Кино высокого полета Зомби, паразиты и любовники: 25 лучших фильмов 2019 года
Для кино каждый год — год хороший: изобретательных, оригинальных, сумасбродных и необычных фильмов всегда снимается больше, чем может удержать в коротком, сиюминутном фокусе своего внимания даже современная, необъятная и многоликая медиаиндустрия. Поэтому прекрасные ленты, снятые в 2019-м, мы наверняка будем обнаруживать и открывать для себя даже десятилетия спустя — а пока же попробуем зафиксировать картину уходящего года через выборку, насколько субъективную, настолько же и сиюминутную, и предпочитающую очередным творениям верных себе живых классиков (да простят нас Мартин Скорсезе и Вуди Аллен) фильмы, которые просигнализировали о пришествии в кино новых имен или же открыли с новых сторон авторов, казалось бы, хорошо знакомых.
«Мы» (Us), режиссер Джордан Пил
Кадр: фильм «Мы»
Режиссер эффектного сатирического хоррора «Прочь» Джордан Пил в своем втором фильме пошел еще дальше — и рассказывая историю о благополучной чернокожей семье, которая оказывается в плену у собственных зловещих двойников из подземелья, ушел от чистого жанра на территорию афросюрреализма. Получилось хлесткое и едкое кино о том, что Америка это жуткое, адское зазеркалье.
«Пляжный бездельник» (The Beach Bum), режиссер Хармони Корин
Кадр: фильм «Пляжный бездельник»
Мало какой режиссер так хорошо чувствует и транслирует в своем кино дух времени, как Хармони Корин. Вот и в «Пляжном бездельнике», кажется, самом оптимистичном фильме в карьере постановщика «Гуммо» и «Трахальщиков мусорных бачков» чилл, легалайз и промискуитет оказываются ответом вечных кориновских маргиналов и фриков на вызов обострившегося, ощетинившегося, отравившегося Трампом времени, расслабленной реакцией низов на затянувшуюся истерику верхов.
«Паразиты» (Gisaengchung), режиссер Пон Джун-хо
Кадр: фильм «Паразиты»
Победителю Каннского фестиваля, корейцу Пон Джун-хо, который благодаря картинам вроде «Вторжения динозавра», «Воспоминаний об убийстве» и «Сквозь снег» давно зарекомендовал себя как один из лучших в мире режиссеров жанрового кино, удалось снять ленту одновременно авторскую, уникальную по стилю и манере повествования и зрелищную, держащую внимание бесперебойным потоком сюжетных твистов и эффектных приемов. История нищего семейства, которое обманом и артистизмом втирается в доверие к другой, напыщенно буржуазной семье, в руках Пона превращается в слепок травмированного состояния умов и душ в корейском обществе — а вслед за ним и во всей современной жизни.
«Малышка зомби» (Zombi Child), режиссер Бертран Бонелло
Кадр: фильм «Малышка зомби»
Новый фильм француза Бертрана Бонелло («Ноктюрама», «Сен-Лоран: Стиль это я») — кино почти совершенное, идеально задуманное, сконструированное и реализованное. В Париже наших дней чернокожая девушка пытается освоиться в преимущественно белой элитной школе — параллельно же Бонелло показывает историю ее деда, на Гаити 1960-х ставшего жертвой зомбификации посредством вуду. В финале эти две сюжетные линии схлестнутся в пронзительном, кровожадном клинче, лихо вспарывающем брюхо современной европейской жизни, чтобы показать, что внутри по-прежнему — гнилое нутро колониального прошлого.
«К звездам» (Ad Astra), режиссер Джеймс Грэй
Кадр: фильм «К звездам»
Один из самых спектакулярных фильмов года — первая космическая одиссея в карьере Джеймса Грэя, одного из главных и самых последовательных в современном кино исследователей поэтики семейных уз и родственных связей. В «К звездам» Грэй отправляет — по маршруту через гонки на лунных багги и марсианские психохроники — в окрестности Нептуна Брэда Питта: тот ищет спасение человечества, но в первую очередь — родного отца. Визуальная сложность каждого кадра вступает в интересный контраст с практически библейской универсальностью замысла — космос по Грэю становится пространством для решения базовых вопросов об отцах и сыновьях как богах и богоборцах.
«Птица высокого полета» (High Flying Bird), режиссер Стивен Содерберг
Кадр: фильм «Птица высокого полета»
Стивен Содерберг остается самым последовательным и дотошным исследователем и критиком глобальной экономики (еще одно доказательство — вышедшая осенью фискальная сатира «Прачечная») в мировой режиссуре. Его «Птица высокого полета» именно через призму парадоксальной, во многом теневой и всегда жестокой экономики смотрит на герметичную вселенную американского профессионального спорта — и обходясь без типичной для спортивного кино наивности, в убористом, ураганном темпе выявляет сходство современной НБА с рабовладельческим строем.
«Атлантика» (Atlantique), режиссер Мати Диоп
Кадр: фильм «Атлантика»
Дебютирующая в полном метре француженка сенегальского происхождения Мати Диоп осмелилась в «Атлантике», истории о трагической любви парня и девушки из Дакара, а также о натуральных призраках и немоте современной Африки, вступить с диалог с одним из величайших фильмов в киноистории — шедевре сенегальского магического реализма «Туки-Буки», почти сорок лет назад снятом ее родным дядей Джибрилом Диопом Мамбети. Результат этого диалога — горькое свидетельство о том, что рассказывать об африканской жизни в отрыве от европейского контекста и киноязыка уже невозможно.
«Первая любовь» (Hatsukoi), режиссер Такаси Миике
Кадр: фильм «Первая любовь»
Частота и легкость, с которой Такаси Миике снимает кино, а также его склонность к сумасшедшим, а то и смехотворным приемам и сюжетным поворотам, могут настроить на несерьезное к его творчеству отношение. Зря — мало кто способен, работая в абсолютно любом жанре, так лихо доводить каноны и шаблоны до абсурда, очищая тем самым материю кино от клише. То же происходит и в «Первой любви», мелодраме о знакомстве боксера с опухолью и проститутки с зависимостью — их притяжение Миике усиливает то совершенно бесцеремонным криминальным сюжетом о якудза на хвосте пары, то и вовсе карикатурными явлениями призрака в простыне. Так или иначе — как всегда у Миике — эта эклектика работает, возвращая криминально-любовный жанр в золотые для него девяностые.
«Озеро диких гусей» (Nan fang che zhan de ju hui), режиссер Дяо Инань
Кадр: фильм «Озеро диких гусей»
Криминальная драма, снятая как будто глазами художника эпохи Ренессанса: только чудесным, почти божественным светом здесь наполняются неоновые вывески и всполохи мотоциклетных фар, пейзажи бедняцких кварталов и прокуренные тесные полуподвалы и забегаловки. Именно эта чувственность видения искупает тотальный пессимизм сюжета — истории о гангстере-угонщике, вокруг которого сжимается кольцо полицейской охоты и махинаций собственных корешей.
«Бакурау» (Bacurau), режиссеры Клебер Мендонса Фильо, Жулиано Дорнель
Кадр: фильм «Бакурау»
Бывший критик, а сейчас один из самых непредсказуемых режиссеров авторского кино на планете Клебер Мендонса Фильо сумел снять один из самых удивительных — и при этом лишенных заумных понтов — фильмов года (в соавторстве со своим постоянным художником-постановщиком Жулиано Дорнелем). Бакурау из названия — крошечная деревня в бразильской глуши, жители которой в недалеком будущем мало того что вынуждены мириться с презрением и бездействием локальных властей, так еще и оказываются под прицелом американских туристов с винтовками. Тем любопытнее то, как организован оказывается их отпор — и то, как Мендонса Фильо с Дорнелем задействуют язык бразильского синема нову (мощнейшее течение 1960-70-х в местном авторском кино), чтобы заговорить о современных проблемах своей страны. Напоминать о кровожадном популизме нынешнего президента Бразилии режиссерам даже не приходится — ярость в отношении Болсонару сочится в каждом кадре этого дерзкого фильма.
«Отверженные» (Les miserables), режиссер Ладж Ли
Кадр: фильм «Отверженные»
Проблемы, достижения и реалии европейского мульткультурализма в современной массовой культуре — и медиа — к 2019 году стали таким общим местом, что появление фильма, ухитряющегося говорить на тему нормальным, и доступным, и при этом лишенным дешевых популистских крайностей языком, неизбежно превращается в настоящее событие. «Отверженные», хроника сложного дня троицы копов, следящих за порядком на одной из парижских окраин, — кино именно такое как минимум потому, что Ладж Ли превращает эту жанровую историю в средство в решающий момент передать право голоса самим обитателям банлье — молодым, чернокожим, отчаявшимся. И уставших быть отверженными.
«Подъем» (The Climb), режиссер Майкл Ковино
Кадр: фильм «Подъем»
Характеристика «эксцентричный американский инди-фильм» уже давно превратилась почти в приговор — тем неожиданнее доложить, что и в этом специфическом формате все еще возможны откровения. В центре внимания дебюта Майкла Ковино (он сам же сыграл и одну из двух главных ролей) — разбитая на несколько глав и успевающая захватить десятилетие из жизни героев история сложной дружбы рохли-альтруиста Кайла и эгоиста-плейбоя Майка: на старте фильма второй уводит у первого невесту, чтобы в главе второй уже самому остаться вдовцом. У Ковино отличное чувство юмора и достаточно глубокое знание людей для такого сюжета, но что еще важнее, он то и дело позволяет себе оживлять последний непредсказуемыми, эффектными вставками-интерлюдиями. В одной из них, например, на фоне подледной рыбалки исполняется песня Александра Малинина.
«Эма» (Ema), режиссер Пабло Ларраин
Кадр: фильм «Эма»
Чилиец Пабло Ларраин, кажется, просто не способен повторяться — причем не только в плане сюжетов и тем, но и даже на уровне стиля и формы. Его новый фильм «Эма» — портрет одной необыкновенно свободной и целеустремленной юной танцовщицы и одновременно портрет целого поколения, клиповое мышление которого охватывает даже серьезные темы вроде материнства. Причем, что бывает в таких случаях крайне редко, взгляд Ларраина на это новое поколение — не критический, а беззастенчиво и бескомпромиссно влюбленный.
«Великий притворщик» (The Great Pretender), режиссер Нэйтан Силвер
Кадр: фильм «Великий притворщик»
Один из ведущих режиссеров современного нью-йоркского независимого кино Нэйтан Силвер остается преступно недооцененным — при этом раз за разом добиваясь редкой глубины от как будто бы легкомысленных, сиюминутных сюжетов. Характерно, что достигает этой глубины Силвер не только через вычурный, антиреалистический стиль «Великого притворщика» — но и посредством безжалостной, всеобъемлющей иронии, с которой здесь проявляют лицемерие, фальшь, заблуждение четверо главных героев: пишущая о собственной любовной жизни драматург, ее бывший бойфренд и пара актеров, играющих их в постановке новой пьесы героини. Все спят со всеми, все друг другу врут — но куда менее отчаянно, чем самим себе.
«Неограненные драгоценности» (Uncut Gems), режиссеры Джош Сэфди и Бенни Сэфди
Кадр: фильм «Неограненные драгоценности»
Братья Сэфди принадлежат к числу тех редких режиссеров, которые умеют воспевать в своих фильмах хаос — при этом иллюстрируя его так, что у погруженного, завороженного стилем и историей зрителя тем не менее всегда складывается цельная картина сюжета. Сюжет этот в случае «Неограненных драгоценностей» сосредоточен на верчении ужом на сковородке современной жизни одного бруклинского ювелира с серьезной зависимостью от ставок и не менее солидными долгами — Адам Сэндлер в этой роли, кажется, впервые в карьере вполне заслуживает того, чтобы претендовать на «Оскар». Кто бы мог подумать.
«Перелетные птицы» (Pájaros de verano), режиссеры Кристина Гальего и Сиро Герра
Кадр: фильм «Перелетные птицы»
Историю колумбийских нарковойн кинематограф и телевидение за последние несколько лет представили, как казалось, почти со всех возможных сторон — но Чиро Герра и Кристина Гальего, авторы эффектного черно-белого этнографического триллера «Объятия змея», в «Перелетных птицах» ухитряются найти свежий ракурс на избитую тему. Взлет наркотрафика в 1970-х они изображают глазами обитающих в колумбийской глуши индейцев племени вайю, один из которых становится крупным драгдилером. Получается эпическая история о конфликте традиционных ценностей и современного, всегда и везде грязного бизнеса.
«Горящий тростник» (Burning Cane), режиссер Филип Юманс
Кадр: фильм «Горящий тростник»
Дебют Филипа Юманса, тем более удивительный в своей зрелости и выверенности формального решения, что на момент съемок режиссеру не исполнилось и 18 лет, всматривается в жизнь нескольких чернокожих обитателей современной луизианской глуши — жизнь неприкаянную, пропитанную алкоголем и насилием, но при этом преисполненную религиозного напряжения, обращенную к богу. Юманс удерживается от соблазна взвинчивать настроение своего фильма через перегруз драматургии — его основным же выразительным средством оказывается доведение стиля этого ошеломительного фильма до почти живописной резкости.
«Если бы Бил-стрит могла говорить» (If Beale Street Could Talk), режиссер Барри Дженкинс
Кадр: фильм «Если бы Бил-стрит могла говорить»
Барри Дженкинс показал себя выдающимся бытописателем афроамериканской жизни еще в «Лекарстве от меланхолии» и «Лунном свете» — что ж, после «Если бы Бил-стрит могла говорить», экранизации романа черного классика Джеймса Болдуина, Дженкинса и вовсе можно смело считать лучшим в современном кино мастером мелодраматического жанра, который в его исполнении избавлен от шелухи клише и заблуждений и то и дело искрит вторжениями горькой, трезвой правдой жизни в вонг-карваевское по красоте пространство кадра.
«Свистуны» (La Gomera), режиссер Корнелиу Порумбойю
Кадр: фильм «Свистуны»
Из всех режиссеров прогремевшей в 2000-х на мировых фестивалях румынской новой волны Корнелиу Порумбойю («12:08 к востоку от Бухареста», «Полицейский, прилагательное») всегда был самым разнообразным, способным снимать как искрометную социальную сатиру, так и глубоко личные, почти дневниковые документалки. «Свистуны» — еще одно этому подтверждение, своеобразный хичкоковский фильм румына, который переключается между Бухарестом и Канарами, между продажными ментами и драгдилерами-международниками (при участии неотразимой роковой красотки), чтобы рассказать историю о пропавших 30 миллионах баксов как прокоррупционную детективную комедию без стыда, принципов и тормозов — но с мощнейшим эхом киноманского свиста.
«Гангстер, коп и дьявол» (Akinjeon), режиссер Ли Вон-тхэ
Кадр: фильм «Гангстер, коп и дьявол»
Подобно всем лучшим образцам корейского жанрового кино, одновременно бесстыже манипулятивный и изобретательно устроенный триллер Ли Вон-тхэ как прихватывает зрителя за шкирку в первые же минуты экранного времени, так и не отпускает до самого экстравагантного в своей закрученности финала. Сюжет о том, как жестокий босс мафии и наглый детектив из отдела убийств объединяют усилия в охоте на терроризирующего сеульские улицы маньяка, почерпнут из реальной жизни — во что, конечно, в отсутствие соответствующего титра невозможно было бы поверить, учитывая лихость тех ухабов, по которым уверенно ведет эту историю режиссер.
«Последний черный в Сан-Франциско» (The Last Black Man in San Francisco), режиссер Джо Тэлбот
Кадр: фильм «Последний черный в Сан-Франциско»
Пожалуй, ни один другой фильм за последнее время не ухватывал чувство переживания почти апокалиптических — но при этом крепко укорененных в реальности — перемен окружающего мира, как дебют Джо Тэлбота. Друг режиссера, еще один дебютант Джимми Фэйлс играет здесь вариацию более-менее самого себя — неприкаянного чернокожего обитателя Сан-Франциско по имени Джимми, почти до сумасшествия одержимого идеей вернуть себе дом своего детства, который полвека назад построил его дед и который из-за джентрификации и резкого подорожания жизни в городе он позволить себе никогда не сможет. Тэлбот не только рассказывает эту историю с подобающей ей нежностью, но и выводит из нее мощную метафору, во-первых, современной жизни, а во-вторых, искусства как места силы, которое неизбежно однажды придется оставить.
«Тукс и Фанни» (Tux and Fanny), режиссер Альберт Бирни
Кадр: фильм «Тукс и Фанни»
Главный русскоязычный фильм года оказался поразительным образом снят в Америке — инди-режиссером Альбертом Бирни, который, если что, по-русски не говорит вообще. Но его идея сделать заглавных героев «Тукса и Фанни», мультфильма в эстетике восьмибитных игр и первых арт-экспериментов flash-анимации, русскоговорящими — благодаря функции воспроизводства голоса в переводчике Google — вдруг наполняет это кино неожиданно точно ухваченной энергией противоречивой, косноязычной русской жизни. И это только одно из множества переполняющих детище Бирни неожиданных и изобретательных решений.
«Только не думай, что я закричу» (Ne croyez surtout pas que je hurle), режиссер Франк Бовэ
Кадр: фильм «Только не думай, что я закричу»
Любое хорошее (и плохое, впрочем, часто тоже) кино это всегда на определенном уровне и под определенным взглядом кино о кино — сообщающее что-то о природе медиума в не меньшей степени, чем о своем сюжете или темах. Что ж, фильм Франка Бовэ доводит это качество кинематографа до логического предела, превращая — через монтажную нарезку нескольких сотен фильмов, которые он смотрел на протяжении девяти самых сложных месяцев в своей жизни — кино в средство для трансляции мыслей и чувств, настолько интимных, личных и зачастую депрессивных, что будь они проиллюстрированы чем-то другим, эффект соприкосновения с ними был бы невыносимым. Но именно в таком виде «Только не думай, что я закричу» оказывается в первую очередь киносимфонией не боли, но любви.
«Родина — это место во времени» (Heimat ist ein Raum aus Zeit), режиссер Томас Хайзе
Кадр: фильм «Родина — это место во времени»
От начала 1910-х до самого конца ХХ века — через почти четыре часа экранного времени: фильм Томаса Хайзе, представляющий столетие немецкой истории через сиюминутные, интимные материи писем и дневников, оставшихся от четырех поколений его семьи, одновременно монументален и хрупок. Хайзе обходится голым минимумом средств — это его собственный сухой закадровый голос, зачитывающий эти персональные свидетельства, и еще более аскетичный видеоряд (одни безлюдные пейзажи и в некоторых случаях исторические документы) — но его фильм по размаху и по глубине понимания истории даст фору любым дорогостоящим и бесконечно театральным костюмным историческим эпосам.
«Синонимы» (Synonymes), режиссер Надав Лапид
Кадр: фильм «Синонимы»
История, которую рассказывает в фильме-победителе последнего Берлинского фестиваля Надав Лапид, — о молодом израильском дембеле, приехавшем разбираться в себе в Париж — подчеркнуто скромна и в основном камерна. Что, впрочем, не мешает Лапиду насытить этот материал как парадоксами специфически израильского мироощущения и наблюдениями за абсурдом уже западноевропейского бытья, так и высказываниями о природе самоидентификации как таковой. В ее основе, по Лапиду, лежит все же не нацпринадлежность и даже не язык, которым одержим его герой, а материи более фундаментальные: возраст, гендер, сексуальность.