О Дарах волхвов много писали все, целую неделю. Ученые пытались разобраться в качестве и времени подделки. Кто-то высмеивал людей в очереди, готовых десять часов стоять на морозе ради сомнительного артефакта. Многие клеймили сам облик очереди — собаки, загоны, конвой, короткие перебежки. Иные гневались на остроумцев и скептиков. Такую великую святыню привезли! Словом, всей стране было чем заняться.
На мой взгляд, там было то, что важнее подлинности артефактов и важнее веры в нее; но этого никто не заметил. «Подход к снаряду» после нескольких часов на морозе, а там, у Даров, специально обученный служитель, словно рабочий на конвейере, прикладывал головы явившихся к ларцу. Как бы предполагалось, что паломник от наплыва чувств сам поцеловать стекло не в состоянии. Либо замешкается, либо запутается, либо возгордится. Поэтому надо отработанным движением длани пригнуть его к объекту.
Может, в этом и есть истинное смирение. Вот поп — проводник смирения. Пусть и временно запрещенный в служении, но все же батюшка Иван Охлобыстин. Который хочет людей живых делать мертвыми посредством сжигания. Бывает такое — христианство проступит прямо на языке чирием. Удивительно не это, а реакция сначала президента «Евросети» (и бывшего начальника Охлобыстина) Александра Малиса, который, прямо скажем, даже обрадовался скандалу по принципу «все, что не некролог, — пиар». А потом, когда о. Иоанн все же не вынес «угроз содомитов» и уволился, обрадовался его новый начальник — господин Ярошенко, генеральный директор компании «Баон». Потому что, видите ли, ценности его компании совпали с семейными ценностями креативного о. Иоанна.
Одновременно с этими двумя громкими то ли чудесами, то ли чудесными скандалами по-тихому дали шесть лет человеку, который совершил имущественное преступление. На довольно крупную сумму. Но, наверное, все-таки не такую крупную, чтобы приговаривать его к смерти в муках. Владимира Топехина во время предварительного заключения парализовало — он вообще не владеет нижней частью тела. Известно, как он лежал в СИЗО, где памперсы запрещены. Известно, что проверяли, не симулянт ли он — для этого раздели догола и кололи иголками. Когда Топехина несли в суд, его бросали на пол, чтобы освободить руки и открыть дверь; били головой о лестницу. Он кричал — и это очень злило тех, кто вынужден был нести беспомощное, дурно пахнущее, месяцами немытое тело.
Из автозака Топехина выгрузили на землю в одной пижаме. И там оставили. А потом уронили еще раз. Да так, что в сознание он пришел на вторые сутки. Я твердо уверена, что если эти люди так ненавидят Топехина… Им лучше его приговорить к расстрелу на месте. Безусловно, это намного гуманнее. Очнувшись на земле после удара, без ног, я бы точно мечтала о таком чуде, как пуля в голову.
Эти три события крепко между собою связаны — как три головы одного дракона, который вылупился из нашей земли давным-давно, но в наши дни достиг невиданного размера. Демона привычки к унижению — и привычки быть униженным. Поэтому нам так легко стоится в очереди к мертвому золоту из чьих-то закромов. Поэтому нам так трудно увидеть живого человека. Я бы не удивилась, если бы узнала, что кто-то из измывавшихся над Топехиным в свободное время прикладывался к модной реликвии. Чем логично завершил бы круговорот чудес.