В Замоскворецком суде закончились прения сторон по делу о массовых беспорядках на митинге 6 мая 2012 года. В течение трех дней защитники и сами подсудимые оспаривали доводы обвинения, правда, представители прокуратуры и судья Наталья Никишина не проявили к их словам никакого интереса. Суд по «делу двенадцати», первой партии арестованных по «болотному делу», движется к неминуемой развязке: в следующую среду восемь оставшихся на скамье для подсудимых после амнистии четверых их товарищей выступят с последним словом, и в течение двух недель суд вынесет им приговор. Иллюзий насчет его обвинительного характера в зале судебных заседаний никто не питает.
Прения защиты длились в Замоскворецком районном суде столицы ровно три дня: в понедельник слово предоставили подсудимым. Их речи можно было описать двумя словами: искреннее изумление. «Я не понимаю, как боец Троерин на первом допросе мог сказать, что не помнит, кто из митингующих затащил его в толпу и сорвал с него шлем, а на повторном допросе показать, что каску-джетту с него сдирал именно я, и даже вспомнить, что уши у меня оттопыренные, а нос ― с горбинкой», ― возмущался получивший слово первым отслуживший в десанте студент Денис Луцкевич.
Андрей Барабанов, которого обвиняют в том, что он нанес два удара ― рукой и ногой ― омоновцу Ивану Круглову, обратил внимание суда на то, что потерпевший, по его же собственным словам, не получил абсолютно никаких физических повреждений, на что честно указал при допросе в зале суда. Речь последнего выступавшего в понедельник, анархиста Алексея Полиховича, была наиболее эмоциональной: «Прокуроры видят [на видеозаписи] преступный умысел: поджоги, погромы, массовые беспорядки ― и не видят давки и цепочки полиции, которая к ней привела. Не видят насилия ОМОНа, разбитых от ударов дубинок голов, неправомерных и наглых задержаний. Думаю, не все в этом зале страдают такой выборочной и обвинительной близорукостью. Прокуратура очень старается представить все, что было 6 мая на Болотной, чуть ли не как пресеченную попытку штурма Кремля. Единственная бутылка с зажигательной смесью, воспламенившая ногу пострадавшего Яструбинецкого и потушенная спустя несколько секунд, превращается в “поджоги” ― во множественном числе. Поваленные, в общем-то, по глупости биотуалеты ― в “погромы”, опять же во множественном числе. Хамское и противозаконное поведение полиции, их ошибочные действия ― в “следование должностным инструкциям и обеспечение правопорядка”», ― закончил он.
Во вторник и в среду в прениях выступали адвокаты. Они единодушно просили оправдать своих подзащитных, убеждая суд в том, что «совершенные действия никак нельзя квалифицировать ни как причинение насилия сотрудникам полиции, ни как участие в массовых беспорядках».
В частности, адвокат Дмитрий Аграновский, защитник Ярослава Белоусова, утверждал, что его подзащитный пришел на митинг с исследовательской целью: Белоусов, студент отделения политологии МГУ, давно интересуется митингами, в самом начале учебы он написал курсовую работу под названием «Социальные сети как инструмент организации массовых акций». «Его присутствие на митинге ― сродни работе журналиста, только без охранных грамот», ― убеждал суд Аграновский. Бегло перечислив пункты положительной характеристики, выданной университетом его подзащитному, Аграновский вспомнил, что за его клиента поручались и депутаты, и писатели, и актеры ― например, Александра Маринина и Лия Ахеджакова. Он просил суд снисходительно отнестись к Белоусову: «На его иждивении малолетний сын, недавно перенесший несколько операций в связи с воспалением кисты шеи».
По мнению адвоката, давка на митинге на Болотной площади была спланирована заранее: «Обратите внимание, что в передаче Сергея Минаева “Минаев Live” ведущий, когда на площади еще все спокойно, произносит следующую фразу “Вот сейчас эти люди начнут таранить [полицию] как [в игре] Angry birds”. Откуда, интересно, Минаеву было известно, что случится? ― недоумевал адвокат. ― Откуда он знал, что на площади начнется незапланированный конфликт, в который и был вовлечен Белоусов?!»
По утверждению Аграновского, предмет, который его подзащитный «якобы бросил в омоновца Филиппова, так и не был установлен ― свидетели никак не могли определиться с его формой». «Они говорят, Ярослав кинул в полицию бильярдный шар, но где и когда вы видели на улицах Москвы валяющиеся бильярдные шары? ― спрашивал адвокат у прокуроров и судьи. ― К тому же Ярослав в принципе не мог ни в кого ничем попасть, поскольку у него сильная миопия: один глаз минус десять, другой — минус шесть».
Судья Никишина слушала защитника, прикрыв глаза ― то ли задумавшись, то ли задремав. «Ваша честь, да вы посмотрите на них! ― Аграновский повел рукой в сторону металлической клетки, в которой сидели подсудимые. ― Какие это погромщики? Это же сплошная интеллигенция!» «Я сам патриот-государственник, ― продолжил коммунист Аграновский, не скрывающий своих левоконсервативных политических взглядов. ― Но мне их по-человечески жалко». «Они всё поняли, они будут держаться подальше от всяких митингов», ― заверил он суд. В ответ на это Алексей Полихович язвительно засмеялся.
Публика в ожидании начала слушаний
Фото: @KsZhivago
Родственники подсудимых, сидевшие в зале на задних скамейках, по-братски делили на всех пачку печенья и плитку шоколада. Девушка Андрея Барабанова, Катя Миншарапова, достала из рюкзака большую бутылку воды. Стелла Антон, мама подсудимого Дениса Луцкевича, неотрывно смотрела на своего сына. Тот читал журнал Eurofootball.
Вслед за защитой Белоусова слово взял адвокат Алексей Самохин, представляющий интересы Артема Савелова: он напирал на то, что его подзащитный, которому вменяют «удар по руке бойца ОМОНа Гоголева в момент задержания на митинге 6 мая», не мог этого сделать физически, поскольку с Гоголевым впервые в жизни увиделся на очной ставке. «Савелов, это четко видно в материалах дела, был задержан на митинге вовсе не Гоголевым, а неопознанными омоновцами. Как физически он мог ударить Гоголева, непонятно, ― искренне удивлялся Самохин. ― Никаких доказательств его вины в деле вообще нет ― ни видеозаписей, ни фотографий». «Ваша честь, когда вы останетесь наедине с законом и совестью, подумайте о том, что действительно произошло на площади», ― закончил выступление Самохин, попросивший полностью оправдать подзащитного.
Об этом же суд просила адвокат Светлана Сидоркина, защищавшая Барабанова и Луцкевича. В начале речи она громко и отчетливо процитировала речь адвоката Федора Плевако по «делу рабочих Коншинской фабрики», произнесенную в 1897 году: «Толпа ― стихия, ничего общего не имеющая с лицами, в нее вошедшими. Толпа ― здание, лица ― кирпичи. Из одних и тех же кирпичей создается и храм богу, и тюрьма, жилище отверженных. Перед первым вы склоняете колена, от второй бежите с ужасом. Преступником была толпа. А судят не толпу, а несколько десятков лиц, замеченных в толпе». После этой фразы в зале повисла длинная пауза.
«Это было сказано в XIX веке, но ситуация не изменилась», ― звонко продолжала Сидоркина. В принципе, после этого она могла бы уже ничего не говорить, но адвокат, подобно дореволюционным юристам, закрепила эффект словами Михаила Жванецкого: «Судят не тех, кто совершил, а тех, кого поймали». Назвав своих подзащитных «заложниками ситуации», она попросила об их освобождении.
На выходе из здания суда недавно освобожденный из СИЗО сельский учитель Илья Фарбер, щеголявший объемистым вязаным беретом, уговаривал группу поддержки запустить в небо китайский «шар желания». Одинокий шар, привет подсудимым, поколебавшись в воздухе, взлетел в морозное небо.
Следующее заседание по «делу двенадцати» пройдет 5 февраля. На нем ждут второго адвоката Луцкевича Дмитрия Динзе, не появившегося в среду в суде. Если он откажется от выступления, то суд может заслушать последнее слово подсудимых.