В городе Березники (Пермский край) 16 января участница Pussy Riot Мария Алехина в суде пыталась добиться отсрочки своего двухлетнего тюремного срока за «панк-молебен» в храме Христа Спасителя. Мало кто верил, что просьбу Алехиной о воссоединении с пятилетним сыном удовлетворят. Однако это не помешало гражданским активистам собрать целый десант из нескольких десятков российских и зарубежных журналистов, правозащитников, сторонников и просто друзей Алехиной.
Желающие поддержать Марию Алехину собрались в Перми еще накануне. Некоторые из них отправились в Березники самостоятельно, для остальных (мужа другой участницы Pussy Riot Надежды Толоконниковой Петра Верзилова и активиста Дмитрия Куминова, а также нескольких репортеров) был подан небольшой автобус — посильная помощь от местных сторонников панк-группы — музея современного искусства PERMM и меценатов Андрея и Надежды Агишевых.
В середине пути (от Перми до Березников 180 километров) решено было сделать остановку у какого-то придорожного кафе — больше ради того, чтобы погреться внутри. Температура к тому времени упала до минус 25 градусов, и даже автобус не спасал от пронизывающего холода.
Остаток пути перенесли легче: активисты занялись подготовкой к приезду в Березники и многочисленными звонками. Верзилов давал кому-то по телефону пессимистичные комментарии; суть их сводилась к тому, что ничего хорошего от суда он не ждет, поскольку государство явно не настроено на освобождение политических заключенных.
Перед тем как отправиться к зданию суда, экипаж совершил небольшую остановку у стен березниковской колонии, в которой отбывает наказание Алехина. Журналисты делали съемку общих видов, активистам было интересно, сколько времени пройдет перед тем, как их заметят. Спустя несколько минут к воротам вышел человек в форме и пригрозил собравшимся арестом за съемку режимного объекта. Впрочем, дальше слов дело не пошло — даже несмотря на то, что в автобус его пассажиры вернулись не сразу.
Вход в здание суда загородили судебные приставы, отказавшиеся пускать кого-либо внутрь до особого распоряжения. Журналисты попробовали надавить на жалость (надо сказать, вполне оправданно — мороз с каждым часом все усиливался), но получили отказ и отправились греться в небольшой магазинчик по соседству. Продавщица, узнав, по какому случаю все собрались, расчувствовалась и напоила гостей чаем (за деньги, конечно, но ведь до этого чая в продаже вообще не было), даже разрешила воспользоваться туалетом.
Горячий чай, как выяснилось уже через несколько минут, пришелся как нельзя кстати. Суд был назначен на три часа дня (13.00 по московскому времени). Примерно за 40 минут до этого приставы объявили, что начинается пропуск людей в помещение. Эта процедура оказалась мучительно долгой — через полчаса большая часть собравшихся все еще находилась на улице и начинала потихоньку замерзать. Шутили, чтобы как-то подбодрить себя.
— Там что, сочинение заставляют писать?
— Ага, явку с повинной.
— Суд имени генерала Карбышева.
Вскоре шутки в толпе иссякли, их место заняли жалобы на отмороженные ноги и проклятия в адрес судебных приставов. Начали подтягиваться местные. К зданию суда подошла женщина в крашеной фиолетовой шапке. Узнав, что здесь происходит, она начала ввинчиваться в толпу, повторяя:
— Я не «Пусси Риот», пропустите.
— И что? — возражали ей. — Мы тут все стоим и одинаково мерзнем.
— Но вы-то по своей воле это…
Толпа в ответ взорвалась хохотом, совершенно смутив фиолетовую женщину.
— Ну… Вам же за это, в смысле… Дадут…
— Ага, посмертно дадут. Памятник поставят.
На какое-то время женщина угомонилась. Она погладила варежкой тонкую кожаную куртку впереди стоящего журналиста: «Бедняжка, даже сквозь куртку видно, как дрожит».
Журналисты во время заседания суда
Иван Козлов / «Лента.ру»
Проход, ведущий из предбанника в коридор, преграждал угрюмый упитанный пристав. Когда на морозе осталось еще человек двадцать, он объявил: «Так, еще четыре человека — и все!» Толпа взревела. На улице по-прежнему толпились московские журналисты, представители информагентств и операторы телеканалов.
— Мы из Москвы ехали, нам нужно попасть внутрь, вы что думаете вообще? — закричали приставу.
— Я думаю, как бы вас всех отсюда разогнать, — сказал пристав и засмеялся собственной шутке.
— Мы хотим попасть внутрь! — снова крикнул кто-то.
— А я хочу генералом стать, — пристав опять загоготал. Он явно был очень доволен собой и развлекался.
В толпу втиснулся какой-то парень с небольшой камерой. «Это СМИ Березников», — объяснил пристав и дал команду пропустить журналиста. Парень молча прошел внутрь на глазах у опешивших коллег. Все начинало походить на издевательство, причем учиненное не в соответствии с каким-то планом, а просто так — по случаю хорошего настроения охранников.
Для Марии Алехиной в зале суда установили модный «аквариум». В таком же «аквариуме» она вместе с Надеждой Толоконниковой и Екатериной Самуцевич сидела во время суда над Pussy Riot.
Заседание началось в четвертом часу. Чтобы видеть происходящее, журналисты встали на стулья — за исключением первого и последнего рядов. С первого ряда и так все было видно, а на последнем сидели люди в штатском, которых сам процесс явно не интересовал.
Вероятно, московские и зарубежные журналисты, за последние месяцы привыкшие к «панк-правосудию» и к невероятному градусу абсурда и иррациональности, царящим в деле Pussy Riot, были готовы ко всему. Но в наименьшей степени — к тому, что происходило в суде города Березники, то есть к абсолютно заурядной процедуре, носящей очевидно формальный и протокольный характер. Не было ни хамства со стороны суда (судья Галина Ефремова, напротив, вела себя настолько тактично и вежливо, что у собравшихся появилась надежда на отсрочку приговора), ни библейских претензий со стороны обвинения. Почти ничего, к чему можно было бы придраться.
Много времени было посвящено разбору нарушений, вменяемых Алехиной со стороны колонии. По версии администрации исправительного заведения, девушка «позволила себе невежливое высказывание в адрес представителя администрации» и была вызвана на дисциплинарную комиссию, где отказалась давать объяснение без адвоката. Кроме того, она дважды проспала подъем и в недопустимой форме пыталась передать адвокату сведения для Европейского суда по правам человека. Алехина не согласилась ни с одним из нарушений и писала по каждому жалобы, однако не была услышана — не произвели впечатления ее аргументы и на судью с прокурором.
Только в начале заседания стало известно, что интересы Алехиной будет представлять пермский адвокат Оксана Дарова. В своей речи она преимущественно касалась того, насколько важно для ребенка (у Алехиной есть пятилетний сын Филипп) поддерживать постоянный и непосредственный контакт с матерью. То «давление на жалость» за которое раньше критиковали прежних адвокатов Pussy Riot, на этот раз было оправданно — в этом и заключалась суть кассации.
Журналист и бывший политзаключенный Александр Подрабинек, выступавший в качестве еще одного защитника Алехиной, был верен себе — он произнес речь, в которой предсказал, что скоро участниц Pussy Riot реабилитируют, как реабилитировали в свое время «врагов народа». Дисциплинарные претензии, возникшие у руководства колонии к Алехиной, он назвал не иначе как «придирками».
Выступила и сама Алехина. Она не согласилась не только с претензиями администрации в свой адрес, но и с ситуацией в целом — этот момент, ставший уже самоочевидным, она в очередной раз подчеркнула. «Никто не заставит меня признать вину», — снова сказала Мария. Ей подача ходатайства о досрочном освобождении казалась делом безнадежным, однако почему-то она на него решилась. Возможно, потому что надеялась разглядеть за должностями судьи и прокурора конкретных живых людей — об этом Алехина говорила на заседании.
На вынесение решения судья взяла двухчасовую паузу, на время которой всех выдворили из зала. Перед возвращением Алехиной в зал суда журналистов и активистов затолкали в узкий коридор, дверь заперли: чтобы до оглашения Алехина не смогла ни с кем даже взглядом пересечься.
Судья Галина Ефремова
Иван Козлов / «Лента.ру»
Тихую пожилую судью и ее монотонный говор было едва слышно, но слово «отказать» расслышали все. Так же, как и словосочетание «тяжкое преступление», которым судья охарактеризовала «панк-молебен». Ефремова сочла, что сыну Марии Филиппу и сейчас живется довольно неплохо («есть бытовая техника»), а значит, возвращение мамы не принципиально важно для его гармоничного развития.
Алехину, лаконично ответившую на финальные вопросы судьи, увели. Держалась она достойно — как и ее мать, которая присутствовала в зале, а после заседания с фатальной иронией отвечала на вопросы журналистов. Сорвалась на крик мать Алехиной только один раз — не захотела общаться «с журналистом канала, который выпускает Мамонтова».
После отказа в удовлетворении ходатайства приставы выпроводили всех из здания суда в считанные минуты.
Мороз к тому времени уже достигал 30 градусов, но журналисты плотным кольцом обступили боковой выход из здания суда, откуда Алехину должны были вывести и посадить в уазик. Здесь все впервые увидели «космонавтов»: 10-15 омоновцев в полном облачении ограждали от журналистов тропинку, по которой, как предполагалось, проведут Алехину.
Репортеры в ожидании Алехиной брали комментарии у других участников процесса. В первую очередь осаждали Петра Верзилова, которому приходилось раз за разом отвечать на одни и те же вопросы: да, итог был предсказуем, да, будут подавать апелляцию, да, будут дальше расширять общественную кампанию поддержки, да, надежда на лучшее сохраняется. Нашли его и в магазине, куда он забежал погреться — спросили, что теперь должен сказать адвокат Марк Фейгин, который был уверен, что после отстранения его, Виолетты Волковой и Николая Полозова от дела Pussy Riot Алехину отпустят. Верзилов назвал Фейгина «смешным иррациональным человеком», но рассуждать о персоне адвоката ему вскоре наскучило и он переключился на общение с местными — трое пацанов в черных куртках и шапках пили пиво прямо здесь же, в магазине.
«Знаете, да, что тут происходит? Маша Алехина, кудрявая такая девушка. «Пусси Райот», слышали же?» — спросил Верзилов. Пацаны закивали. «Ну и как вообще, согласны с приговором?» — продолжил он. Пацаны смутились от неожиданного вопроса, но один все же высказался: «Да нет, штраф бы ей выписали и все, да? А так прямо сажать-то че». Верзилов остался доволен беседой.
Через час после завершения заседания Алехину вывели из дверей суда, молниеносно усадили в уазик и увезли.
Автобус, отправлявшийся в Пермь, был еще более холодным, чем утром. И более пустым — активисты Дмитрий Куминов и Петр Верзилов остались в Березниках до следующего дня в надежде выжать из ситуации еще что-нибудь полезное для Алехиной. Новым — и весьма примечательным — пассажиром стал немолодой бородатый мужчина в забавной шапочке, представившийся интернет-псевдонимом — Болек. Накануне он вместе с остальными активистами приехал в Пермь из Москвы — точнее, из Мытищ.
Формально у него было меньше всего оснований находиться в Березниках. Среди правозащитников, журналистов и личных знакомых Алехиной (например, ее подруга из фонда «Старость в радость» совместила поездку в Пермский край с гуманитарной миссией и привезла вещи в местный дом престарелых) Болек был лишь другом участницы Pussy Riot по переписке.
Раньше Болек посылал Алехиной и Толоконниковой посылки — продукты, вещи и книги. Толоконниковой от него доставались классические философские трактаты. Потом оказалось, что посылки не нужны — Алехиной их и так посылали столько, что объем гостинцев превысил по площади норму, отпущенную одному заключенному. Толоконникова от философских трактатов отказалась, объяснив, что не успевает их читать — и попросила заменить их брошюрками. Последний раз Толоконникова попросила у него Белинского, Бердяева и Герцена. Последнего Болеку найти в формате брошюры не удалось.
«С тех пор, как я узнал адрес колонии, я пишу два письма в неделю. Я решил писать, не дожидаясь ответов — иначе переписка очень затягивается, — говорит Болек. — У меня много квитанций накопилось. Меня сегодня не хотели пускать в суд, когда я сказал, что я не из СМИ, а из группы поддержки — тогда я показал эти квитанции как ксиву, и меня пропустили. Они у меня с собой».
Болек извлек из сумки увесистую пачку квитанций, перетянутых резиночкой, потряс ею в воздухе и задумчиво произнес: «Знаете, когда я занимаюсь этим, мне все равно кажется, что это все — все, что я делаю, — это очень и очень мало».