Фрески надцатого века Реставратор Владимир Сарабьянов о передаче псковского собора РПЦ

В середине июля началась процедура передачи собора Рождества Богородицы Снетогорского женского монастыря, который более десяти лет находился в ведении Псковского музейного заповедника, Русской православной церкви. СМИ узнали об этом 25 числа после того, как забила тревогу хранительница монументальной живописи собора Таисия Круглова; ее поставили в известность о передаче памятника РПЦ постфактум, уже после того, как все решили, приказав отдать ключи от собора 26 июля.

Собор Рождества Богородицы, построенный в начале XIV века, - главный памятник монастыря, которым с 1993 года заведует Псковская епархия. Храм же в 2001 году был передан в безвозмездное пользование музею-заповеднику, именно он и следил за состоянием собора последние десять лет. Однако 17 июля директор музея Юрий Киселев и глава территориального управления Росимущества Александр Сребролюбов подписали соглашение о расторжении охранного договора, после чего памятник в действительности остался без надлежащего надзора, хотя охранные обязательства сейчас закреплены (на время передачи) за Росимуществом.

Псковские власти, не обнаружившие нарушений в передаче собора РПЦ, столкнулись с активными протестами защитников памятника, а точнее фресок, главной ценности собора Рождества Богородицы. Фрески, датируемые началом XIV века, представляют собой редчайшие образцы псковской монументальной живописи, однако выяснилось, что именно их статус на данный момент не определен, отсутствуют детальное описание настенной живописи и паспорт объекта. Юридически самое ценное, что есть в соборе, не является отдельным объектом культурного наследия, что и вызывает опасения за будущее фресок.

Одним из самых ярых борцов за фрески оказался депутат Псковского областного собрания Лев Шлосберг, написавший несколько писем, в том числе министру культуры Владимиру Мединскому, с требованием приостановить процесс передачи собора, указав на его незаконность. Письма пока остались без официальных комментариев, однако псковские власти, отреагировав на шумиху в прессе, уже провели совещание и начали собирать совет для составления охранных обязательств на собор, причем в совет позвали искусствоведов и реставраторов. По идее, именно этих людей еще несколько месяцев назад нужно было спрашивать, насколько безопасна передача памятника РПЦ, но сделать это отчего-то забыли.

Ситуация осложняется тем, что ни собор, ни фрески не входят в музейный фонд России, а потому нет жестких ограничений, их защищающих. Но если абстрагироваться от самого факта передачи, совершающегося спешно и как минимум без должного внимания к живописи, то удивляет, прежде всего, отношение к объектам культурного наследия со стороны Минкульта, который за все эти годы не озаботился составлением важных документов, защищающих памятник.

Самым же главным по-прежнему остается вопрос о последствиях передачи собора РПЦ - насколько это опасно для фресок, реставрация которых еще не закончена, и можно ли в принципе в снетогорском соборе проводить богослужения? О фресках, некомпетентности "культурных" структур и подарках РПЦ "Лента.ру" поговорила с реставратором высшей квалификации, членом Патриаршего совета по культуре и главным искусствоведом Межобластного Научно-реставрационного художественного управления Минкультуры РФ Владимиром Сарабьяновым, проработавшим с фресками в Снетогорах уже более двадцати лет.

"Лента.ру": Давайте сначала поговорим о самих фресках собора Рождества Богородицы, о том, к какому периоду они относятся. Правильно ли называть их первыми образцами псковской иконописной школы?

Владимир Сарабьянов: Да, действительно, роспись точно датирована 1313 годом, самым началом XIV века, и это первый памятник, про который внятно можно сказать, что это псковская школа живописи, иконописно-монументальная традиция, которая окажется самой жизнестойкой среди других русских школ. Она будет держаться тех принципов, которые выражены в Снетогорах, вплоть до конца XVI века, тогда как другие школы растают в XVI веке в общей традиции. Собор же в Снетогорах открывает первую страницу псковской иконописи.

А в чем, собственно, заключается ее принципиальное отличие от других школ?

Если говорить кратко, то для Пскова характерен очень экспрессивный стиль живописи. Там очень подвижные фигуры, они изображены в разных ракурсах, находятся в каком-то движении, динамике, у них повышенная выразительность ликов. Их нельзя назвать углубленно-сдержанными, они очень напряженные, это такая духовная напряженность, которая обращена к зрителю, к молящемуся. У псковичей немножко резковатый колорит, затемненный, который мы потом видим в псковских иконах и в XV, и в XVI веках.

И одна из главных особенностей - это невероятное иконографическое богатство и разнообразие. Псковские иконописцы славились знанием источников, литературы, текстов и умением воплощать эти тексты в зримые образы. Есть такой известный пример: когда в середине XVI века Иван Грозный и митрополит Макарий затеяли некоторое обновление иконографического арсенала и стали создавать много довольно сложных, догматически насыщенных богословских сюжетов (некоторые из них сохранились), то они для этого специально пригласили псковских иконописцев. Псковичи реализовывали этот проект, говоря современным языком. А Снетогоры – это самое начало, там в полном объеме процветает сложная иконография. Там много нестандартных решений и изображений, именно этим памятник очень интересен и ценен.

Какова сохранность этих фресок? Все-таки начало XIV века, и у памятника была непростая жизнь.

Сохранность не то чтобы плохая, но это один из самых больных памятников из тех, с которыми мне приходилось работать, потому что его много-много раз перестраивали. Вся история перестроек известна, ее исследовали псковские архитекторы и реставраторы. Работами руководил Владимир Никитин, очень хороший специалист, который все разложил по полочкам - когда что менялось. Уже с XV века памятник начали обстраивать, что-то пристраивать, пробивать дополнительные проемы, арки, расширять окна, что-то, наоборот, закладывать. В результате тело храма очень сильно пострадало, и там много таких участков, где кладка разных периодов, одна как бы налезает на другую. Конечно, храм просто нельзя привести в идеальное состояние, если мы говорим об архитектуре, так чтобы сказать: "Ему ничего не будет". Он требует постоянного надзора, контроля и очень бережного отношения. Он, например, реагирует на малейшие подвижки грунта. Что значит "малейшие подвижки грунта"? Последний раз, когда мы работали в соборе три года назад, полностью заштукатурили утраты на северном своде (живопись, естественно, там была утрачена), сделали новую штукатурку, подмазки, покраски, и вот я приезжаю этим летом туда и вижу на своде свежую трещину. Ее там не было ни в прошлом году, ни в позапрошлом. Какая-то подвижка.

Чем она может быть вызвана? Понятно, что грунт может просто "поехать", но, наверное, есть какие-то раздражающие факторы.

Кто его знает. Может быть, из-за того, что вокруг собора все время ездит тяжелый транспорт. Поскольку у монастыря интенсивная жизнь, туда все время заезжают грузовики, вокруг собора стройплощадка, там постоянно что-то строится. Не исключено, что из-за этого, а может быть по каким-то другим причинам. Я не беру на себя смелость утверждать, что виноваты грузовики, но это просто пример состояния собора.

Что касается живописи, то она, конечно, сохранилась фрагментарно. Но при этом вся программа читается, то есть все изображения находятся в той или иной степени сохранности, но главное, что они до нас дошли. Там очень мало таких лакун, где можно сказать, что не знаем, что здесь изображено. Таких участков очень мало. В основном вся система росписи восстанавливается, но сохранилось, я думаю, примерно процентов 60 от общей декорации - это очень много на самом деле, очень много для памятника XIV века.

А сейчас в соборе ведутся реставрационные работы? На каком этапе находятся консервационные работы?

Понимаете, работы по живописи в этом храме всегда вел я. Мы начали там работать в 1985 году, все было просто в ужасающем состоянии, потому что комплексная реставрация там никогда до нас не велась. Мы пять лет только укрепляли штукатурку, потому что она сыпалась, фресковая штукатурка просто отваливалась от стен. Потом у нас был перерыв. Где-то с конца 1990-х годов мы приступили к реставрации - делали расчистку, докомпоновку грунта, незначительные тонировочки. На самом деле эта работа велась от случая к случаю, так как мы полностью были завязаны на федеральном финансировании, а федеральное финансирование - вещь капризная, оно сегодня есть - завтра нет. Как нам дадут деньги, мы туда едем и с удовольствием работаем на отведенную сумму, но суммы все время были маленькие. Был только один год, когда Минкульт выдал нам 3 миллиона, а так обычно по 500 тысяч, иногда 300 тысяч - представляете? Что это за деньги? В результате сейчас полностью отреставрировано (то, что у реставраторов называется "экспозиционный вид" - то есть все работы завершены, сделана консервация, укрепление, раскрытие, и живописи придан экспозиционный вид, можно снимать леса) примерно сорок процентов, может быть половина. Там сейчас леса стоят только в нижней зоне - по всему храму, а верх - барабан, паруса, алтарную апсиду, своды - мы уже сделали и леса сняли.

В своем ЖЖ депутат Лев Шлосберг написал, что, согласно распоряжению правительства РФ, на ремонтно-реставрационные работы собора Рождества Богородицы Снетогорского монастыря будет выделено 10 миллионов рублей.

Хорошо, только это не на фрески, вот в чем дело. Это распоряжение связано с празднованием 1150-летия российской государственности, и там фигурируют несколько самых древних городов, в том числе и Псков. Но там точно не указано - на какие работы, в соборе же еще не завершена архитектурная реставрация. У памятника нужно менять кровлю, поскольку она старая и сгнившая, иногда начинает течь, я это видел своими глазами. У нас таких храмов в стране единицы, поэтому от государства надо добиваться, чтобы оно повернулось лицом к этой проблеме, такие храмы необходимо привести в должное состояние и поддерживать его. И тогда, когда храм полностью отреставрирован, мы можем уже спокойно говорить: "Да, вот этот храм мы передаем церкви," - священники служат, хранители сохраняют, полное взаимопонимание и любовь. У нас же все, как в случае со Снетогорами, делается задом наперед.

Если принять во внимание хрупкость храма, то, как вам кажется, небезопасно ли там в принципе проводить богослужения? Или можно сделать так, чтобы они не влияли на состояние фресок, собора?

Можно, я уже давно говорю, как это сделать. И я не одинок в своих предложениях, они много раз поддерживались методическим советом Министерства культуры. Мы не единожды это обсуждали и все время приходили к следующему варианту. Там основное ядро - это древний собор, он обстроен разновременными папертями и приделами; получается, что с западной, северной и южной частей он находится в окружении обстроек. И эти паперти по своей площади в два раза больше площади самого собора, и в них нет никакой древней живописи - они беленые, отреставрированы, приведены в полный порядок. И вот наша идея была такова: собор внутри, в интерьере отгораживается от внутреннего пространства паперти прозрачной стеклянной перегородкой. Богослужения могут идти в обеих зонах, но в отреставрированной части — где паперти - можно служить хоть сейчас, если поставить перегородку. Для чего она нужна? Для того чтобы, во-первых, внутри храма, собственно, где фрески, можно было поддерживать стабильный температурно-влажностный режим, что очень важно для сохранности живописи. Второй момент: при богослужениях всегда используются свечи, от них идет копоть, а это смерть для фресок. Копоть съедает фрески, потому что она ядовитая и химически воздействует на краску, и краска разрушается. Поэтому копоть надо отсечь. А служить в основном объеме, древнейшем, нужно без использования большого количества свечей. Такая практика уже существует.

Сейчас я нахожусь, например, в Полоцке, где мы раскрываем фрески XII века в Спасо-Ефросиньевском соборе, это центральный собор Спасо-Ефросиньевского женского действующего монастыря. Он действует уже много-много лет. Монахини знают, что фрески - святыня во всех отношениях, и они не используют свечи в храме. Тут продолжаются богослужения, правда, сейчас они ограничены из-за того, что идет реставрация, но они не используют свечи. Так можно делать - жги их в притворах, но не жги внутри основного объема - и все. На самом деле все проблемы решаемы, просто чрезвычайно трудно пробиться сквозь нежелание их понимать.

История со Снетогорами в этом смысле показательна. Решение о передаче собора было неожиданностью, даже для хранителя. Если я правильно понимаю, Таисия Круглова не знала об этом, а это и является нарушением.

Конечно, допущено нарушение. Все должно было происходить в обратном порядке. Сначала должны были составить все согласительные бумаги, акты передачи, акты технического состояния, соглашения по будущему хранению, а не наоборот. Получается, что памятник передан, и кто его теперь будет хранить?

Памятник остался вообще без хранителя?

Да.

А Таисия Круглова может хотя бы заходить в собор?

Ее в храм не пускают, потому что это теперь собственность монастыря. Но она и не пойдет туда - и правильно сделает, потому что с нее сняли охранные функции.

Как вы считаете, почему храм решили отдать сейчас? Можно ведь было и раньше отдать, а тут все так быстро и тихо. Почему это происходит в такое время и в такой форме?

В такой форме, потому что это наше государство. Почему именно сейчас? Потому что теперь у нас власть очень любит заигрывать с церковью. Заигрывать и не думать о последствиях. Церковь в подобных ситуациях часто оказывается подставленной, потому что иногда церковь, может быть, даже не хочет брать на себя такую ответственность и обязательства, но государство ей навязывает.

Делает своеобразный подарок.

Да, подарок - вот, принимайте его. На самом деле я считаю, что во всех храмах должны служить, хотя бы раз в год, но служить, поскольку это естественное состояние храма. Однако это совершенно не значит, что храм нужно передавать в полное распоряжение тому, кто там служит. А у нас именно так хотят - отдали и забыли. Такая вот общая политика в стране.

Во-вторых, у нас чудовищно некомпетентная публика, которая работает в Министерстве культуры и во всех структурах Министерства культуры, в охране памятников. Она чудовищно безграмотная! Сейчас мне Таисия переслала акт, охранное обязательство по собору Снетогорского монастыря, которое было составлено управлением культуры Псковской области, скажем, в прошлом году. Там везде стоит дата собора - XVI век! В двадцати местах - перепутали XVI и XIV века. Циферки одни и те же, а порядок перепутали. Вот что это такое? Это люди, которые проработали там всю жизнь, - они просто не в состоянии отличить. Напоминает анекдот: встречаются две блондинки, одна другую спрашивает: "Как правильно писать – 'Иран' или 'Ирак'?" Здесь то же самое - XVI или XIV. На самом деле, эта некомпетентность возведена в степень, и люди даже не хотят что-то менять в своей голове.

Псковские власти после волны критики, вызванной обеспокоенностью за судьбу собора и фресок, решили созвать совет, который будет работать над составлением охранных обязательств для памятника, и вас туда пригласили как специалиста. Вы знаете, каков процент вот таких, настоящих экспертов?

Я не знаю, кто будет в совете. И зачем это все было доводить до совета? Теперь приходится так поступать, потому что иначе будет очередное головотяпство. По правилам не должно же быть никакого совета, нужно было изначально просто все сделать по закону и по порядку. Я, конечно, буду участвовать в работе совета, потому что в данном случае нужно просто проявить волю и убедить всех, как правильно поступить. Хотя по большому счету они должны были это делать сами.

Каким образом так получилось, что у фресок отсутствуют паспорт, документы, их описывающие? Из-за этого ведь живопись не является отдельным памятником.

Так получается, я еще раз повторю, потому что люди, которые этим заведуют, некомпетентны. Они должны были раньше его написать, а они не могут, потому что путают XIV век с XVI.

При составлении паспорта работают с хранителем или с кем-то другим, кто очень хорошо знает состояние фресок. По идее, описанием живописи должен заниматься хранитель.

Хранитель - это музейный сотрудник, который должен получить задание на составление такого текста, а составить его достаточно сложно, это требует большого времени и специальных знаний. И такая работа должна быть сделана заранее. Но в данном случае хранителю в управлении культуры поручили выполнить эту работу чуть ли не за две недели, что просто невозможно.

Из-за того что собор Рождества Богородицы является памятником федерального значения, в его передаче должен принимать участие Минкульт. Участвовал или и тут были нарушения?

Да нет, кто-то все бумаги там утвердил, только теперь никто не говорит, кто же это был. Все скрывают, потому что понимают, что сделали все незаконно, вот и спрятали голову в песок. Хотя на всех документах должна стоять чья-то подпись, но их не показывают.

Закон "О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения…", принятый в 2010 году, мягко говоря, выйдет боком еще многим памятникам культуры, пожалуй, за исключением объектов ЮНЕСКО.

Он и выходит боком, потому что был принят без учета разнообразных обстоятельств - того, что каждый передаваемый объект такого уровня требует индивидуальной программы. Все памятники разные со своими проблемами и особенностями, и их нужно учитывать. Но сделано этого не было, поскольку приказ принимали по указке верховной власти - отдать, и все. Тут же подключилось Росимущество, которое стало контролировать передачу. Но кто в Росимуществе понимает в древностях? Никто. Если даже в Министерстве культуры сидят люди, которые понятия не имеют о том, что в этом соборе были фрески. Стали звонить, а там кто-то из высоких чиновников говорит: "А там что, фрески разве?" - "Да." - "Да? А какого века?" - "Четырнадцатого." - "Четырнадцатого? А что, у нас в стране есть фрески четырнадцатого века? Ой, а где бы на них посмотреть?" К сожалению, подобная некомпетентность поразила все структуры нашей страны, и это пугает.

Вы знаете, когда в следующий раз сможете приступить к реставрационным работам в Снетогорах?

Я поеду туда на следующей неделе, чтобы разобраться с бумагами, хотя бы на словах договориться с монастырем и с епархией. А когда дойдет до реставрации - я не знаю. Жду этого уже несколько лет.

Чтобы договориться о чем?

Например, чтобы они не разбирали леса внутри собора, поскольку все же сейчас появилась надежда, - не буду ее пока точно озвучивать, - что на реставрацию фресок появятся деньги и в ближайшие годы мы ее завершим.