Я считаю, что объем фальсификаций на этих выборах был выше, чем обычно. И понятное дело, что в России за последние 15 лет не было полностью безупречных кампаний, фальсификации были всегда, вопрос – в их объемах. Конечно, мы не можем точно доказать, какое количество голосов сфальсифицировано, потому что нужны свидетельские показания, признания, улики. Мы можем оценивать экспертно, есть экспертные оценки. Принято считать, что в последние годы объем фальсификаций в масштабах страны в целом составлял, может быть, где-то семь-восемь, ну, десять процентов максимум. На мой взгляд, на этих выборах он был выше по целому ряду причин.

Если совсем грубо говорить, то стало меньше контроля за счет того, что стало меньше участников, исчезли одномандатные кандидаты, которые были главной силой, заинтересованной в контроле, и как раз они работали с населением наиболее детально. Кроме того, были упразднены общественные наблюдатели, сокращено количество международных. Мы понимаем, что международные наблюдатели не могли подавать иски в суд, поскольку они граждане другого государства, но сам факт наличия свидетелей являлся сдерживающим фактором для фальсификаторов.

При этом возможностей для фальсификаций стало больше по целому ряду причин. Во-первых, появились новые механизмы, такие как массовое использование открепительных удостоверений, чего раньше не было, таких как голосование лиц без определенного места жительства. Как известно, создавались специальные участки для бомжей, мотивировалось это тем, что это тоже граждане страны, у них тоже должны быть гражданские права, но проблема в том, что проконтролировать, сколько людей там проголосовало на этих участках, было невозможно. Как показывает анализ информации о нарушениях из регионов, на этих участках голосовали обычные люди, которых привозили просто автобусами. У нас был такой участок, где люди голосовали по много раз. Даже если мы формально проанализируем те данные, которые нам представил Центризбирком, мы увидим, что есть целый ряд статистических аномалий...

Если мы посмотрим даже формальные данные, то на 8 августа, когда Центризбирком опубликовал постановление об образовании территориальных групп, на которые партии могли делить свои списки, в них была указана численность, сколько в каждом регионе избирателей, то там было в целом по стране 107 миллионов. После этого в течение осенних месяцев работали со списками, убирали «мертвые души», то есть формально численность должна была уменьшаться, потому что, понятное дело, чем меньше численность, тем пришедшие будут составлять больший процент явки. Но на нескольких участках оказалось, что избирателей стало 109 миллионов. То есть откуда-то взялись, даже по старым данным, как минимум лишних 2 миллиона человек. На самом деле их появилось больше, потому что мы понимаем, что списки вычищались.

Показательно, что на некоторых участках в день голосования впервые за много лет комиссии тщательно скрывали численность избирателей и отказывались сообщать ее наблюдателям. Явка, которая раньше сообщалась каждые два часа, на этот раз давалась 4 раза в день, причем без увязки на конкретное время. То есть такое ощущение, что что-то мешало избирательным комиссиям давать ту информацию, которая раньше была открытой. При этом мы имеем дело со странными скачками численности, мы имеем при этом множество сигналов из регионов о том, что люди совершенно необоснованно включались в дополнительные списки, перевозились автобусами с участка на участок, то есть можно подозревать, что имело место многократное голосование одних и тез же лиц, и, судя по скачку численности, можно предположить, что оно составляло не менее двух миллионов человек.

Кроме того, такие технологии, как голосование, например, с открепительными удостоверениями. Количество людей, которые проголосовали по открепительным удостоверениям, по сравнению с 2003 годом удвоилось. То есть оно было примерно чуть больше полумиллиона в 2003 году и почти миллион 200 тысяч сейчас, то есть даже по формальным данным в два раза увеличилось количество проголосовавших по открепительным. При этом знаем, что люди получали открепительные по прямому приказу начальства, людей заставляли голосовать за определенную партию. Больше стало даже количество оленеводов, которые проголосовали досрочно на участках, расположенных в труднодоступной местности.

Что касается фальсификаций, фальсификации делятся на два вида. Первое – это фальсификации в процессе голосования, и второй вид – это фальсификации в процессе подсчета. Что касается фальсификаций в процессе голосования, там тоже есть как бы два главных механизма. Первое – это когда голосуют за человека, то есть это прямая фальсификация, это вброс: голосуют за тех, кто умер, кто не пришел, кто служит в армии. В принципе, чтобы проголосовать за человека, которого нет, могут быть пометки в списке. Грубо говоря, член комиссии, который выдает бюллетени, у него есть шпаргалочка с номерами, по которым можно расписаться, могут быть пометки в виде точек, вариантов очень много. А иногда бывает совсем просто, если, например, это город, где-нибудь после пяти вечера, когда шансов на то, что кто-то придет на участок, почти нет, можно выдавать бюллетень почти за любого гражданина без всяких проблем.

Для того чтобы произвести фальсификацию, достаточно, чтобы один член комиссии на участке был недобросовестный. Например, есть технологии, когда садится некий гражданин, у него паспорт вложен какой-то листочек бумажки определенного цвета, и это является паролем. Член комиссии понимает, что этому человеку можно дать бюллетень за любого. Он показывает ему строчку, тот расписывается неизвестно за кого, вписываются какие-то фиктивные данные, которые никто потом проверять все равно не будет, человек получает бюллетень и идет ко второму члену комиссии. Вот такое круизное голосование, оно очень распространено и в основном применяется в городах.

Второй механизм фальсификаций в процессе самого голосования – это так называемое голосование под давлением, когда человек формально голосует сам, но голосует не так, как бы он голосовал, если бы давления не было. Это «карусель», когда люди получают бюллетень с отметкой, а потом выносят чистый бюллетень и получают за это деньги, и происходит такой круговорот.

Это самый известный механизм. «Карусель» заключается в том, что первый член цепочки получает бюллетень, но не опускает его, а выносит с участка и продает, получает за него деньги. На этом бюллетене ставится отметку за нужную партию, за нужного кандидата. Следующему гражданину дают уже заполненный бюллетень, он приходит на участок, получает чистый, заполненный опускает урну, выносит чистый, ему платят деньги. И цепочка крутится дальше. Этот механизм называется «карусель». Он очень тяжело ловится, потому что невозможно за каждым избирателем ходить, невозможно за спиной каждого члена комиссии посадить наблюдателя и сверять данные каждого паспорта с тем, за кого они вписываются. То есть формально при механизме «карусели» человек опускает бюллетень сам, но он опускает бюллетень, заполненный другим человеком.

Кроме того, технология, которая на этих выборах использовалась впервые, - когда заставляли людей фотографировать бюллетени на мобильный телефон и отчитываться фотографиями с мобильника с галочкой, чего никогда не было по причине того, что не была так развита мобильная телефония. Ну, я уже молчу про то, что людей запугивали вообще самыми смешными страшилками, зная, кто как голосовал, по отпечаткам пальцев, по почерку, хотя почерк по галочке установить нельзя, и так далее. Ну, использовали просто неграмотность людей, называя вещи своими именами. То есть это два типа нарушений в процессе голосования – прямые угрозы и голосование под давлением, либо за деньги, либо под угрозой страха.

Что касается нарушений при подсчете, то здесь тоже два типа. Первое – это неправильная сортировка, когда бюллетени просто изначально неправильно сортируются, когда бюллетени за одну партию кладутся в пачку другой и потом считаются. Когда бюллетени портятся, например, когда кому-то хотят убавить голоса, просто могут поставить лишний крестик – и бюллетень становится недействительным. Это неправильный подсчет. А бывает и просто переписка протоколов, это когда подсчет может вообще не вестись, а сразу заполняется протокол с ложными данными. Особенно такие случаи известны в национальных регионах, где вообще нет никакого контроля. Либо же они переделываются: на участке считаются корректно, а переделываются потом вышестоящей комиссией. Это наиболее распространено на периферии, в отдаленных сельских районах, где нет контроля, где фактически все зависит от местной власти. Когда сообщают данные, что в каком-то регионе проголосовало 99 процентов, из них 99 проголосовало за одну партию, скорее всего, у меня есть подозрения, что там вообще не считали бюллетени, а скорее всего, имело место именно схема, когда просто писались протоколы под заведомо запланированные данные.

Что касается открепительных, формально, с точки зрения здравого смысла, допустим, гражданин получает открепительное удостоверение, он приходит на участок, он может расписаться в списке дополнительном, сдать открепительное, проголосовать – и все. В законе нигде не сказано, что количество изъятых открепительных должно совпадать с количеством подписей в списке избирателей. Что это означает, это означает, что если у вас открепительное не изъяли, то в таком случае, согласно дополнительному списку, вы уже проголосовали не по открепительному, а просто на общих основаниях. Мало ли, может быть, вас в списке не было по этому участку или что-то еще. Так вот, по данным тех наблюдателей, которые поступали, например, на «горячую линию» ассоциации «Голос», там заполнялась анкета, как шло голосование, и в 33 случаях наблюдатели отметили, что при голосовании по открепительным открепительные не изымались. Это означает, что эти люди могли голосовать повторно.

То есть, таким образом, на последнем участке, где они сдавали открепительное, они как бы формально отчитались, а по остальным они получались в неком дополнительном списке виртуальных граждан, которые в списки для голосования не были внесены. Вот поэтому мы говорим об этих двух миллионах, откуда они взялись. Потому что формально по открепительным должен быть 1 миллион 200 тысяч. И не говорится, откуда еще эти 2 миллиона появившихся в списках неизвестно откуда.

Кроме того, есть такая известная технология, как голосование на дому. Мы понимаем, что эти списки формируются Собесами, в основном это категория граждан социально-зависимых, предварительно с ней тщательно работают. Очень часто сами же работники Собесов ходят с урнами, сразу говорится четко, за кого голосовать. Наблюдателей очень часто на голосование на дому не приглашают. Так вот, если у нас на дому голосовало четыре года назад три миллиона 300 тысяч, то сейчас – четыре миллиона 400 тысяч. Если нам сложить все это вместе, если мы прибавим увеличение дополнительное списков, открепительные, голосование на дому, то получается почти восемь миллионов голосов из 69 миллионов пришедших на участки, то есть десять процентов. Притом что партия «Единая Россия» получила 64 процента. То есть даже если мы посчитаем вот эти специфические категории голосования, мы можем посчитать, что только за счет них получено не менее десяти процентов от числа голосов. Но это не учитывает то, о чем я сказал, «каруселей», вбросов, переписывания протоколов. Если мы к этому добавим и посчитаем, обратимся к здравому смыслу и логике и подумаем, могла ли быть 99 процентов явка и 99 процентов за одну партию, например, по Северному Кавказу, в Мордовии или других территориях, посчитаем еще эти голоса, - то можно смело найти еще 10 процентов. То есть, на мой взгляд, можно говорить о том, что на этих выборах объем фальсификаций мог составлять от 15 до 20 процентов.

Во-первых, исков не было подано пока. Я думаю, что иски еще будут, это первое. Второе, действительно, это очень тяжело ловится. Вся технология вообще недоказуема. Вброс, если ты не поймал человека за руку, доказать очень сложно. Противоречие здравому смыслу для наших судов и избирательной комиссии аргументом не является. Когда, например, в течение последнего года у нас «Единая Россия» везде выигрывает случайным образом первые места в бюллетенях, что противоречит теории вероятности, то есть когда, например, у нас одновременно с выборами в Государственную Думу в девяти регионах избирали региональные парламенты, и в пяти из девяти случаев случайно «Единая Россия» вытащила первый номер, - по теории вероятности это невозможно. Но то, что это противоречит законам логики, не является аргументом с точки зрения закона. То есть, казалось бы, абсурд, но если абсурд записан в законе, то это норма.

Кроме того, подчеркиваю, когда дело касается регионов, где очень часто граждане зависимы от администрации, когда есть проблемы трудоустройства, есть проблема запуганности, есть проблема безопасности, публично признать, что на тебя оказано давление, публично признать, что ты участвуешь в цепочке фальсификаторов – это означает самому оказаться жертвой, скорее всего. Потому что, как правило, тебя же объявят провокатором. Это очень тяжело доказуемые вещи.

Вот, например, в Карелии был инцидент, когда наблюдатель, которого звали Евгений Лузгин, в день голосования на участке увидел брошюру, буклет о Путине и сфотографировал это на фотоаппарат, как доказательство незаконной агитации. Его задержали, заявили, что он провокатор, что он сам все это подбросил, хотел сорвать голосование. И в итоге по решению суда этот наблюдатель был оштрафован на тысячу рублей "за административное правонарушение". Кто после этого захочет с кем-то судиться и спорить? То есть напрямую силовое административное запугивание, когда и так сложно доказать, но при этом еще используется механизм просто открытого давления.

Очень хороший вопрос. С точки зрения нормальной логики, после этой кампании тотальной агитации в СМИ, которую мы видели, действительно, ничего не мешало провести голосование естественно. Но если мы посмотрим социологию, видно, что, во-первых, рейтинг «Единой Росси» постоянно падал в течение всего ноября месяца, настроения в администрации были панические, в чем нетрудно убедиться. Если граждане вспомнят, как выступали губернаторы, мэры и даже наш уважаемый президент, совершенно очевидно, что не все было хорошо. Что же они переживали-то? Было понятно, что даже при самом лучше варианте они получают простое большинство, а они хотели получить большинство конституционное. Зачем им было нужно конституционное большинство? Если бы они самостоятельно его не имели, тогда им для принятия важных решений пришлось бы с кем-то договариваться: с эсерами, с коммунистами, с Жириновским, не важно. Они ни с кем договариваться не хотели. Договариваться – значит, идти на уступки. А зачем идти на уступки, когда у тебя вся власть? Поэтому им было важно получить именно две трети голосов. Именно из-за этого, на мой взгляд, и были все те негативные элементы, которые мы наблюдали в процессе голосования, были те возможные фальсификации, о которых я говорил.

Что касается эсеров, которых принято считать такой "фиктивной" оппозицией, то по своей внутренней природе это очень неоднородная партия, она возникла, как мы знаем, из разных кусочков разных политических сил, внутри нее есть бывшие члены ЛДПР, бывшие члены «Яблока», бывшие члены «Единой России». Там очень много людей с разными взглядами, и часть из них вполне оппозиционная. Кстати, могу сказать, что в ходе этой кампании административное давление в регионах происходило на все политические партии. Давили, мешали вести кампании и кандидатам и штабам и СПС, и коммунистов, и «Справедливой России», мешали всем. И сама кампания давления привела к тому, что по многим регионам даже организации эсеров в ходе компании стали гораздо более оппозиционные, чем они были ранее. Понимаете, одно дело, когда у тебя есть те люди, которые являются членами твоей собственной партии, которые подчинены жесткой внутрипартийной иерархии, а другое дело – члены другой команды, которые проявляют политическую нелояльность и с ними нужно договариваться, потому что там все-таки другая команда.

Процента 42. Весной, на региональных выборах 11 марта, средний процент «Единой России» колебался примерно в районе 46 процентов. При этом наблюдалась максимальная явка в сельской местности, где за нее голосовали очень хорошо, и низкая явка в городах, где очень много голосовали за левых – за коммунистов, за «Справедливую Россию». Было очевидно, что на федеральных выборах явка будет расти за счет городов, потому что на селе ее и так повышать было некуда. Это означало, что выше 46 процентов она подняться не могла, а с учетом повышения явки в городах процент бы упал, скорее всего, где-то до 40-42 процентов, может быть, даже ниже. Потому что, как мы помним, в 2003 году было 38 процентов. Поэтому, на мой взгляд, участие Путина при честном проведении голосования и информационном доминировании могло дать в лучшем случае 51-52 процента, но никакие не 65.

Мне эта схема видится неэтичной, в других странах она не распространена. В странах с пропорциональной системой редкий случай, когда кто-то из кандидатов отказывается от получения мандатов, но это бывают скорее исключения, связанные с болезнью, например, с тем, что партия получает голосов меньше, и какой-нибудь очень уважаемый человек вдруг оказывается не на проходном месте. Кроме того, мы же понимаем, что в большинстве стран мира существует открытый список, когда граждане голосуют не только за партию, но и голосуют за кандидата внутри списка, они влияют на то, какие места кандидаты в списках занимают. У нас партийная бюрократия формирует жесткую иерархию, и кто пятый, тот пятый, кто шестой, тот шестой, а граждане могут согласиться со всем списком в целом или не согласиться, они не влияют на положение мест внутри. Поэтому в западных странах отказы бывают именно тогда, когда выясняется, что какой-то кандидат, уважаемый человек в партийной рейтинге ниже кого-то оказался, и бывает, что уступают в знак уважения. Такие случаи, например, были в Италии. Но таких случаев, если вы откроете энциклопедию и почитаете, раз, два три и обчелся.

Это, конечно, для большинства цивилизованных стран нормой не является. Потому что это некий элемент, условно говоря, политической этики - когда человек, выдвигаясь в кандидаты, пишет заявление о согласии баллотироваться и работать на этом посту, хотя он заранее знает, что от поста в случае победы откажется. То есть получается, что такой кандидат сознательно врет.

Ну, как говорит мировая практика, когда депутат баллотируется на следующий созыв, то он обычно остается на месте, потому что так государство на месяц остается без законодательного органа. То есть все-таки депутатам уходить в отставку перед выборами не принято. Другое дело, что очень жестко регламентируются расходы, каким образом оплачивается компания, количество упоминаний в прессе, это все есть. Что касается ухода в отставку президентом или губернаторов, допустим, в США, например, не уходят, если баллотируются. Но американская система, она специфическая. В странах Латинской Америки, например, очень многих, таких странах, как Никарагуа, допустим, как Боливия, Эквадор и так далее, президенту не просто запрещено баллотироваться даже на второй срок (там не бывает вторых сроков, бывает только один срок), но даже если, например, вице-президент или министр захочет баллотироваться на следующий срок, он должен будет, как минимум, за полгода до выборов уйти в отставку и баллотироваться как независимый кандидат. Там это просто запрещено. Более того, запрещено баллотироваться, например, на следующий срок родственникам действующего президента, членам семьи. То есть там жесткие ограничения именно потому, что в этих странах было очень много диктатур, было очень много авторитарных режимов, и специально в законодательстве введен целый комплекс ограничений, чтобы этой диктатуры, семейственности, клановости не было.

Могу сказать, что, например, сейчас проходят выборы в соседней с нами Грузии. Там тоже очень много претензий, я не идеализирую грузинский режим и не являюсь поклонником господина Саакашвили, но норма грузинского законодательства, по которой президент, когда он баллотируется на следующий срок, должен уйти в начале избирательной кампании в отставку, мне кажется вполне демократичной.

Я думаю, что все-таки нет, потому что конституция Российской Федерации гарантирует многопартийность. Если конституция России, которая гарантирует основные права и свободы человека, остается неизменной, а ее, как известно, менять нельзя, то в таком случае все равно есть нормальные принципы, и они должны соблюдаться. На мой взгляд, это все-таки пока авторитаризм, и я думаю, что никакого тоталитаризма у нас не будет. Что такое тоталитаризм? Это одна монопольная идеология, это монополия власти одной партии, это жесткая цензура, когда монополия касается и частной жизни граждан, в том числе, и прессы, и бизнеса в том числе. Тоталитаризм не бывает чисто политическим. Если он есть, это касается и экономики, в том числе, это комплексная вещь. Поэтому ни о каком тоталитаризме пока речь не идет.

Речь идет о виртуальной имитации каких-то вещей. Сторонники «Единой России» называют это «негативной мобилизацией», что, дескать, вы не пугайтесь, объясняют это на каких-то семинарах, что «мы не всерьез ищем врагов, мы просто населением пугаем, чтобы оно сплотилось вокруг нашего лидера» и так далее. Но, знаете, политика – это такая вещь, что… Знаете, есть же русские народные пословицы о том, что «заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибет», а есть и другая пословица – «скажи человеку сто раз «свинья» - он и захрюкает». Есть такая вещь, что некоторые вот эти пиарные штучки, если ими слишком часто пользоваться, постепенно начинают воплощаться в жизнь, то есть они становятся самосбывающимися пророчествами. Поэтому политтехнологи, которые используют такие очень опасные технологии, на мой взгляд, играют с огнем. И они могут породить неизвестную реакцию, и неизвестно, кто окажется врагом, может быть, они сами на следующем витке.

Я все-таки надеюсь, это моя надежда, что за этим периодом сокращения конкуренции, который мы наблюдали последние годы, все-таки мы увидим некий период демократизации, подчеркиваю, демократии с точки зрения народовластия. Почему-то никто не спорит, что конкуренция в экономике – это хорошо. Когда, грубо говоря, у магазинов, фирм, которые предлагают одинаковые услуги, у них есть смысл работать качественнее, покупать более качественную продукцию, лучше относиться к покупателям, потому что иначе они уйдут в соседний магазин. А если магазин один, ему на покупателей наплевать, потому что они все равно вынуждены будут в него ходить. То же самое с политическими партиями. Конкуренция между политиками – это единственный механизм, который заставляет их работать более-менее качественно. Мы должны понимать, что для простого гражданина отношение к партиям должно быть прагматическим. Нужно понимать, что не бывает идеальных политиков, как не бывает идеальных людей, и власть должна быть именно такой, что любой, может быть, не самый грамотный, сведущий человек мог убедиться, что он действует в его интересах, в интересных людей, именно потому что иначе его не изберут. Любая монополия даже хорошего человека портит. Просто приведу известную цитату Черчилля: «Любая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Так и есть.

Нынешняя власть, конечно, все это не учитывает, она действительно пытается создать систему самовоспроизводства, когда и сами законы написаны таким образом, чтобы никто ничему помешать не мог. Делаются законы, по которым власть избирает сама себя, то есть партии создать практически нельзя, граждане баллотироваться сами никуда не могут, одномандатные округа упразднены, общественного контроля нет, есть жестко разрешенный список, кому баллотироваться можно, и они сами себя контролируют. Конечно же, эта система глубоко порочна. Конкуренция снижается, а снижается конкуренция – снижается и эффективность. То есть следствием такой системы является неизбежное снижение качестве управления как таковое, а чем ниже качество управления, тем в итоге, не важно, сегодня или завтра, но неизбежно будут страдать простые люди. А когда ситуация будет ухудшаться, то недовольно приводит ко всему этому.

Почему происходит крах авторитарного режима? Потому что рано или поздно они перестают следить за качеством управления.

Мы живем с такую эпоху, когда благодаря тому, что существует совсем другой технический прогресс, средства связи, средства коммуникации, те события, которые раньше происходили десятилетиями, сейчас проходят годами или месяцами. Современная история развивается очень быстро, несколько лет в современной истории почти вечность. Поэтому я думаю, что все это будет достаточно быстро, и мне кажется, что нынешний политический режим в нынешнем виде неизбежно претерпит изменения, и эти изменения произойдут достаточно быстро, в течение, может быть, нескольких лет, максимум года 4, не больше.

То есть я думаю, что в нынешнем виде эта система неэффективна, и наиболее грамотная часть нынешней властной элиты это понимает. Потому что публичное согласие не означает согласие внутреннее. Очень многие поддерживают какие-то публично произносимые вещи, просто не желая портить отношения, карьеру, прекрасно зная и понимая, что все равно менять правила игры придется.

Я уже сказал о том, что, на мой взгляд, для простых граждан не должно быть личностных кумиров, а они должны ориентироваться на какие-то личные интересы и ценности. На мой взгляд, с точки зрения защиты гражданских прав человека это направление имеет в России, несомненно, сторонников, которые никуда не делись. Другое дело, что сама нынешняя политическая система такова, что создавать новые проекты в ее рамках невозможно. Старые дискредитированы, но создать новые по закону почти нельзя. При этом в некотором смысл возникает ситуация собаки на сене, когда есть некая социальная группа, есть граждане со своими потребностями, но на этом сене лежит собака, которая сама съесть не может, но другим не дает. В этом смысле я думаю, что запрос на новые политические проекты в данном сегменте существует, но пока просто его сложно реализовать по причине законодательных барьеров.

Они мне видятся абсолютно предсказуемыми, лишенными интриги. Я думаю, для всех их исход абсолютно очевиден.

Кандидатура господина Медведева – это не вызывает сомнений.

Что касается последнего предложения, которое сделал Медведев Путину, попросив его возглавить правительство, в случае его (Медведева) победы на президентских выборах, то я думаю, что это PR-ход, никаким премьер-министром Путин не станет. Не знаю, кто-нибудь из ваших читателей может себе представить Путина, входящего на доклад к Медведеву? Я не могу себе представить Путина, приходящего на доклад к кому бы то ни было вообще. Люди, которые обладали высшей властью, никогда не спускаются на ступеньку ниже. Этот тот самый случай, когда не может человек, будучи чемпионом мира, вдруг играть за дворовую команду, строго говоря. Я думаю, что это из области фантастики, я думаю, что это чистый PR-ход. И когда публично декларируется, что Медведев куда-то назначает Путина, это попытка в очередной раз объяснить гражданам, что они голосуют, на самом деле, не за Медведева, а за Путина, с тем чтобы получить просто лишние голоса. А потом после выборов объявят, что Путин не согласился, и на этом все закончится. То есть я думаю, что никаким премьер-министром Путин не будет, я в этом почти не сомневаюсь.

Какое-то количество пригласят. То, что их мнение никого не интересует, это правда. Нужно понимать, что участие в выборах наблюдателей во всем мире является неким элементом этикета. Это некий элемент уважения, в том числе, к странам-соседям, выполнение тех соглашений, обязательств, которое страна подчеркивает. На самом деле, конечно, даже по российскому закону, наблюдатели, во-первых, не имеют права высказывать никаких своих суждений, пока выборы не закончатся. То есть они могут говорить, только когда закроется последний участок. Они не могут идти в суд, их показания не будут учитываться, они не являются участниками избирательного процесса. Они – свидетели. Например, это тот самый случай, когда, допустим, вы идете по улице в темное время, и есть милиционер – вы идете спокойнее, потому что вы понимаете, что при милиционере вряд ли кто-то на вас нападет.

Тот же самый случай: наличие свидетелей ограничивает возможность потенциальных нарушений. Именно эту роль ограничителя публичного и выполняют международные наблюдатели, которые самим фактом своего присутствия гарантируют некие стандартные процедуры. Никаких реальных возможностей у них нет. И когда нам говорят всякие там смешные вещи, что, вот, они привезут семьи сейчас, начнут заниматься неизвестно чем, во-первых, я не знаю ни одного инструмента в России, когда международный наблюдатель был обвинен в какой-то противоправной деятельности. Если заявлять, то, пожалуйста, предъявите аргументы. Потому что те члены ЦИКа типа господина Борисова, которые об этом говорят, просто лгут. Что касается того, что они, якобы везут семьи, ну, во-первых, визу дают конкретному гражданину, виза не предполагает автоматического ввоза членов семьи и так далее. Так что это тоже, мягко выражаясь, никакой критики не выдерживает. Так что, на мой взгляд, это просто очень странная неадекватность, потому что, подчеркиваю, никакой другой роли, кроме символической, наблюдатели не несут. И когда у нас странным образом ограничивают въезд наблюдателей, это выглядит уже совсем какой-то странной неадекватностью, когда, обжегшись на молоке, дуют на воду. Когда, видимо, страх того, что мы чего-то не контролируем, что даже то, что не представляет никакой угрозы, вызывает неадекватную реакцию.

Вы знаете, когда выборы прошли, в информационной ленте агентства «Регнум» был комментарий некого независимого бельгийского наблюдателя, что само по себе является странным фактором, поскольку никаких независимых наблюдателей международных у нас не бывает, они едут от какой-то государственной организации, но бог с ним, оставим это за скобками. И он заявил: «Выборы в России демократичнее, чем в Конго». Вот я думаю, что это очень хороший показатель. Выборы в России действительно демократичнее, чем в Конго, наверное, в Зимбабве, Мозамбике, еще в каком-то количестве африканских стран. На мой взгляд, показательно, что недавний референдум в Венесуэле закончился тем, что Уго Чавес проиграл, граждане проголосовали против изменения конституции. То есть мы с точки зрения демократичности однозначно проигрываем даже Венесуэле. Поэтому то, что у нас есть сегодня, мне кажется, больше всего похоже на выборы в Казахстане и Узбекистане, в Белоруссии. Я думаю, что это какой-то среднеазиатско-белорусский тип такой ползучей лукашенизации страны.

Они по факту существуют. «Единая Россия», конечно, крайне неоднородное образование, это некий союз во имя карьеры, где есть множество разных клановых группировок как на федеральном, так и на региональном уровне. И я думаю, что при изменении политической сцены и при распределении полномочий федеральными элитами неизбежны какие-то подвижки, расколы и внутри «Единой России». Я думаю, что это произойдет неизбежно, не стоит ожидать, что сегодня или завтра, но в течение какого-то периода, я думаю, может быть, года через полтора-два после президентских выборов.