Репортаж корреспондента "Известий" Григория Тельнова о поездке в Грозный вызвал бурную реакцию у медиасообщества. Автора обвиняли в неадекватности, выполнении заказа, необъективности, в неуместно-циничном подражании стилю советских газет и даже в целенаправленной пропаганде проправительственных взглядов.
Главреды, спецкоры и другие медиаперсоны говорили о беспрецедентной подаче материала. Сам автор предложил сомневающимся в его словах съездить в Грозный самостоятельно. Главный редактор "Известий" Александр Малютин в ответ на нападки заявил, что статья правдива, а то, что она написана в стиле советского репортажа, не так важно. Именно эта реакция делает скандальный отчет о поездке в Чечню знаковым для российской журналистики.
В материале Тельнова "Почему в Грозном любят Кадырова" есть что-то от классической статьи основателя гонзо-журналистики Хантера Томпсона "Дерби в Кентукки упадочно и порочно". В обоих случаях журналисты широко распахнули для своих коллег, казалось бы, закрытую на замок дверь.
Российская журналистика периодически меняет свои концепции и моральные устои. Девяностые и первые годы двухтысячных стали временем расцвета журналистики факта, столь непохожей на пропагандистские и неконкретные статьи советской прессы.
Кризис дал мощный толчок деловым изданиям; апатия двухтысячных сократила накал политических дискуссий до величины, сравнимой с погрешностью измерений. Градус дозволенного, если это не касалось власти, сильно повысился.
В начале девяностых опубликованное в "Аргументах и фактах" заявление Абдулова о желании получить лицензию на отстрел журналистов казалось чрезвычайно смелым и шокирующим. В начале двухтысячных этим нельзя было удивить даже главных редакторов самых консервативных изданий.
И одним из первых это значительное изменение русла медиаповодов осознал Арам Ашотович Габрелянов, взявший курс на таблоидную журналистику. Многие другие поняли новую аудиторию гораздо позже – примерно к 2005 году, когда в "Доме-2" Сэм ударил Рустама, узнав значение слова "мещанин".
Габрелянов научил всю отрасль оперативности и публикации горячих новостей. Его издания изо всех сил рыли информацию, создавали собственные поводы, ловили знаменитостей так, как почти никто до них не делал. Холдинг News Media, выпускающий издания "Жизнь", "Твой День" и LIFE, показал, что российская журналистика может быть и такой.
Ту же концепцию Габрелянов решил экспортировать в деловые издания – оплот российской журналистики факта. Пробным шаром стал деловой таблоид "Маркер". Его редакция проверила гипотезу о том, что деловое издание может работать, выпуская эксклюзивные материалы и работая в таблоидном стиле остальных изданий News Media.
Но "Маркер" все-таки воспринимается как определенный эксперимент – это не федеральная пресса и даже не такой сильный заход, как Lifenews. Другое дело, когда те же Габрелянов и Малютин берут в свои руки федеральное издание "Известия" с огромной историей и послужным списком, и начинают делать что-то новое.
Если Габрелянов не потерял остроты ума, а Малютин сможет масштабировать опыт Forbes и "Маркера на "Известия", российская журналистика снова трансформируется. Общественно-политически-деловое издание, подружившееся с The New York Times и позаимствовавшее дизайн сайта у The Wall Street Journal, попытается скрестить аналитику с таблоидным образом мысли. Вероятно, "Известия" разделят с таблоидами News Media еще кое-что: неприкосновенность президента, премьер-министра и патриарха.
Первый же вопрос, который при этом возникает: как это согласуется с журналистской этикой? Возможно ли выдать журналистику мнения за журналистику факта. Ведь репортаж традиционно - если исключить Хантера Томпсона – объективен. Возможно ли представить некую единственную точку зрения, умолчав о другой? Наконец, возможно ли в форме газетного сообщения вернуться на двадцать с лишним лет назад?
Несомненно. Методы работы других изданий News Media в первые годы их существования считались чуть ли не кощунственными, а позднее – просто неэтичными. Это ничуть не умаляет их результативности в подаче материала.
Если российская журналистика действительно трансформируется вместе с "Известиями", как трансформировалась десять лет назад российская желтая пресса, ни о какой этике речь идти не может. Медиарынок изо всех сил ищет себя: "Известия" находят в советских репортажах, "Сноб" - в передовице "Что вам нужно знать сегодня? Австриец держал дочерей 40 лет взаперти", а Сергей Собянин – в реформе муниципальных СМИ в отдельно взятом городе.
Все они делатели истории российских медиа. Но некоторые, вроде Габрелянова, работают быстрее и эффективнее. Члены медиасообщества могут как угодно относиться к бульварной прессе, к отрицающим стандарты современной российской журналистики рапортов из Грозного или к тому, что Путина трогать нельзя. Не так важно, зажимают ли они носы, морщат ли лоб, пытаясь уловить тренды, злятся на коллег или хихикают над ними.
Важно лишь то, что этот самый набор правил, триада Габрелянова, с большой вероятностью хорошо зарекомендует себя в российском медиабизнесе. Прогрессивный опыт начнут быстро перенимать; или, как говорил Габрелянов про подозрительно похожий на The Wall Street Journal новый дизайн "Известий" - заимствовать.
Потому что выгодно.