Злоупотреблять выражением "двадцать первый век" начали еще в конце века двадцатого. Особенно у нас в стране, где строительством светлого будущего для всего человечества занимались аж с 1917 года. Одна моя радикальная одноклассница в середине 1960-х отзывалась на недовольство ее поведением со стороны пожилой общественности так: "Гляди, бабка (или дед), в комунизьм не возьмем!" Угроза действовала безотказно: общественники, знавшие, что могли означать такие дискуссии в недалеком прошлом, ретировались, чтобы не вляпаться в политическую историю. Тем более, что коммунизм тогда намечался на 1980 год. Как бы то ни было, а 21-век начался не только без надежды на коммунизм, но и без советской власти.
И вот, на рубеже прошлого и текущего столетий возникло несметное множество фирм, журналов, издательств, в названии которых так или иначе замелькал этот самый XXI век. От него многие ждут инноваций, если кому-нибудь не нравятся слова новизна и обновление. Несколько дней назад на форуме, посвященном десятилетию портала Грамота.Ру, довелось мне послушать рассказы издателей словарей, внушавших аудитории, казалось бы, очевидную мысль: двадцать первый станет веком заката книжной культуры, какой мы ее знали последние пятьсот лет. Особенно, говорят, словари бумажные никому уже не будут нужны. Какой словарь сравнится по богатству с "Мультитраном" или с переводческой машиной "Гугла"?
И все-таки книга не умрет, как не умер театр после изобретения кино, а потом вместе с кино пережил и создание телевидения. По одной-единственной причине. Книга – это тело. И текст, в ней напечатанный, - татуировка на этом теле, а вместе с читателем – его душа. А электронная книга - лишь носитель текста, которого на самом деле одномоментно нет нигде. Вернее, он, конечно, есть. Но только виртуально – там, где телесность не имеет значения. А нас-то с вами только оно и интересует, одушевленное тело!
Вот у меня перед глазами книга. Большая книга, вышедшая в тбилисском издательстве "Мерани" в 1978 году. Переводы с грузинского Бориса Пастернака и Николая Заболоцкого, Арсения Тарковского и Павла Антокольского, Беллы Ахмадулиной и Евгения Евтушенко. Откуда она у меня? А вот откуда. В начале ноября 2010 года я торопился под дождем на электричку. Смотрю – какие-то мужики выгребают из мусорного контейнера книги. И грузят в тачку. Десятки книг. Все больше поэтические сборники. Оказалось, что это была выкинутая кем-то на помойку библиотека поэта Виктора Федоровича Бокова (1914-2009). Десятка полтора поэтических сборников и мне удалось рассовать по карманам и запихнуть в портфель. Но дождь усиливался, и я был даже рад, когда на обратном пути не увидел контейнера на месте: целлюлозно-бумажное месиво увезли.
А большую книгу Карло Каладзе в черно-белой суперобложке я спрятал под пиджак. Потому что в юности был знаком с этим замечательным поэтом: тучным, с львиной гривой. Я слышал его голос. А читателям этой колонки лучше известен Виктор Боков: никто не обязан быть поклонником поэта, но отрицать, что его стихи про оренбургский платок или про молодого моряка, который едет на побывку, стали народными песнями, невозможно. Поэт умер 15 октября 2009 года. И вот ровно через год и две недели наступил, так сказать, его двадцать первый век. Тот самый, когда книги больше не нужны, потому что все можно скачать, найти, перелистать.
Кроме дарственной надписи на титульном листе: "Замечательному поэту и замечательному человеку Виктору Бокову в знак взаимной дружбы. Карло Каладзе. Диоскурия, 1980".