В российском прокате неделя не столько военного, сколько антивоенного кино: новозеландец Рассел Кроу принимает на себя травму австралийского участия в Первой мировой, «Битва за Севастополь» отдает дань памяти жертвам Второй мировой, «Феникс» формирует новое лицо послевоенной, лежащей в руинах, ошарашенной собственным прошлым Германии.
«Искатель воды»
Какой режиссер получился из Рассела Кроу? Его дебют в новом качестве — естественно, с собой в главной роли, по меньшей мере показывает, что новозеландец многому научился у тех постановщиков, с которыми работал. И особенно — у Ридли Скотта. «Искатель воды» больше всего похож как раз на работы Скотта первой половины 2000-х. Это размашистое, масштабное, добротно поставленное кино, которое не уворачивается ни от больших батальных сцен, ни от еще большей эмоциональности. За последнюю здесь отвечает прежде всего персонаж самого Кроу, австралийский фермер Джошуа Коннор, в 1915-м отправивший троих сыновей на мясорубку битвы при Галлиполи и вскоре получивший на всех троих похоронки. Коннор погорюет, похоронит жену и отправится в Турцию на поиски тел своих детей. Там его ждут происшествия и знакомства разной степени драматичности (и комичности) — но в первую очередь, осознание жуткости, бесчеловечности той жертвы, которую австралийские сыновья принесли на фронтах Первой мировой. Да-да, Коннор, соль земли австралийской, в сущности, олицетворяет здесь всю страну — и эта метафора, во многом благодаря актерским талантам Кроу и его внятной, сдержанной режиссуре, не кажется чрезмерной. Уж теперь-то Рассел точно заслужил австралийский паспорт!
«Битва за Севастополь»
От фильма с таким названием ждешь, конечно, худшего — воплощенных скреп, ура-патриотического запала, восхваления готовности сложить ради высшей идеи голову. К счастью, зря. «Битва за Севастополь» — в сущности, наш не ответ, но невольная, уместная рифма к «Снайперу» Клинта Иствуда, фильм о военном подвиге, не преуменьшающий этого подвига значимости, но и не скрывающий чудовищной, никому не пожелаешь, жертвы, которой этот подвиг обходится. История снайпера Людмилы Павличенко, во время обороны Севастополя прославившейся своей меткостью на весь фронт, получается в руках режиссера Сергея Мокрицкого настолько антивоенным кино, насколько это в принципе возможно на таком материале. Юлия Пересильд в роли Павличенко постепенно, на глазах у зрителя теряет любовь, боевых товарищей, прежнюю себя — становится героем и символом, но оказывается не в состоянии сохранить в себе и человеческое. Фильм, показывающий такое лицо войны, отдающий себе и зрителю отчет, в том, что первична травма военного опыта, а не его цели, не может быть лишним ни в какое время. В наше, с его слепой всеобъемлющей воинственностью — тем более.
«Феникс»
Травма Второй мировой, попытка ее искупления — ключевые темы и для новой картины немца Кристиана Петцольда. Петцольд — флагман «берлинской школы», одного из главных феноменов европейского кино 2000-х, который составляли подчеркнуто недосказанные, амбивалентные фильмы о дезориентации, растерянности простого человека в условиях конца истории, современности, сведенной до времени, бытия, обернувшегося бытом. В «Фениксе» Петцольд находит место и время, в которых это ощущение конца истории оказывается уже не таким смутным, — это лежащий в руинах, почти постапокалиптический послевоенный Берлин. Сюда возвращается изуродованная концлагерем и внешне, и внутренне Нелли Ленц (постоянная муза Петцольда Нина Хосс) — чтобы обрести на столе пластического хирурга новое лицо, а главное, попытаться обнаружить среди обрывков прежней жизни новую себя. Нелли, полфильма замотанная бинтами и весь фильм существующая так, будто все это дурной сон, кошмар, конечно, служит лобовой, беззастенчивой метафорой самой Германии, пытающейся найти новую идентичность после травмы фашизма — и неспособной сделать это, сначала травму не искупив.
«Последние рыцари»
В «Последних рыцарях» японец Казуаки Кирия пытается вдохнуть жизнь в угасший за последние пару десятилетий жанр средневекового боевика. Скажем сразу, ему это, в общем-то, удается — если, конечно, от словосочетания «средневековый боевик» ждать не «оскаровских» амбиций или глубин исторической правды, а простых радостей категории «Б»: внятного и обильного экшена, героического пафоса гордости и мести, сюжетных твистов, взглядов исподлобья и мужицких диалогов. Получается кино непритязательное, но оттого не менее увлекательное — в котором с явным удовольствием демонстрирует свои фехтовальные навыки Клайв Оуэн, а Морган Фриман произносит одну из классических речей Моргана Фримана с надрывом, достойным и более амбициозного проекта.
«Секрет счастья»
Бесследно исчезает респектабельный житель Буэнос-Айреса. Его супруга и партнер по бизнесу начинают расследование — и обнаружат не только тайны пропавшего, но и постепенно возникающее притяжение друг к другу. Так детектив незаметно оборачивается мелодрамой, но аргентинский режиссер Даниэль Бурман идет еще дальше — и находит способ увидеть в этом легкомысленном сюжете, который нетрудно представить в какой-нибудь халтуре из дневного эфира «России 1», полноценную, живую притчу о природе людской удовлетворенности миром вокруг. Этот секрет неожиданной для жанра глубины обнаруживается в такой простой — и какой же редкой — безусловной авторской любви к людям. Бурман не судит своих персонажей и не потешается над ними, вместо этого лишь пристальнее всматриваясь в их поведение в тех случаях, когда жизнь вдруг начинает напоминать сюжет дурацкой мелодрамы. Редкое по своей теплоте и проницательности кино.