Красивый сюжет вокруг некрасивого здания Как открывали Мариинку-2

Трехдневный минифестиваль по случаю открытия второй сцены Мариинского театра — торжественный гала-концерт в присутствии президента России и еще четыре спектакля за два дня — вырос в красивый сюжет вокруг некрасивого здания. По крайней мере, такая репутация у нового театра сложилась перед открытием. Но гости присмотрелись — вроде ничего. Внутри так и вовсе оказалось красиво.

Открытию Мариинки-2 очень повезло с погодой — закрученный сюжет разворачивался при ярком солнце, что новому зданию от канадского архитектурного бюро Diamond Schmitt Architects, поставленному позади старой Мариинки не на пустом, но на зачищенном месте, как выяснилось, особенно идет. В стеклянных плоскостях фасада отражались исторический Петербург и старый театр, и нарядная публика на фоне прозрачно-бежевой архитектуры в такую погоду смотрелась особенно выигрышно. В воздухе ясно ощущались благодушие и радость, а люди с плакатами вроде «С днем рождения, г-н директор ТРК Мариинский» или «Герой труда, снеси сарай или сдай медаль», стоявшие буквально перед входом, прямо в гуще великосветских событий, щурясь на солнце в ожидании президента, — никому не мешали. «У нас бы давно скрутили», — заметил кто-то из московских гостей. Но в Мариинке все действительно вышло спокойно и по-домашнему.

Даже сама интонация торжественной речи Владимира Путина со сцены перед началом гала-концерта, спокойная, дружеская, подчеркнуто не высокопарная, давала понять, что все здесь чувствуют себя как дома. Еще бы. Для президента это большая стройка с удачным финалом, личный репутационный успех — как если бы благополучно построили Сочи. Вообще-то в самой Мариинке, а теперь еще будто в целом квартале города, царствует Валерий Гергиев. И появление нового театра — это его проект, осуществленный с типичным гергиевским финальным нажимом, когда он словно говорит: «Все неважно, дайте работать». Но награжденный званием «Герой труда» одним из первых в стране, вместе с четырьмя неизвестными широкой публике «героями» для комплекта, Гергиев — человек с мировым именем и грандиозной репутацией — он для Путина по-своему тоже домашний, отчасти собственный. И гергиевский успех смешивается с государственным. Иногда в вечер открытия казалось, что еще неизвестно, кто здесь кого играет. И кто король. Новый театр красит гостей и участников или пышная компания украшает саму Мариинку-2, а также весь счастливый финал истории невероятно эффектного расширения мариинского театрального пространства.

В речь Путина вкралась одна примечательная ошибка: говоря, о том, как все хорошо развивается, президент вспомнил, что и в Москве недавно было похожее событие: «Большой театр тоже открыл вторую сцену». Тут надо сказать, что Большой открыл не вторую, а первую сцену. На второй — маленькой — он жил несколько лет, пока шла реконструкция исторического здания. Но президенту оно чужое, он его даже не открывал. Все было при Медведеве и быльем поросло. Теперь из второй Мариинки, из дома, героически построенного с нуля, как будто из домашнего окна, плохо видно соседей. Да и надо ли рассматривать. Что там у них первое, а что второе — не так уж важно. Зато дома все ясно. Вторая сцена — больше, просторнее, светлее и технически лучше оснащена.

Новый театр построен за 8 лет, и старый пока не закрывают на реконструкцию, по крайней мере, еще три года его обещали не трогать. Вместе у двух зданий Мариинки, что явно произвело впечатление на Владимира Путина, сейчас 120 тысяч квадратных метров площадей. Огромный театр накрывает собой квартал. В новом здании — 2000 зрительских мест, а это больше, чем у исторической сцены Большого театра (некоторые полагают, что это специально, но, скорее всего, это не так). И еще выразительнее, чем большая глубина сцены, смотрится зал: он свободный и просторный, расстояние между рядами и ярусами будто намеренно преувеличено, так что в непривычно широкомасштабный экран сцены смотрится полукруг, словно нарисованный центробежными силами. Зал не обнимает сцену, а как будто откатывается от нее.

«Здесь нет ощущения театра», — говорят театральные люди, имея в виду даже не отсутствие хоть сколько-нибудь пышного декора. «Театральный зал — это такое место, которое превращает людей в сообщество». Нет, здесь такого нет. Кажется, зал с его широким и длинным, распластанным партером, высокими просторными ярусами сделан так, что публика, рассевшись, словно тихо отплывает от сцены, превращаясь из толпы вовлеченных или сочувствующих в сумму наблюдателей. Так часто бывает в новых театрах по всему миру, от парижской Opera Bastille до оперного театра в Торонто, который строило то же архитектурное бюро, что и новую Мариинку, и который она во многом напоминает.

Новый Торонто неподалеку от Новой Голландии вписывается в исторический и культурный бэкраунд места только за счет своей функциональности. Предельно нейтральное огромное здание — это театр. Был бы дворец спорта (даже не торговый центр) — не сносить бы кому-нибудь головы. Больше ничем, ни внешне, ни внутренне дом-театр не монтируется ни со средой, ни с историей, ни с репутацией города. Если не считать хорошими взаимоотношениями нового здания и городского пейзажа то корректное равнодушие и игривое высокомерие, с которым новый театр глядит в пространство. Но тут оказывается важна точка зрения, с которой театр рассматривать. Снаружи его вид сомнительный, хотя и отсылает к мировому опыту — таких в мире много, в том числе и в исторических центрах, но изнутри театр по-своему шутлив.

Внутри обнаруживается важная деталь. Главное место в театре — не зал, и даже не ставшая вмиг знаменитой внутренняя стена медового оникса, почти физически ласкающая взгляд не только зрителя, но и случайного прохожего (стеклянные стены ненавязчиво демонстрируют городу эту ласку). По-настоящему козырное место — фойе бельэтажа и первого яруса, из которого через угловую полностью прозрачную стеклянную стену открывается изумительный вид на Петербург, тот самый, который с появлением театра был частично разрушен. Глядя через стену, ты как будто висишь в воздухе и смотришь на Петербург чуть свысока. Попадая в театр, ты оказываешься внутри города и ощущаешь пространство, которого как будто нет. Город оказывается декорацией, а зрители — героями.

В прозрачном легком антураже, на фоне стекла, светлого мрамора и белых кожаных подушек, которыми выложена лестница между двумя этажами (на ней сидят, это одновременно ряды для публики, если устраивается концерт или лекция в фойе), в конечном итоге в городской сценографии — невероятно выигрышно смотрится нарядная публика. Каблуки, платья, смокинги, бабочки, все начинает играть, все выглядит как на сцене. И сам новый театр оказывается подобием типичного европейского современного оперного спектакля: прохладная пустая сцена, минимум декора, пустота, на фоне которой разыгрывается зрелище. Выглядит очень эффектно.

Вообще, кажется, что новому театру хорошо подходит типичная современная европейская режиссура не провокационного, а скорее дизайнерского толка. Кроме медленного и плавного гала-концерта в постановке Василия Бархатова с участием мировых мариинских звезд оперы и балета (от Дианы Вишневой и Ульяны Лопаткиной до Пласидо Доминго, которому любая акустика впору), здесь уже был дан один оперный спектакль, идеально и просто вписавшаяся в технические возможности новой сцены постановка «Иоланты» с Анной Нетребко в главной партии. Спектакль раньше шел на старой сцене, но теперь было особенно видно и слышно, как запросто округлой мощью своего нынешнего, несколько напряженного голоса Нетребко заполняет красиво пустынную сценографию спектакля. А сама непомпезная постановка — пустынную сцену и зал.

Диана Вишнева в сцене из балета «Кармен-сюита» во время гала-концерта, посвященного открытию второй сцены Мариинского театра

Фото: Алексей Даничев / РИА Новости

Пока трудно себе представить, чем и как будет наполнен календарь Мариинки-2, сколько дополнительных усилий потребуется для того, чтобы привычный мариинский конвейер заработал с удвоенной силой, и станет ли Мариинка-2 поводом к появлению новой театральной эстетики и репертуарной политики. Но так или иначе, понятно, что здесь речь идет о современном театре и современных зрителях, логика отношений между которыми совсем другая, нежели та, что бывает между «храмом искусств» и его «прихожанами».

В старых театрах, решая, брать или не брать бинокль, человек выбирал, хочет ли он рассматривать актеров или смотреть спектакль. В новых, и в Мариинке-2 в том числе, зритель решает, хочет ли он рассматривать спектакль или, вслушиваясь, наблюдать и при нем присутствовать. Поэтому в атмосфере споров об архитектурном облике зала особенной интригой еще до открытия звучала тема акустики нового места. О ней рассказывали, что она идеальна и это компенсирует все архитектурные минусы. Действительно, какая в сущности разница, как выглядит здание, если это и вправду театр («ну, в конце концов, не ТРЦ же построили», — говорят петербуржцы) и если этот музыкальный театр хорошо звучит. Что главное. И верно, акустика в зале как минимум есть, в отличие от некоторых построенных в последние десятилетия, например, московских залов, вроде Дома музыки. Она не идеальна — звучание оркестра в яме, оркестра на сцене и голосов еще плохо смешивается, баланс подвижен и нестабилен, чтобы не перекрыть звучание голосов в глубине сцены, оркестру приходится проявлять максимум смирения. В передней части партера оркестр звучит суховато и плоско, а дальше — красиво летит, но отдельно от голосов, особенно если певец выходит на авансцену. А там так гулко, что кажется, будто звук идет через динамики.

Но так или иначе, все действительно слышно везде, что важно и нужно. Просто это совсем другой звук, не тот, какой бывает в старых театрах, он стерильный, новый, словно только что из коробки. Пройдет время, и зал точно будет звучать иначе, пыль осядет, дерево напитается вибрациями, гул уляжется, все устаканится. Музыканты подстроятся и придумают, где стоять, чтобы не гудеть, а зрители научатся так выбирать места, чтобы, скажем, увидеть весь рисунок хореографии Бежара в «Болеро» с Дианой Вишневой, ставшей главным и безусловным балетным событием фестиваля-открытия. Так же, как партия Набукко в исполнении Пласидо Доминго при всей конкуренции звезд в трехдневной программе стала главным событием оперы. Впрочем, спета она была на старой сцене. Так привычнее.