В наше время, когда участились обращения «наверх» (правда, почему-то не к Богу, а к начальству) с требованиями запретить произведения литературы и искусства, якобы оскорбляющие чувства верующих, хотелось бы, хотя бы на несколько минут вернуться к бытовому здравому смыслу и проанализировать, что же происходит на самом деле и как нам излечить хроническую национальную болезнь доносительства.
Пока мы еще не провозгласили православную монархию, мы живем в многонациональной (точнее, полиэтничной) стране, где традиционными являются самые разные вероисповедания — от якутского эпоса Олонхо (признанного ЮНЕСКО культурным достоянием человечества) и марийской традиционной религии, носители которой отказываются называть ее язычеством, до мировых религий буддизма, ислама и различных христианских конфессий. Логично предположить, что каждая из религий и конфессий будет считать оскорблением своих чувств разные вещи.
Наиболее яркий, хотя и намеренно бытовой, пример в этом плане — обычаи купания на общественных пляжах. На юге Индии в Тривандруме местные женщины, как и положено, входят в воду в балахонах, прикрывающих их с головы до пят, а рядом западные туристки загорают и плавают в бикини. Во Франции блюстители национальных традиций оставляют в покое соотечественниц, загорающих топлес, но запрещают буркини — изящные купальные костюмы, прикрывающие все то, что не должны показывать посторонним мужчинам мусульманки. Российские отдыхающие в исламской Турции гуляют по пляжу в стрингах, обнажающих попу, но не позволят себе ни в Турции, ни на Родине публично снять верхнюю часть купальника. Представьте, сколько вариантов оскорбления чувств верующих нам предлагает современная индустрия туризма, даже в рамках одного государства!
Проблема здесь, конечно, есть. В публичном пространстве, на улицах и площадях, надо учиться соблюдать традиционные культурные нормы, как правило, консервативные. В эфирном бесплатном телевидении, которое приходит в дома к людям нередко без приглашения, устанавливаются значительно более жесткие рамки, чем, скажем, в кино, театре или на платных нишевых каналах. Есть и возрастные рекомендации для СМИ как по возрасту, так и по времени вещания, и ограничения, которые могут устанавливать родители для своих детей. Принципы здесь вроде ясны, а границы дозволенного в разных странах и на разных континентах могут быть весьма различными.
Меня же больше интересует другое: почему отдельные социальные, культурные или религиозные сообщества стремятся распространить свои правила на общество в целом даже в тех случаях, когда речь идет не о детях, а о взрослых людях и произведениях, не выставленных в публичном пространстве, а показываемых в кино, выставочных и театральных залах, продающихся в магазинах или хранящихся в библиотеках, доступ к которым принципиально доброволен? Ведь здесь есть другие проверенные временем механизмы воздействия на общественное мнение и практическое поведение аудитории искусства. Если какое-нибудь произведения тебя оскорбляет или шокирует, ты имеешь полное право его не смотреть, не слушать или не читать. Если ты не хочешь, чтобы это делали другие, незачем запрещать, обнародуй соответствующие рекомендации. Заодно ты узнаешь, сколько у тебя единомышленников и каким влиянием обладает твое мнение или, специально для православных активистов, твоя конфессия.
В свое время католическая церковь регулярно публиковала в своих изданиях рекомендации верующим по всему текущему кинорепертуару. Если не ошибаюсь, делалось это по пятибалльной системе и напоминало современную систему возрастных ограничений, от тройки (фильм для любой аудитории) через четверку (только для взрослых) до пятерки (смотреть строго запрещено). Существовала еще градация 4+, куда попадало большинство крупных произведений киноискусства, — смотреть не рекомендуется.
В течение десятилетий эти и им подобные рецепты настолько серьезно влияли на коммерческий успех фильма, что киноиндустрия занялась самоцензурой, откуда и появился пресловутый «Кодекс Хейса». Потом ситуация на Западе изменилась, запрет церкви превратился в хорошую рекламу и Католический киноцентр от рекомендаций отказался.
Какой-же окажется ситуация у нас, если от офицерских и молодежных заслонов мы перейдем к цивилизованным способам воздействия на художественную жизнь общества? Насколько более 90 процентов населения страны, объявляющих себя верующими (правда, разных религий), будут прислушиваться к своим пастырям, выбирая фильмы, сериалы, выставки и концерты?
Ведь не так давно те же 90 процентов объявляли себя атеистами, продолжая крестить детей и освящать куличи на Пасху. И сегодня среди православных верующих всего максимум пять процентов воцерковленных, то есть выполняющих предписания и обряды. Как они поведут себя по отношению к сфере досуга, где человек по определению свободен? Разного рода активисты не без оснований подозревают, что поведут они себя неправильно, отсюда и обращения в прокуратуру, к законодателям и исполнительной власти.
У нас пока есть одно преимущество перед Исламским государством (запрещенная в России террористическая организация — прим. «Ленты.ру»), где огнем и мечом насаждается архаическая версия мусульманства, — мы можем перейти от нелепых запретов к изучению культурных сообществ и с помощью социологов и культурологов узнать, что и как определяет реальное поведение аудитории разных видов искусства. Тогда можно будет наконец перейти к плодотворному обмену мнениями по поводу современного художественного процесса.
Однако пока — у страха глаза велики, — дабы избежать сомнений, кое-кто считает, что лучше просто запретить, а потом история все равно рассудит, и, боюсь, мы знаем как. Однако расширение той части нашего времени, которое неслучайно называется свободным, вряд ли удастся остановить запретами.