«Украина нас поссорила, и Украина нас помирит» Экономист Александр Аузан о том, что российско-европейский проект спасения Киева от банкротства дает шанс и на прекращение войны

В рамках XXII симпозиума «Пути России», проходившем в Московской высшей школе социальных и экономических наук, деканом экономического факультета МГУ Александром Аузаном была прочитана лекция «Война и экономика: сценарии для России». «Лента.ру» записала основные положения лекции.

Я хотел бы предложить три тезиса экономиста о том, как эта война связана с экономикой. Я думаю пояснений не нужно, что речь идет о войне в Донбассе, которая имеет более глобальный и сложный характер, чем просто внутренний конфликт в соседней Украине.

Экономические интерпретации этой войны могут быть разные. Например, два месяца тому назад на научном совете Академии наук я выступал оппонентом Сергея Юрьевича Глазьева (помощник президента России — прим. «Ленты.ру»), который предложил такую интерпретацию. Он связывал войну со сменой технологических укладов. И с его точки зрения, сейчас переход в шестой технологический уклад создал потребности для мировых лидеров развития, прежде всего США, произвести модернизацию, и, соответственно, организовать дестабилизацию мировой обстановки и изменение потока капитала. Это интересная точка зрения, с которой я, однако, не вполне согласен. Мне кажется, есть более близкое, нежели чем циклическое, объяснение того, что произошло.

Когда начинаешь читать немецких экономистов начала ХХ века, поражаешься, насколько то, что мы пишем в начале XXI века, похоже на то, что писали Кесслер, Каутский и другие: «Такая связанность мира, что никакая война невозможна». И дальше происходит мировая война. Видимо, процессы интернационализации или, как говорят сейчас, глобализации носят циклический характер. Если мы обратим внимание на кризис 2008-2009 годов, то он действительно необычен. Кризис продемонстрировал возникшую диспропорцию между связанностью стран через единый круглосуточный биржевой оборот и степенью их координации. Организм, в котором легкие воюют с печенью, а финансовые центры — с промышленностью, не может чувствовать себя хорошо. Одна из причин, по которой мировое хозяйство вошло в фазу длительной плохой динамики, состоит в том, что в такой развилке нужно делать выбор. Например, резко усилить координацию между государствами — но мировое правительство невозможно даже теоретически. Теоретически возможно усиление роли международных судов, и такой путь наметила G20 в 2009 году, но далеко ли мир прошел по этому пути? Даже Англия и Франция не могут договориться о единых подходах к изменению финансового регулирования, что уж говорить о Гвинее и Норвегии или Монголии и Гватемале.

Второй вариант — деглобализация и образование региональных блоков. Это один из вариантов адаптации, и Украина стала первой жертвой такой жесткой конкуренции региональных блоков, с моей точки зрения. Это результат начала новой деглобализационной волны.

Я приведу пример, который имел место в беседах с европейскими коллегами, часто приезжающими к нам на экономический факультет МГУ. В 2007 году в Ялте проходила конференция с участием украинских и европейских экономистов, на которой известный польский деятель Гжегож Колодко (министр финансов Польши с 1994 по 2003 год — прим. «Ленты.ру»), обращаясь к украинцам, сказал: «Украинцы, не рассчитывайте на европейскую помощь. Украина слишком большая страна для того, чтобы Европа могла нести ее на своих плечах. Нам, дай бог, справиться с Болгарией и Румынией. Поэтому постарайтесь договориться с русскими». Я приехал в Киев в декабре 2013 года — в период мирного Майдана, и обнаружил совершенно другую ситуацию. Европейским коллегам я говорил следующее: «Вот в чем разница. В 2007 году вы рассматривали Украину как объект помощи в институциональных реформах. И говорили: "Никак нельзя, у нас нет денег". Сейчас, когда у Евросоюза стало значительно меньше денег, Евросоюз (как и Россия) рассматривает Украину не как страну, в которой нужно провести институциональные реформы, а как страну, которая представляет собой рынок. А здесь большая страна — хорошая страна».

Это смена точки отсчета, которая как раз связана с тем, что логика региональных блоков заставляет смотреть на страну как на рынок. И вот произошло жесткое и открытое столкновение двух формирующихся региональных блоков. И обратите внимание, что и Евразийский экономический блок вплоть до 2008 года, пока не клюнул «жареный петух кризиса», оставался почти демагогической фразой. А как только потребовалось оказать финансовую помощь Минску и Астане, процессы интеграции резко ускорились. Я не утверждаю, что у этой войны есть только экономические причины, но я утверждаю, что экономические причины у нее есть, и это важно осознавать, поскольку, боюсь, это не единственный в мире случай и не последний, так как волна деглобализации может дать последствия в виде холодных и горячих войн.

Что это означает для России? 4 марта было совещание в узком кругу у председателя правительства. Речь шла об основных направлениях деятельности правительства. Нужно произвести ревизию этого документа в новой ситуации. Я не буду говорить о совещании как таковом, но отмечу, что мои следующие тезисы я озвучил на совещании председателю правительства (Дмитрию Медведеву).

Посмотрите, с какой проблемой наша страна подошла к новому этапу геополитических напряжений. Опять берем за точку отсчета кризис 2008-2009 годов. В этом кризисе проявилась та модель роста, в которой Россия жила семь лет, а на самом деле дольше — около 30 лет. А именно — сырьевая модель, дополненная ориентацией экономики на внутренний спрос. Авторы Стратегии-2020 дружно утверждали, что выйти через ту же дверь из кризиса невозможно. Не только потому, что сырьевые цены уходят вниз, но и потому, что мы полностью «отжали» внутренний спрос — население сильно закредитовано. В 2014-2015 годах кредитный рынок начнет сокращаться, поскольку выплаты по прежним займам начнут превосходить то, что граждане в состоянии заимствовать. Рычаг потребительских кредитов выработан, и дальше экономика двигаться не может.

Темпы роста у нас стали падать не с 2014 года, а с 2011-го сразу после восстановительного роста. Вообще же наша экономика входит в состояние анабиоза (чтобы не говорить «клинической смерти»). Санкции здесь ни при чем, цены на нефть здесь ни при чем, речь идет именно об исчерпании модели. Вариантов запуска мотора экономики два. Либо начать активные, либеральные, структурные реформы для создания привлекательного делового климата в стране. Либо вбросить государственные инвестиции в экономику (около 10 триллионов рублей, которые есть в резерве у правительства). В этом случае будет не очень высокий, но несомненный рост экономики к 2018 году. Ну и третий российский вариант — вообще ничего не делать и оставаться в инерционной траектории. Но для последнего варианта нужно иметь хороший денежный запас, а вот он как раз тает. Вот для чего действительно важны цены на нефть — так это для третьего инерционного варианта.

Кстати, в популярное мнение, что падение цен на нефть — результат геополитического заговора, я не верю. На мой взгляд, это простейшая задачка для студентов первого курса. На нефтяном рынке происходит одновременно рецессия в еврозоне и падение темпов роста в Китае, чья экономика чрезвычайно энергоемкая из-за отсталости технологий. При этом начинается борьба за рынки сбыта между саудитами и инновационной американской сланцевой промышленностью. То есть спрос снижается, и идет конкурентная война за рынки — что у вас будет происходить с ценами, уважаемые студенты? При чем здесь геополитические войны, я понять не могу. Но все это смертельный вариант для инерционного сценария.

Теперь о выборе между двумя вариантами. Мне очень нравится либеральный сценарий, он прекрасно работает. Но для его эффективной работы нужно обязательно сделать одну простую вещь — прекратить войну. Механизм привлечения частных инвестиций не может работать, когда он перекрыт санкциями и гигантскими рисками. Для вброса же государственных денег необходимы только валютные ограничения. Ответ на риторический вопрос, что проще, прекратить войну или ввести государственные ограничения, очевиден. Мне этот вариант не нравится, но по издержкам он гораздо легче. Поэтому шансы сценариев с учетом не очень низко упавших цен на нефть выглядят так: 45 процентов — инерционный сценарий, 50 процентов — мобилизационный, 5 процентов — сценарий структурных реформ (позиция, на которой дружно стоят правительство и руководство Центрального банка). Таким образом, проблема в войне, и пока она продолжается, структура сценариев выхода из кризиса будет выглядеть примерно так.

Последняя тема, которую я бы хотел осветить, — можно ли как-то выйти из этой ситуации. Вынести войну за скобки нельзя — с ней надо что-то делать. Понимаю спорность следующего тезиса, но я его выскажу. Давайте посмотрим на Украину как на экономический объект и субъект. Дело в том, что за громом боев из внимания выпало очевидное обстоятельство — это страна, находящаяся на грани дефолта и банкротства. Строго говоря, Украина уже банкрот, просто это не объявлено. Пока никто из кредиторов не предъявил достаточно жестких претензий стране, чтобы дефолт стал фактом и банкротство национального правительства и Национального банка стало признанным международными институтами. Можем ли мы допустить банкротство 50-миллионной страны, расположенной в центре Европы? На мой взгляд, нет. Страшно представить последствия краха социальных институтов на Украине. Война породила трудноперевариваемые потоки населения, а что будет, если схлопнется вся ее социальная система?

Сколько стоит спасение Украины от банкротства? В 2013 году был сделан расчет, что страна нуждается примерно в 50 миллиардах долларов международной помощи. Это не так много на самом деле — сильно меньше, например, чем нужно Греции, но это больше, чем может дать каждая заинтересованная сторона самостоятельно. Ни Европа, ни Россия (а американцев банкротство Украины не касается) не могут дать 50 миллиардов. Россия могла дать такие деньги режиму Януковича, но сейчас не только режим другой, но и Россия другая. У Европы позиция такая: мы обещали Украине 20 миллиардов долларов — мы их дадим. Но этого мало.

Я считаю, что Украина нас поссорила и Украина нас помирит. Нужен совместный российско-европейский проект по предотвращению банкротства Украины. У украинского правительства ситуация близкая к безвыходной. Я чуть-чуть знаю Яценюка и лучше знаю Петра Порошенко, и хочу сказать, что они оба это осознают. Поэтому мне кажется, что надо попытаться, понимая экономические причины и факторы этой войны, вернуться к ней как к явлению, которое может быть прекращено с экономической точки зрения.