Несмотря на то, что я родился и вырос в Москве, я ни разу не был в Мавзолее и Большом театре. Не могу сказать, чтобы меня сильно это расстраивало (особенно первый факт), но рано или поздно пробел с Большим театром надо было восполнить. Открытие исторической сцены после огромного количества скандалов вокруг ремонта театра и премьерной постановки "Руслана и Людмилы" было для этого хорошим поводом.
Скажу больше, в опере я тоже никогда не был. Соединить первое посещение оперного спектакля с первым походом в Большой театр показалось мне прекрасной идеей. Одно дело читать рассказы про отсутствие в Большом бронзовых ручек и наличие папье-маше вместо лепнины, и совсем другое - увидеть это своими глазами.
Ручек я не видел. Лепнина была, но восхищения она не вызывает - как и общее убранство Большого театра. Видно, что на ремонт потратили много сил и денег, но это не поражает. Люстры сверкают, бесполезные телевизоры в фойе показывают что-то безмолвное, туалетные кабинки закрываются через раз. Не знаю, что было здесь до реконструкции, но сейчас это не вызывает никаких восторженных эмоций. Отрицательных, впрочем, тоже. Как в том анекдоте: "Бедновато у вас. Но чистенько!"
Но главное, это конечно, не туалетные кабинки - не о них же будешь рассказывать внукам через 50 лет. Побывав на премьере чего угодно, ты становишься частью культурного События, а в Большом театре и подавно. Конечно, я слышал, что нынешняя постановка "Руслана и Людмилы", открывающая историческую сцену после реконструкции, вызвала неоднозначную реакцию в культурных кругах своей современностью. Но для того, чтобы относить себя к культурным кругам, надо хотя бы изредка читать соответствующие разделы сайта Openspace и газеты "Коммерсантъ", чего я не делаю. Поэтому заранее представить себе, почему эта опера вызвала скандал, я не мог.
Зато теперь представляю - и еще как! Заядлые театралы могут смело пропустить следующие абзацы, не претендующие на художественную критику. Но для читателя, лишь смутно представляющего, что такое "Руслан и Людмила" в 2011 году, объясню.
Когда ты идешь в Большой театр на классическую оперу Глинки, ты ждешь изнурительного пятичасового представления, которое должно духовно тебя возвысить (иначе зачем туда вообще идти?). Ты не ждешь на сцене двух плазменных экранов. Не ждешь, что на свадьбе главных героев появится оператор, который будет снимать происходящее, как обычную московскую свадьбу. И уж конечно, ты не ждешь, что Руслан будет одет в джинсы и куртку-аляску.
И вот тут начинается внутренняя борьба - ты вроде бы сидишь в жутко знаменитом месте в окружении настоящих ценителей оперы, слушаешь великолепное пение, но на сцене происходит что-то совсем странное. Одетый в кожанку Фарлаф заигрывает с Наиной, раздеваясь по пояс и поливая себя из пивной бутылки. В волшебном саду почти голые девушки играют радиоуправляемым вертолетом (на заднем плане то ли окно, то ли плазма с футболом - разобрать сложно). Дворец Черномора оказывается больничной палатой, по которой бегают уже совсем голые девушки (их, правда, немного). Людмиле делают массаж, причем главный массажист - накачанный мужчина с голым торсом, танцующий некое подобие лезгинки. Черномора вообще нет. Странно, правда?
Действительно, представление выглядит очень странно, но неприятие это вызывает лишь при упертой ненависти ко всему современному. И чувство ненависти - это третья эмоция после удивления и восторга, которая наполняет Большой театр во время исполнения "Руслана и Людмилы". Часть зрителей после первого же действия начинает свистеть и кричать "Позор!", "Вон из Большого!", "Это опера!", другая часть отвечает им не менее громким "Браво", третья вообще кричит "Россия, вперед!". И это выглядит не менее странно, чем происходящее на сцене - к концу оперы создается впечатление, что ты на футболе, разве что уважаемая публика не кидается стульями и не зажигает файера. Понятное дело, что часть недовольных могут быть подсадными персонажами, но факт в том, что своими криками они подначивают и других - обычных - зрителей.
И вы знаете - чувство негодования против людей, выкрикивающих во время исполнения арии "Позор" или свистящих артистам на поклоне, заставляет принять эту постановку такой, какая она есть. Имеет ли такое прочтение "Руслана и Людмилы" художественную ценность? Упаси меня боже судить об этом. С моей точки зрения, театр не является чем-то священным, для меня это в первую очередь место, куда люди идут за развлечением (сложным, но все же развлечением). Таким он был всегда - и сомневаюсь, что реакция публики на прижизненную постановку оперы Глинки чем-то отличалась от того, что увидел я.
Люди идут в театр в первую очередь за эмоциями. Спорная постановка "Руслана и Людмилы" дарит их немало - и мне жаль зрителей, не дождавшихся конца представления из-за того, что эти эмоции были негативными (а это как минимум треть зала). Для меня эти эмоции были исключительно положительными - и благодаря прекрасной музыке, и благодаря шокирующему антуражу, и благодаря тем самым возмущенным зрителям. Может быть, благодаря им - в первую очередь.