«В состоянии бесконечной пытки и страха» О нижегородской резне и домашнем насилии

Четвертого августа в квартире типовой нижегородской многоэтажки полицейские обнаружили расчлененные тела шестерых детей и их беременной матери Юлии Зайцевой. Спустя несколько часов задержали подозреваемого — 52-летнего отца семейства Олега Белова. В 2011 году органы опеки пытались его лишить родительских прав за жестокое обращение с детьми, но супруга попросила не делать этого. В этом году она сама подала на мужа иск о лишении родительских прав. Прокуратура также выяснила, что Зайцева неоднократно обращалась в полицию, но никакие меры не предпринимались. Следственный комитет уже начал проверку в отношении полицейских, а член СПЧ Елена Тополева-Солдунова, в свою очередь, возложила часть вины на органы опеки. О том, почему подобная история может повториться и кто замалчивает проблемы домашнего насилия в России, «Лента.ру» поговорила с координатором кризисного центра для женщин «Анна» Ириной Матвиенко.

«Лента.ру»: Как такое стало возможно?

Ирина Матвиенко: Все дело в домашнем насилии. На него не обращают внимания, пока не произойдет очередная трагедия. Муж бил жену, соседи и социальные службы об этом знали, в полицию женщина обращалась, семья состояла на всевозможных учетах во всевозможных организациях. Но у нас нет закона о домашнем насилии, в России сейчас даже термина такого нет. Дела о домашнем насилии проходят по нескольким статьям УК — 115-й («Умышленное причинение легкого вреда здоровью»), 116-й («Побои»), редко — 117-й («Истязание»). И вот результат. Общество активно реагирует на подобные резонансные трагедии, но не знает, что у нас в таких вот «семейных ссорах» гибнет 14 тысяч женщин ежегодно. А пока нет закона, нет и официальной статистики, которую вело бы, например, МВД.

Жуткие цифры.

А сколько таких семей живет рядом с нами — и им никто не помогает. Громкие преступления оказываются в центре внимания, но важно не уходить от сути вопроса. Сейчас проблемой никто не занимается. Нет закона, нет ответственности, нет межведомственного подхода. Нет службы одного окна, чтобы женщина обратилась туда, когда ее впервые муж ударил, и все службы бы объединились, чтобы помочь семье. У нас же все отдельно — социальные службы, милиция, школа.

В СПЧ уже обвинили в произошедшем социальные службы. А что они могли сделать?

Немногое. Все снова упирается в отсутствие закона. У нас любят говорить о выявлении неблагополучных семей. Похоже, что в Нижнем Новгороде семья была выявлена, но дальше этого дело не пошло. Для предотвращения насилия обидчика можно было бы изолировать от семьи. Женщина могла бы получить охранный ордер, запрещающий мужу приближаться к ней и детям, раз он опасен. А что могут сегодня социальные службы? Только присматривать за такими семьями, но надо подключить правоохранительные органы, потому что есть опасность и для социальных работников. Если женщина-соцработник придет и в одиночку столкнется с обидчиком, ничего хорошего из этого не выйдет.

Материалы по теме:

Детоубийство в Нижнем НовгородеВ квартире, в которой проживала многодетная семья, найдены расчлененные трупы

4 августа 2015

Полиция, видимо, не в восторге от необходимости реагировать на такие вещи? Зайцева, как выяснилось, неоднократно туда обращалась, но толку от этого не было.

Бывает по-разному. Тут многое зависит от конкретного человека. Часто полицейские говорят: «У нас там труп лежит, а вы со своими семейными разборками». Они не понимают, что это тоже может привести к убийству или тяжким физическим увечьям. Другие относятся с сочувствием, принимают заявления, заводят дела. Но системы нет.

Может ли жестокое обращение с детьми послужить основанием для лишения родительских прав?

Жестокое обращение с детьми — это не только лишение родительских прав, но и административная ответственность. Если мужчина ударил ребенка или бил мать в присутствии детей, то это серьезное основание, чтобы прекратить его контакты с семьей. Но если отца лишают прав, то он не должен контактировать с детьми и тем более жить с ними в одной квартире. У нас же об этом не думают. Поэтому я говорю о необходимости комплексного подхода.

Лишение прав — это навсегда, или есть шанс реабилитироваться?

У нас не на всю жизнь лишают, могут частично лишить, могут восстановить. Но это все делается через органы опеки. Мы так волнуемся о правах мужчин — как же, его выселят из квартиры, куда же он пойдет. А то, что он бьет жену и детей и они постоянно живут в страхе, это почему-то мало кого волнует. Или, ах, его лишат родительских прав! А разве может считаться родителем человек, поднимающий руку на детей?

В данной ситуации женщина сама просила не лишать мужа родительских прав.

Это очень понятно, есть особенности поведения пострадавших. Женщина живет в состоянии бесконечной пытки, страха за жизнь детей, свою жизнь. Ей не так просто в одиночку пойти и наказать обидчика. Непросто разорвать эту цепь без помощи специалистов, без команды, которая будет работать именно с этой семьей. Мало того что женщины боятся своего обидчика, они боятся обращаться в государственные органы, в ту же полицию. Женщина и так в тяжелом состоянии, но ее могут еще и обвинить в том, что она не защитила детей. И таких случаев много. Женщина остается один на один с ситуацией, с опасным мужчиной.

Складывается впечатление, что проблему замалчивают. О том, что муж бьет жену, знали родственники, дети жаловались воспитателям в саду, но никто ничего не предпринял.

Порой люди хотят помочь, но не знают, что делать. Могут только обратиться в полицию. Он ее ударил, он совершил преступление. Но у нас нет механизма предотвращения преступлений, действуют исключительно по факту. Это как страшный анекдот — «приходите, когда вас убьют». До абсурда доходит.

Домашнее насилие — это латентная проблема. Она замалчивается и самими женщинами, и профессионалами, которые не всегда готовы замечать такие случаи, потому что у них мало инструментов для эффективного реагирования и мало знаний по этой проблеме.

Конфликты бывают во многих семьях. Где граница, за которой семейные ссоры превращаются в домашнее насилие?

Меня постоянно об этом спрашивают, особенно профессионалы медики, психологи. Здесь та же ситуация, что и с заботой, приводящей иногда к насильственным действиям. Самый главный показатель — страх. Если женщина боится своего партнера, это насильственные отношения. Когда дети, заслышав шаги отца, прячутся под кроватью, в семье насильственные отношения. Но в каждом конкретном случае нужно разбираться.

Можно как-то предотвратить трагедию?

Закон, о котором я говорю, создаст условия для профилактики на ранних стадиях, когда цикл домашнего насилия только начинается. До убийства доходит не сразу, этому обычно предшествует много инцидентов и преступлений. У нас нет инструментов для эффективной помощи семьям. Нужны кризисные центры, куда женщины могли бы обращаться, если у них возникнет опасение за жизнь — свою и своих детей. Нужно, чтобы у такого центра были полномочия вместе с полицией вмешиваться в дела этой семьи и обеспечивать безопасность. Обидчик будет понимать, что если он еще раз совершит противоправное действие, то на него в суд подаст не жена, а социальный центр. Тут много подводных камней, но к этому надо двигаться. Много всего требуется, чтобы эффективно помогать, — например, нужны хорошие специалисты психологи. Один из пунктов такого закона должен предусмотреть механизм организации групп, в которых работают с мужчинами и учат их выражать свою позицию словами, а не кулаками. Опыт показывает, что это работает.

В России прецеденты есть?

У нас нет закона, формально нет домашнего насилия, соответственно, нет и таких групп. Но это нужно делать. Нельзя же всех мужчин по тюрьмам рассадить. Нужно, чтобы в семьях царил мир, чтобы дети не прятались по углам, а жили полноценной жизнью с любящими отцами.