Проблема казни в средней полосе О перевоспитании, каре и экономической целесообразности
Министр внутренних дел Владимир Колокольцев в интервью телеканалу НТВ выступил за смертную казнь. Ведущий «Итоговой программы» Кирилл Поздняков аккуратно подвел Колокольцева к этой теме и спросил, что он как частное лицо может сказать по поводу убийств двух школьниц — в Набережных Челнах и в Иркутской области. Ну, тот и сказал.
«Я боюсь навлечь на себя гнев противников смертной казни, но если [бы я говорил] как не министр, а простой гражданин, я не видел бы ничего предосудительного в ее возрождении для подобного рода преступников. Для таких нелюдей, для лиц, которые совершают террористические акты с многочисленными жертвами, я считаю, что смертная казнь — это нормальная реакция общества на свершившиеся акты».
Позиция главы МВД по-человечески понятна: мало кому выдалось увидеть столько грязи и зверств, как генерал-лейтенанту Колокольцеву. Его мировоззрение в восьмидесятых формировалось Афганистаном, в девяностых — расследованием деятельности ОПГ, в двухтысячных — руководством по борьбе со все той же организованной преступностью.
Колокольцев — первый с 2001 года руководитель МВД с ученой степенью в области юриспруденции (предыдущим был Рушайло — тоже доктор юридических наук). Он защитил диссертацию по теме «Обеспечение государственных интересов России в контексте концепции национальной безопасности» и, что неудивительно, выступил там ультраконсервативно.
В частности, в диссертации он признавал за государством право на смертную казнь и считал слабой стороной крайнего либерализма чрезмерное преувеличение прав личности. Вероятно, поэтому из кары и перевоспитания, двух базовых целей уголовного наказания, он выбирает первую. И не только он — силовики традиционно выступали за отмену моратория на смертную казнь. И тут есть маленькая деталь, которую редко проговаривают.
Обычные россияне обсуждают вопрос о смертной казни на эмоциональном уровне: а если он убил девочку? А если двух девочек? А если взорвал вагон метро? А если два вагона? Другими словами, сколько людей надо убить, чтобы желание линчевать можно было переадресовать чиновникам?
Министры, депутаты и другие мужи понимают, что при решении любых вопросов надо блюсти государственные интересы, а не рефлексировать. Поэтому иногда прорываются реальные причины нежелания признать любую жизнь, даже жизнь преступника — священной.
Одна причина — дороговизна пожизненного содержания преступников. В 2007 году один день условного Ивана Денисовича обходился государству где-то в 10 долларов, а 15 лет его проживания на зоне — в 50 с лишним тысяч. По данным на начало 2011 года, в России сидело 819 тысяч человек. То есть ежегодно на зеков тратится около трех миллиардов долларов.
Другая причина в том, что на моратории на смертную казнь настаивали не российские граждане, а европейские власти. Запрет смертной казни государственными умами (в том числе депутатскими) воспринимается не как благо, а как очередной прогиб под мировое сообщество и демократических цивилизаторов. Нет абсолютно никакого понимания необходимости отмены смертной казни.
Есть и третья причина, может быть, самая важная. Смертная казнь — замечательный кнут и высокоэффективный пряник.
Высшей мерой наказания удобно пугать кого угодно в зависимости от обстановки. В разное время обсуждалась смертная казнь для наркодельцов, педофилов, террористов и так далее. Это кнут.
Те 60 процентов россиян, которые, по данным опросов, выступают за смертную казнь, с чувством глубокого удовлетворения раз за разом поддерживают идею узаконенного убийства еще более широкого круга граждан. Это пряник.
Тот же факт, что смертная казнь является предметом политического торга и экономических оценок… Это финиш.