тех, кто мгновенно различает среди спутниц Ленина ту, которая его любила, ту, которая его терпела, и ту, которая его, согласно официальной версии, подстрелила, стремительно сокращается.
Почему же философская кошка из Тарту после короткой заминки все-таки получила то, чего не смог, так сказать, продолбить для дауншифтера его влиятельный покровитель? Потому что носитель языка не выбирает себе слово по вкусу, как шляпу в магазине, юзернейм или кличку для любимого, но бессловесного животного. Так и остаются пока в обиходе "мужчины", "женщины" и "дауншифтеры".