Кризис в Азии стремительно набирает обороты, выйдя за пределы Китая и повергнув в панику трейдеров на мировых фондовых рынках. Многие уже вспомнили бедствие 2008 года, опасаясь сопоставимых по масштабам последствий. «Лента.ру», однако, нашла больше параллелей у нынешнего обвала с другим острейшим кризисом, который тоже начался в Азии.
В начале 90-х годов понятие «мировая экономика» по сути включало в себя только западные страны — континентально-европейские и англосаксонские. Лишь Япония и Израиль (с оговорками) входили в этот клуб как представители других континентов. На долю всех этих государств приходилось более 4/5 мирового ВВП, и только они могли похвастать высоким уровнем жизни. Само собой, и финансово-экономические кризисы глобального масштаба возникали только в этой экономической ойкумене — все остальные были слишком малозначимы.
Именно тогда на сцену вышли «азиатские тигры». В то время как «развивающийся мир» все больше казался безнадежным (во многих странах Азии реальный ВВП на душу населения за 40 лет вырос на считаные проценты, а в Африке и Латинской Америке он даже упал), они действительно оправдывали это название, демонстрируя двузначные темпы роста. В какой-то степени Южную Корею, Сингапур, Малайзию, Таиланд, Тайвань можно было назвать пионерами глобализации. Процесс переноса производств из ведущих стран мира за рубеж начался именно с них.
В 1990-е годы «тигры» при всех различиях демонстрировали схожие экономические модели, заключавшиеся в опоре на экспорт промышленных товаров в США, Европу и Японию и привлечении иностранных инвестиций. И в том, и в другом они достигли больших успехов. «Тигры» стали трендовым явлением — собственно, с них и началось повальное увлечение финансистов emerging markets («развивающимися рынками»). Горячий капитал устремился в Восточную Азию, что дало этим странам существенные инвестиционные ресурсы на развитие экономики, чем они успешно и воспользовались. Как обычно бывает во время бума, аналитики дружно утверждали, что росту не будет конца.
Первый тревожный звонок прозвучал в Таиланде летом 1996 года. Тогда выяснилось, что бангкокский Банк торговли выдавал сомнительные кредиты на миллиарды долларов, включая займы крупному мошеннику — «кондитерскому королю», который на тот момент уже сидел в тюрьме. Дело, в общем, обычное для развивающихся стран, где государство изрядно коррумпировано. Однако тогда это стало ясным сигналом: капитал уходит куда-то не туда.
В то же время статистика зафиксировала резкое замедление роста экспорта из Таиланда. Местные производители столкнулись с растущей конкуренцией от Индии, Китая и Бирмы. Рабочая сила дорожала, а переход на производство более технологичных товаров оказался непростым. Сокращение поставок привело к усилению спекулятивного давления на местную валюту — бат. Тут-то все и началось.
Рабочий чистит Mercedes Benz, владелец которого обанкротился в августе 1997 года
Фото: Sakchai Lalit / AP
В мае 1997 года экономисты обратили внимание на то, что золотовалютные резервы страны стремительно сокращаются. Власти государства тоже забили тревогу, и при помощи Сингапура провели серию интервенций для поддержки бата, на тот момент привязанного к доллару. Не помогло. В июле валюту пришлось девальвировать, но контролируемого процесса не получилось — вмешались спекулянты, которые за считаные часы опустили бат еще на 20 процентов.
Дальше наступила цепная реакция. В течение месяца были девальвированы валюты Филиппин, Индонезии и Сингапура. МВФ вмешался, предоставив средства оказавшимся в трудной ситуации странам, — в частности, Таиланд получил от фонда 17 миллиардов долларов. Но процесс уже было не остановить.
В октябре начались проблемы в Гонконге и Южной Корее. Последняя страна являлась самой экономически развитой и продвинутой среди «тигров», ее восхождение началось еще в 60-х годах. К началу кризиса там процветали отрасли глубокой переработки — судостроение, машиностроение и электроника. Но даже это ей не помогло. Осенью вона начала девальвироваться на слухах о массе плохих кредитов и сокращении пула ликвидности на рынке. В ноябре корейский ЦБ, понимая, что больше не имеет средств для удержания валюты на своем уровне, обратился к МВФ.
Несмотря на это к январю страна оказалась на грани дефолта. Лишь договоренность с кредиторами о продлении срока выплат по краткосрочным долгам спасла ситуацию. Дальнейшие транши МВФ помогли наполнить валютные резервы в достаточной степени и остановить атаки на вону.
Тем временем в Гонконге обрушился местный фондовый рынок. Территориальное образование, только-только вошедшее в состав Китая, было вынуждено повысить ставку рефинансирования до 300 процентов годовых. Само собой, кредитование в городе-государстве было просто заморожено.
В Индонезии, самой бедной стране из «тигров», паника с биржи перекинулась на улицы. Люди бросились в магазины, сметая с полок все, включая самую простую еду. По стране прокатились масштабные акции протеста. Местная рупия отправилась в свободное падение, подешевев за считаные месяцы в пять раз. Страна буквально откатилась в прошлое.
В 1998 году все «тигры» почувствовали эффект в реальном секторе. Спад ВВП произошел не только в номинальном (что неудивительно, учитывая массовую девальвацию), но и в реальном измерении. Про отток средств и говорить не стоит. Даже в относительно стабильной Корее объем капитала, сбежавшего в одночасье из страны, превысил 5 процентов от всего объема экономики. В других странах это соотношение было еще выше. Все «тигры» погрузились в глубокую рецессию.
С начала 1998 года дыхание азиатского кризиса начало ощущаться и на других рынках. В Японии зимой обанкротились несколько крупных брокерских компаний, неудачно «поигравших» в Азии. На фоне мрачных новостей начали падать цены на нефть (до 11 долларов за баррель) и другие ресурсы. Это обстоятельство повлияло на экономику России, которая, как считалось, находилась на пути восстановления от депрессии.
Курс доллара на токийской бирже 8 июня 1998 года превысил 140 иен
Фото: Tsugufumi Matsumoto / AP
Обвал экспорта и дыра в платежном балансе побудили российское руководство искать новые источники для финансирования. Ими стали государственные краткосрочные обязательства (ГКО). Для повышения привлекательности их ставка была повышена до 150 процентов годовых. Это отложило вопрос о девальвации лишь на несколько месяцев. 17 августа Россия объявила дефолт, а рубль упал в четыре раза.
Почти одновременно обрушились рынки в Бразилии, Мексике, Австралии и, наконец, в США и Европе. Федеральная резервная система была вынуждена вмешаться после того, как на России погорел инвестфонд LTCM, которым руководила «звездная» команда инвесторов, включавшая нобелевских лауреатов. Кризис окончательно стал мировым.
Но к тому времени азиатские экономики (кроме, пожалуй, Индонезии, которая не смогла восстановить свой докризисный уровень ВВП на душу населения аж до 2006 года) начали приходить в себя. Жесткие антикризисные меры дали свой результат. Скажем, Южная Корея после рецессии уже в 1999 году показала рост ВВП в 7 процентов. Успешно преодолели кризис Тайвань и Малайзия.
В 1997 году президент США Билл Клинтон сказал, что обвал рынков азиатских стран — лишь «пара мелких препятствий на дороге» развития. В долгосрочной перспективе он оказался прав. К рубежу тысячелетий «тигры» подошли уже в совершенно другой форме. Они накопили большие валютные резервы, достаточные для защиты от самых масштабных спекулятивных атак, а также расчистили авгиевы конюшни своих финансовых систем, повысив их прозрачность и предсказуемость. Бурный рост в Восточной Азии продолжился.
А вот в США все оказалось не столь безоблачно. Страна получила сильнейший приток капитала — после его бегства из Азии. Сотни миллиардов долларов отправились на и без того раскаленный добела рынок интернет-компаний. В течение двух лет на биржах образовался пузырь «доткомов», который с шумом лопнул в 2000 году, отправив американскую экономику в первую за почти десять лет рецессию.
В качестве основных причин тогдашнего кризиса многие называли чрезмерную зависимость от иностранного капитала, который зачастую носил спекулятивный характер. Кроме того, крайне негативной была практика наращивания долгов компаниями, которые рассчитывали на бесконечный экономический рост. Кредиты зачастую брались под сумасшедшие проценты и в непрозрачных условиях. Например, в Южной Корее у местных индустриальных гигантов соотношение краткосрочных долгов и капитала составляло от 3:1 до 5:1, тогда как нормой является 1:1.
Это сближает тогдашний кризис по своей сути с нынешним. Но есть и важная разница. Речь о масштабе: нынешняя китайская экономика, тогда находившаяся на периферии внимания, сейчас по своему мировому значению превышает долю всех «тигров» вместе взятых. С другой стороны, КНР располагает огромным объемом золотовалютных резервов (около 30 процентов ВВП), чем не могла похвастать ни одна из пострадавших в 90-е азиатских стран. Угроза нынешнего кризиса для остального мира куда больше — но и инструментов для борьбы существенно больше. Это позволяет надеяться на то, что новая азиатская катастрофа не повторится в увеличенных масштабах.