Скандал недели: певицу Кешу (которую все знают, но никто не слушает) десять лет насиловал ее продюсер, некто Доктор Люк.
Кеша подала на него в суд (спустя 10 лет), проиграла (она хотела разорвать контракт), но в результате Люк все-таки освободил ее от обязательств.
Суть иска была в том, что с самого начала этот продюсер заставлял певицу «принимать наркотики и заниматься с ним сексом». А потом Кеше это надоело.
История вызвала массу споров.
С одной стороны, Кеша вроде бы жертва. А о жертвах — либо хорошо, либо никак.
До сих пор из ничего может вспыхнуть драка на тему victim blaming — осуждения жертв: «сама виновата», «нечего ночью шляться», «а чего хотела — юбка едва трусы закрывает», «она его провоцировала».
С одной стороны, все это очень, очень плохо. В патриархальном обществе жертву, правда, принято осуждать. Спасибо, что камнями не закидывают и не выгоняют за черту поселения.
Но одно дело, когда ты лежишь с мужчиной в постели, и вы уже даже стали единой плотью, но он делает что-то не так, или просто тебе разонравилось, и ты говоришь «перестань!», а он не останавливается. Уже были яростные споры на эту тему, и вроде бы все пришли к мнению, что это все-таки изнасилование, и потому Ассанж уже столько лет вынужден скрываться от шведского правосудия.
В последние годы мнение было такое: женщина всегда права. Жертва всегда права. Если появляется слово «изнасилование» — тут уже никто не разбирается, все осуждают мужчину и все выступают за женщину.
Но сейчас появляется новое движение — против так называемой «положительной дискриминации». Это уже постфеминизм, постсексизм, пострасизм.
Если черного (или гея) берут на работу только потому, что он черный (или гей), — это ущемляет права всех остальных. Наглядный пример — «оскаргейт», скандал, разгоревшийся из-за того, что очень мало черных актеров в номинациях. Отдельные люди хотели, чтобы премию давали только за цвет кожи, что уже, конечно, полный бред.
Кеша из бедной семьи, отца не было, мать получала пособие. В 18 лет она подписала контракт с Доктором Люком. И тут же, по словам Кеши, начались его домогательства. Такое могло быть.
Но вот есть уже взрослая (по закону) женщина. Есть взрослый мужчина. Он говорит: «Давай спи со мной, или ничего у тебя не будет».
Мы верим, что девушку можно запугать. Можно подавить ее волю. Такое случается.
Но всем было 18 лет, и, наверное, каждая была в схожих обстоятельствах. Приходишь устраиваться на работу, а тебе предлагают выпить вина, а потом тащат в постель. В институте, где я училась, некоторые девушки из группы спали с преподавателем черчения ради хорошей оценки.
В свои восемнадцать я ушла из отчего дома, денег у меня не было. Да, я пару раз сталкивалась с такими предложениями. Но в этой ситуации всегда есть возможность такого человека ударить, пожаловаться на него, укусить, рассказать прессе (если ты знаменита хоть немного). Но будем честны — если женщина мечтает о славе, о деньгах, то она не так уж редко спит с мужчинами ради того, чтобы добиться желаемого. И эта сделка — абсолютно сознательный выбор.
Тебе могут предложить любую мерзость, но если тебя к ней не принуждают физически, а ты соглашаешься, то виноваты оба. Это честно.
Есть, конечно, особые случаи. Например, когда владельцы тех же ларьков и маленьких магазинов под угрозой увольнения заставляют своих сотрудниц-мигранток заниматься с ними сексом. Эти женщины совершенно бесправные, у них под ногами горит земля, они нищие, и у них два варианта: либо спать с начальником, либо — уйти и зарабатывать на жизнь проституцией.
Но современная американка, защищенная системой, с родителями неподалеку — совсем другое дело. Разве ее можно считать жертвой насилия, если она ради успеха готова спать со своим патроном?
Конечно, общество слишком долго оправдывало изнасилования (прямые или косвенные). Многие женщины слишком хорошо знают, что такое жить с тираном — человеком, который умело принижает твою самооценку, превращая тебя в запуганное покорное создание.
Но все же справедливость и месть — разные понятия.
Сколько женщин сейчас могут обвинить мужчин в том, что те склоняли их к сексу за роль в фильме, за повышение по работе, за машину, в конце концов? Да все! И те, что согласились, едва ли могут винить в случившемся кого-нибудь, кроме себя. Иски, поданные против обидчика спустя десятки лет, никак не докажут другим женщинам, что нельзя спать за разные ништяки, что надо добиваться всего честно.
Если на кону не жизнь твоих детей, а всего лишь мировая слава, то как можно назвать изнасилованием секс ради грандиозного успеха?
Пусть сейчас еще Меланья Трамп (условно, просто как образ) подаст иск против Дональда Трампа — мол, он был такой богатый, что мне пришлось заняться с ним сексом, потому что невозможно удержаться от соблазна, я так хотела все эти шубы и бриллианты.
Плохо, что женщины используют сексизм ради выгоды: не сделаешь как я скажу — обвиню в изнасиловании.
Это все обесценивает.
Одна из самых популярных кантри-исполнительниц Тейлор Свифт подарила Кеше в знак утешения (после того, как она проиграла суд) 250 тысяч долларов. Наверное, Свифт, которая в шоу-бизнесе с юности, понимает, сколько раз девушка получает намеки на то, что дядю-продюсера надо бы удовлетворить сексуально.
Но это просто цеховая солидарность, а не борьба против сексизма.
Борьба — это не соглашаться использовать свое тело ради выгоды. Даже если ты не получишь именно здесь, именно сейчас того, к чему стремишься.
Можно, конечно, и соглашаться, и использовать — но потом не надо никого обвинять в сексизме. Постулат «мужчина всегда виноват» — это уже вчерашний день, антифеминизм и антиравенство полов. Это вообще сексизм наоборот. И меньше всего хочется жить по таким принципам.