Царь, наш современник Владимир Мирзоев переодел персонажей "Бориса Годунова" в костюмы от Бриони
Во время новогодних каникул наконец вышел в открытый прокат фильм Владимира Мирзоева по трагедии Пушкина "Борис Годунов", с лета демонстрировавшийся на закрытых и клубных показах. Впрочем, "открытый" в данном случае совсем не значит "широкий": на всю Москву – один сеанс в день на одном экране. Видимо, прокатчики отнесли этот фильм к арт-хаусу в крайнем его проявлении.
Надо признать, что формально они правы: желая показать актуальность пушкинского текста, создатели фильма применили сугубо постмодернистский ход: перенесли действие в современность. Так что в начальной сцене Шуйский и Воротынский (оба - в костюмах от Бриони) беседуют на заднем сиденье черной "ауди" с шофером, народ наблюдает за действиями бояр и думных дьяков не в Девичьем поле или на Ивановской площади Кремля, а перед экранами телевизоров, а указ о поимке Гришки Отрепьева в корчме (припортовом баре) на литовской границе приставы зачитывают с экрана смартфона. Что же касается "сцены у фонтана", то есть объяснения самозванца с Мариной Мнишек, то оно происходит в закрытом бассейне загородного особняка. И самозванец получает куда более ощутимые доказательства расположения Марины, чем прописано в каноническом тексте.
Постмодернистский подход чувствуется и в том, как актеры произносят свой текст, всячески сбивая при этом пафос. Ключевую фразу Бориса "тяжела ты, шапка Мономаха!" Максим Суханов говорит чуть ли не с издевкой - дескать, самому неловко такую банальность повторять, да что ж делать, если это правда! А величаво-тяжеловесный монолог Самозванца в той самой сцене у фонтана ("Тень Грозного меня усыновила, Димитрием из гроба нарекла…") Андрей Мерзликин произносит почти извиняющимся тоном: мол, извини, подруга, так уж вышло - усыновила и нарекла. Но постмодернизмом в фильме и не пахнет. Византийские нравы в Кремлевских палатах и лукавые бояре, боящиеся пикнуть в царевой палате - это наша суровая реальность.
Конечно, идея о том, что в России нет никакой истории, потому что одни и те же властные структуры воспроизводятся на протяжении веков под разными именами, не нова. Владимир Сорокин уже блистательно поведал нам в "Дне опричника" про слуг государевых на "Мерседесах", а основоположник советской социологии Владимир Шляпентох, перебравшись в Америку, написал сугубо научную книжку, в которой самым академическим образом доказывает, что современная Россия - это по сути своей феодальное общество. Но одно дело научная монография или развернутая концептуалистская метафора, а другое - динамичная киношная сцена, в которой самозванец пересекает со своим войском границу России не на коне, а на БТРе, и в антураже, неуловимо напоминающем северокавказский. Так что напряженный диалог, в котором чернявый и небритый Афанасий Пушкин уговаривает царского воеводу Петра Басманова перейти на сторону Дмитрия, начинает казаться тайными переговорами "сепаратиста" с "федералом" - и от этого становится по-настоящему жутко.
Но настоящий "удар под дых", punchline, как говорят американские сценаристы, Мирзоев, как и положено, приберегает под самый конец.
Трагедия "Борис Годунов" кончается репликой "Народ безмолвствует". Это хорошо помнят даже те, кто Пушкина со школы не открывал. И эта знаменитая фраза часто приводится в качестве решающего аргумента в спорах о том, почему в России невозможно гражданское общество.
Между тем история этой ударной концовки не так проста. Во всех дошедших до нас рукописях и авторских копиях текста финальная реплика выглядит прямо противоположным образом: "Народ: Да здравствует царь Димитрий Иванович!", - а заменил финальную фразу в своей трагедии Пушкин непосредственно перед отправкой в печать. Почему и зачем – ученые-филологи спорят почти два века. И спор этот казался до сих пор сугубо академическим. Но в фильме 2011 года, вполне в духе ветвящейся гипертекстовой реальности XXI века, оказались реализованы обе концовки. Рабочая семья, сидящая перед телевизором с водочкой и огурчиками, равнодушно приветствует того, кого им велят, после чего разливает по новой. А интеллигентская, с кофе и сигаретами, замирает от беспардонной лжи новой власти ("Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом") - после чего выключает телевизор. Экран схлопывается - фильм заканчивается.
Народ не просто безмолвствует - народ, причем самая активная, образованная его часть, брезгливо самоустраняется. И поэтому история в России не просто закончилась - она все никак не начнется, только бояре меняют шубы на костюмы и бороды на лосьоны.
Такой вот арт-хаус получился у Владимира Мирзоева.