«Мой выбор всегда был на стороне Ельцина и реформ» Бывший глава АП Сергей Филатов о попытке госпереворота в октябре 1993 года

«Лента.ру» продолжает цикл интервью о недавнем прошлом нашей страны. Вслед за перестройкой мы вспоминаем ключевые события и явления 90-х годов — эпохи правления Бориса Ельцина. О том, как личные обиды и амбиции стали двигателем противостояния президента и парламента в 1992-1993 годах, кто довел до инфаркта патриарха Алексия II и зачем целительница Джуна сообщала в Кремль о передвижениях войск по Москве, «Ленте.ру» рассказал руководитель администрации президента России (АП) в 1993-1996 годах Сергей Филатов.

«Лента.ру»: Почему в январе 1993 года вы решили уйти с поста первого заместителя председателя Верховного Совета и возглавить администрацию президента России?

Филатов: Это решение скорее не мое, а Бориса Николаевича Ельцина. К тому времени стало совершенно невозможно работать вместе с Русланом Хасбулатовым, который фактически уже вел настоящую войну с президентом.

Когда это началось?

Я думаю, точкой отсчета этого противостояния можно считать старт реформ Гайдара. Помню, еще в декабре 1991 года Хасбулатов обещал Ельцину их поддержать. Поэтому, когда зимой 1992 года во время поездки по Рязанской области Руслан Имранович неожиданно обрушился с руганью на правительство, для меня это стало полной неожиданностью.

Во время VI Съезда народных депутатов России в апреле 1992 года я пытался наладить диалог между Кремлем и Белым домом, но из этого, к сожалению, ничего не вышло. Я тогда предложил Хасбулатову обсудить ситуацию на совместном заседании руководства парламента и правительства, но он туда даже не пришел. Когда Руслан Имранович попросил меня организовать встречу с Ельциным, президент в ответ неожиданно грубо заявил мне, чтобы Хасбулатов шел «куда подальше», поскольку он «постоянно врет и доверия к нему больше нет».

Чью сторону вы тогда заняли?

Мой выбор всегда был на стороне Ельцина и реформ, к тому же в течение 1992 года я видел, как менялся Руслан Имранович. Он не только стал заигрывать с бывшей партноменклатурой и коммунистической оппозицией, но и почувствовал вкус к власти. Когда во время VII Съезда в декабре 1992 года я высказался против отстранения Гайдара, Хасбулатов прямо предложил мне покинуть должность первого заместителя председателя Верховного Совета, обещая хорошо устроить.

И что вы ему ответили?

Я категорически отказался. Но в конце декабря мне позвонили от Бориса Николаевича и попросили приехать к нему. Во время встречи он сказал, что Хасбулатов мне все равно не даст спокойно работать и предложил возглавить администрацию президента.

Референдум «да-да-нет-да»

Когда противостояние между Ельциным и Хасбулатовым стало непримиримым и непреодолимым?

Это было на VII Съезде народных депутатов в декабре 1992 года, когда уволили Гайдара. Сначала именно его Хасбулатов считал своим главным врагом, а потом, когда новый премьер-министр Черномырдин, вопреки ожиданиям, продолжил реформы, Руслан Имранович со своими сторонниками решили устранить президента Ельцина и объявить ему импичмент, благо брежневская конституция, которую депутаты многократно перекраивали, давала им эту возможность.

Что было тому причиной? Банальная борьба за власть?

Трудно сказать. Наверное, дело было в растущем недоверии, личных обидах и со стороны Хасбулатова в нереализованных амбициях. Хасбулатов по образованию экономист, поэтому, наверное, считал, что способен сам стать председателем правительства, но осенью 1991 года Ельцин по предложению Бурбулиса отдал предпочтение Гайдару. Когда благодаря Хасбулатову депутаты так и не утвердили Гайдара на посту премьер-министра, Ельцин сам возглавил правительство. Помню, Руслану Имрановичу это решение сильно не понравилось, но он тогда смолчал.

Первый раз импичмент Ельцину депутаты пытались объявить в марте 1993 года. Почему у них это не вышло?

Тогда собрался сначала VIII, а через некоторое время IX внеочередной Съезд народных депутатов. На VIII съезде по запросу Конституционного суда рассматривался вопрос о стабилизации конституционного строя, о референдуме и возможных досрочных выборах парламента и президента. На IX съезде разгорелся настоящий бой, депутаты добивались голосования за импичмент главы государства. Борис Николаевич тогда сказал, что отклонения от конституции допустили и президент, и Хасбулатов, и Зорькин (Валерий Зорькин, председатель Конституционного суда России в 1991-1993 годах и с 2003 года по настоящее время — прим. «Ленты.ру»), и все они должны в равной мере понести наказание.

В итоге проголосовали и за отставку Хасбулатова, и за импичмент президента, но оба голосования были с отрицательным результатом. Положительным было принятие решения о референдуме 25 апреля 1993 года. До импичмента не хватило 70 голосов. Расклад сил на съезде абсолютно не соответствовал настроениям в обществе. Большинство населения страны поддерживало президента и выступало за продолжение реформ. Это понимали мы, об этом догадывались наши противники. Поэтому сторонники Хасбулатова столь яростно противились нашим предложениям о проведении референдума.

Сейчас уже можно сказать, что после успеха на этом референдуме в апреле 1993 года мы совершили, на мой взгляд, серьезную ошибку. Опираясь на его результаты, нужно было сразу же распустить Верховный Совет и объявить новые выборы. Так можно было избежать октябрьского кровопролития, но тогда нас остановило странное решение Конституционного суда, объявившего итоги всенародного голосования не имеющими юридической силы. Вследствие этого возник правовой тупик, выхода из которого в рамках действующей тогда конституции просто не было. Получается, народ на референдуме поддержал президента, а реализовать это доверие у Ельцина возможности не было.

Именно тогда возникла идея Конституционного совещания?

Да, но его работу коммунистическая оппозиция вместе с Хасбулатовым сразу постарались саботировать. На первом заседании Конституционного совещания 5 июня 1993 года произошел совсем безобразный случай. Сначала в присутствии президента Хасбулатов устроил истерику прямо на трибуне, а затем, нарушив регламент, к ней попытался прорваться депутат Юрий Слободкин, которого охрана буквально вынесла из зала за руки и ноги.

Несмотря на все это, летом 1993 года был подготовлен проект новой конституции, который затем отправили на рассмотрение в регионы. Сначала оттуда начали поступать положительные отзывы на нее (разумеется, с поправками и дополнениями), но затем вдруг наступила тишина. Оказалось, что Хасбулатов, пользуясь своими полномочиями по финансированию местных советов, распорядился отправить все местные советы в регионах на летние каникулы. Стало ясно, что он и его сторонники постепенно оправились от шока, вызванного результатами апрельского референдума, и решили саботировать принятие новой конституции.

После этого в течение конца лета и начала осени руководство Верховного Совета никакого участия в принятии новой конституции не принимало, а Хасбулатов постоянно выступал в парламентском центре перед представителями регионов и открыто оскорблял президента.

Это когда он на трибуне щелкал себя по горлу, намекая на пьянство Ельцина?

Да, этот случай был за несколько дней до указа №1400 от 21 сентября (указ о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета — прим. «Ленты.ру»).

Ростропович против Баркашова

Ельцин потом вспоминал, что вы были категорически против принятия этого указа.

Это так. Когда в середине сентября президент показал мне его проект, я сразу сказал ему, что это опасная и неподготовленная затея, последствия которой просчитать трудно. Ведь было непонятно, как к такому развитию событий отнесутся регионы, армия, интеллигенция. Тогда Ельцин собрал совещание, на котором, помимо меня, присутствовали Черномырдин, помощник президента Илюшин, Козырев и силовые министры. Накануне я их всех обзвонил, чтобы выяснить их настроения. Все они, кроме Козырева, в разговоре со мной высказались против принятия указа.

Собрались мы в Кремле. Здесь к присутствующим присоединился начальник охраны президента Коржаков. Борис Николаевич зачитал текст указа и попросил всех высказать свое мнение. Все молчали. Тогда начал говорить я, но президент взмахом правой руки остановил меня и раздраженно сказал: «Ваша позиция и так известна». После этого никто не рискнул ему возражать.

Кто готовил текст указа?

А вот это до сих пор загадка. Все, кто теоретически мог иметь к этому отношение, впоследствии категорически отрицали свою причастность к его подготовке. Я спрашивал об этом и Батурина, и Шахрая. Но понятно, что текст указа писали юристы, это чувствовалось.

Почему в первые дни после публикации указа Кремль вел себя так вяло? Неужели вы не понимали, что ваши противники окажут ожесточенное сопротивление?

Вот об этом я и пытался сказать на том совещании у Ельцина, что нужен какой-то осмысленный план действий, а еще лучше, чтобы было несколько планов на случай разного развития событий. Вместо этого на Красной площади устроили концерт Ростроповича в поддержку Ельцина.

В это время в Белом доме стали собираться люди, в том числе и откровенные фашисты вроде Баркашова. Там появились вооруженные головорезы из Приднестровья и Абхазии, которым не терпелось устроить войну в центре Москвы. Мы знали, что в здании Верховного Совета было много оружия. Его начали свозить туда задолго до этих событий — я помню, еще в 1992 году Воронин (Юрий Воронин, первый заместитель председателя Верховного Совета России с марта по октябрь 1993 года — прим. «Ленты.ру») собирался закупить партию чехословацких автоматов. Понятно, что Хасбулатов и его сторонники давно готовились к вооруженному противостоянию. Только когда мы все это увидели, то приняли решение блокировать Белый дом и отключить его от энергоснабжения и канализации.

Суд Зорькина

Какова была роль Конституционного суда в дальнейшем развитии событий?

Конечно, отрицательная. В том, что конфликт между президентом и парламентом дошел до вооруженного столкновения, есть немалая доля вины председателя Конституционного суда Валерия Зорькина, фактически вставшего на сторону Хасбулатова. Указ №1400 суд признал незаконным, хотя по регламенту он не имел права выносить никакого решения без участия одной из сторон.

Когда Хасбулатов спешно собрал так называемый X Съезд народных депутатов, на котором не было кворума, где Руцкой объявил себя президентом страны, Зорькин закрыл на это глаза. Ему указывали на то, что в нарушении закона около ста депутатов лишили мандатов, но он отказался принимать жалобу к рассмотрению, мотивируя это отсутствием необходимых документов. Почему-то в случае с отменой указа №1400 ему это не помешало.

После подавления мятежа Ельцин был настолько зол на Конституционный суд, что даже собирался распустить его. Он говорил, что стране не нужен такой суд, который чуть не привел ее к гражданской войне. Мне с трудом удалось убедить президента не делать это. Ограничились тем, что вынудили Зорькина подать в отставку. Он, кстати, упирался до последнего.

Почему Зорькин встал на сторону Хасбулатова и Руцкого?

Я думаю, что, как и в случае с Хасбулатовым, тут сыграла свою роль личная обида на Ельцина. Впрочем, Борис Николаевич тоже был частично виноват в этом. Сначала он буквально озолотил Зорькина: предоставил ему прекрасную дачу, машину, охрану. Когда же тот где-то выступил с критикой президента, Ельцин рассердился, после чего Зорькина стали постепенно ущемлять в бытовых вопросах.

Инфаркт патриарха

Почему провалились переговоры при посредничестве Русской православной церкви?

Они были нужны Хасбулатову и Руцкому только для того, чтобы выиграть время. Сначала в ночь на 1 октября в резиденции патриарха в Свято-Даниловом монастыре мы предварительно договорились с Абдулатиповым и Соколовым, председателями палат Верховного Совета, о том, что защитники Белого дома сдают все оружие, а мы включаем в здании все системы обеспечения жизнедеятельности. Но на следующий день Хасбулатов прислал новый состав делегации во главе с Ворониным, который вообще стал отрицать наличие неучтенного оружия в Белом доме. Понятно, что это была бессовестная ложь.

Одновременно с переговорами 1 октября на Смоленской площади начались первые столкновения, погиб милиционер. В дальнейшие два дня переговоры свелись к обмену заявлениями и взаимными претензиями.

А 3 октября тоже шли переговоры?

Это было воскресенье, я тогда впервые за много дней обедал дома, на даче. Примерно в половине четвертого я собрался в Свято-Данилов монастырь. К этому времени стало известно, что Анпилов и его сторонники собрались на Октябрьской площади и двинулись на прорыв к Белому дому. В дороге мне сообщили, что около Верховного Совета идет перестрелка, поэтому надо ехать в объезд. Помню, у меня тогда внутри все похолодело, я подумал: «Ну все, началось». В Свято-Даниловом монастыре, куда я приехал в пятом часу вечера, Воронин зачитывал нам ультиматум, а патриарх Алексий II сидел весь бледный. Прямо там у него случился инфаркт, после чего всех попросили покинуть помещение. Так эти переговоры и завершились.

Темный Кремль и штурм «Останкино»

В это время было прорвано оцепление вокруг Белого дома и захвачено соседнее здание мэрии.

События стали развиваться лавинообразно. Там вообще началась полная неразбериха. Сначала по просьбе руководителя ВГТРК Олега Попцова мы с Лужковым поехали в телецентр на Шаболовке, чтобы выступить перед москвичами. Когда Лужков вышел в эфир, я поехал в Кремль. Обстановка там напоминала военную — все освещение было выключено, и в абсолютной темноте на Ивановской площади стоял президентский вертолет. Ельцин был у себя в кабинете.

Мне позвонил руководитель Первого канала телевидения Брагин и с дрожью в голосе сообщил, что идет штурм телецентра в Останкино, а Черномырдин приказал ему вывести из строя всю аппаратуру вещания. Похоже, Брагин был в панике и не знал, что ему в этой ситуации делать. Я ответил, чтобы он незамедлительно выполнил указание премьер-министра. И действительно, через несколько минут вещание на первой кнопке прекратилось.

Получается, если бы штурмующим удалось захватить телецентр, они бы не смогли им воспользоваться и выйти в эфир?

Да, все вещание удалось переключить на второй канал, на ВГТРК. А во время штурма «Останкино» всю технику вещания преднамеренно испортили.

Что было дальше?

Мне сообщили, что в Москву вызвали войска. Я спросил о том, почему это сделали так поздно. Оказывается, долго не могли найти министра обороны Грачева. Мы стали ждать армию.

Ближе к полдевятого вечера мне позвонила целительница Джуна Давиташвили и сказала, что по проспекту Мира идут танки, а я знал, что защитникам «Останкино» вот-вот должна была подойти подмога. Я спросил ее, повернула ли какая-нибудь техника в сторону телецентра. «Вижу-вижу, девять бронемашин свернули на улицу Академика Королева!» — радостно закричала она в трубку. «Ну, слава богу», — подумал я тогда. К полуночи мне сообщили, что в два часа ночи в здании Минобороны начнется заседание Совета безопасности. Я поехал туда.

Танки в городе

Правда ли, что на этом ночном совещании Грачев в присутствии всего генералитета потребовал от Ельцина письменного приказа о применении оружия?

Да, так и было. Ельцин со словами «Что-аа!» так посмотрел на Грачева, что даже мне стало не по себе. Все молчали, и лишь Черномырдин, сидевший рядом с ними обоими, обратился к Грачеву: «Какой тебе еще нужен письменный приказ?! Ты — министр обороны страны, в парламенте которой засели вооруженные бандиты!» Но Грачев молчал, а письменное распоряжение Ельцин потом все-таки подписал.

Был ли принят какой-нибудь план дальнейших действий?

Меня тогда очень удивило, что у военных вообще не было никаких предложений. Генералы отмалчивались. Вышел только представитель Коржакова, капитан третьего ранга Захаров, и предложил обстрелять болванками из танков нижние этажи Белого дома, а толпу возле здания разогнать слезоточивым газом. Поскольку других предложений никто не высказал, утвердили этот вариант.

Без обстрела нельзя было обойтись?

Как пояснил автор этого плана, в Белом доме скопилось много оружия, поэтому силовая акция была неизбежна.

Почему в этот план затем внесли изменения?

Я не знаю, кто это сделал и почему, ведь первоначально танки должны были стрелять не с моста, а с футбольного поля. Ближе к утру почти всех людей, которые были перед зданием Верховного Совета, милиционеры уговорили разойтись. Мне потом сообщили, что их было около двух тысяч, поэтому, слава богу, газ применять не пришлось.

Обстрел должны были начать около семи утра, но танкистам вместо болванок по разгильдяйству привезли настоящие боевые снаряды. Когда их заменили болванками, которые и применили во время обстрела, вокруг уже собралось множество зевак, в том числе и детей.

Почему стали стрелять по верхним этажам здания, а не по нижним?

Стреляли по окнам семнадцатого этажа, где вряд ли могли быть люди, поскольку там был архив и прочие служебные помещения. Насколько я знаю, непосредственно от обстрела внутри здания никто не погиб. Даже пожар, который затем начался, я думаю, был устроен изнутри. От болванок, как известно, возгорания редко происходят, тем более что электричество было отключено. После пожара пропало много финансово-хозяйственных документов Верховного Совета. Подозреваю, это было неслучайно.

Известно ли, сколько человек тогда погибло?

Да, ходило множество слухов о десятках, сотнях и даже тысячах убитых. На самом деле за все дни вооруженного противостояния в Москве погибли 165 человек. Списки с их именами были опубликованы в «Московской правде».

Я очень жалею, что из-за амнистии расследование этого дела так и не было доведено до конца. Прошло больше двадцати лет, а общество до сих пор спорит, кто тогда был прав, а кто виноват. Теперь остается надеяться только на суд истории.