Второе пришествие Мао Историк Александр Панцов о боязни Китая повторить судьбу СССР

В Центре документального кино при поддержке журнала The Prime Russian Magazine состоялась лекция доктора исторических наук, профессора Капитолийского университета (Колумбус, США), автора биографии Мао Цзэдуна в серии «ЖЗЛ» Александра Панцова, в ходе которой он рассказал о настоящем маоизме и о том, зачем нынешнему руководству Китая потребовалось возрождение культа Великого кормчего. «Лента.ру» записала основные тезисы его выступления.

Десять лет назад культ Мао Цзэдуна в Китае постепенно отходил в историю, становясь похожим на почитание древних императоров и превращаясь в элемент коммерческой культуры и китча. С приходом к власти нынешнего председателя КНР Си Цзиньпина ситуация резко изменилась, и Великий кормчий вновь стал востребованным официальной идеологией и пропагандой. Для того чтобы понять причины этого, сначала необходимо разобраться в подлинной сути маоизма и внимательно изучить в историческом контексте феномен личности самого Мао Цзэдуна.

Унижения Китая

В первой половине XX века Китай находился в плачевном состоянии. Он был не только отсталой страной, но и бесправной полуколонией западных держав, Японии и России. В эту эпоху происходил не только беззастенчивый грабеж его природных ресурсов, но и тяжелейшее национальное унижение китайского народа. Трудно себе представить, но в начале XX века к китайцам относились как людям третьего сорта, и в некоторых сеттльментах (обособленных кварталах в центре крупнейших городов Китая, находящихся под иностранным контролем — прим. «Ленты.ру») были места с надписями: «китайцам и собакам вход воспрещен».

Популярность Мао Цзэдуна в обществе во многом объясняется тем, что именно он завершил в стране национальную революцию, освободившую ее от унизительной полуколониальной зависимости. Его заслуга состоит не только в объединении материкового Китая после бесконечных многолетних гражданских войн и борьбы с Японией, но и в создании им условий для превращения страны в новый геополитический центр мира. Мао Цзэдун был сложной и многоликой фигурой — не только деспотом, тираном и политическим авантюристом, но и подлинным национальным революционером. Разумеется, нельзя забывать и то, что именно он путем обмана и насилия установил в Китае тоталитарный режим, а в ходе его кровавых социальных экспериментов погибли около 50 миллионов человек.

Но тоталитарная диктатура Мао при всем внешнем сходстве сильно отличалась от политики Ленина и Сталина, которые после революции фактически разрушили великую страну и уничтожили крестьянство, что до сих пор сказывается на России. Китайская коллективизация в 1955-1956 годах проходила мирно, в отличие от СССР, где она превратилась во вторую гражданскую войну, а руководитель государства не ставил перед собой цели полной ликвидации крестьянства как класса. Именно поэтому после начала реформ Дэн Сяопина сохранившееся китайское крестьянство (фунун) принялось активно скупать землю, обеспечив основу будущего экономического роста страны, в то время как в СССР к началу перестройки прежний деревенский уклад жизни был безвозвратно разрушен.

Китайская нищета

Другим фактором, который необходимо учитывать для понимания феномена Мао, была колоссальная бедность китайского населения в первой половине XX века. Такой нищеты наша страна не знала никогда. В дореволюционной России крестьянин, имеющий одну лошадь, считался бедным, а в Китае — кулаком. В отдельных сельских местностях на западе китайские крестьяне вообще ходили без какой-либо одежды, поскольку у них не было для этого средств.

Во многих городах существовали специальные рынки, где беднейшие крестьяне продавали собственных детей (особенно дочерей) — кормить их было нечем. Зачастую отчаявшиеся многодетные родители просто убивали своих малолетних отпрысков (обычно топили, как щенков). Это неудивительно, поскольку китайское крестьянство постоянно балансировало на грани голодной смерти. По некоторых данным, в начале XX века примерно 10 процентов населения (50 миллионов человек) Китая были абсолютно нищими.

Именно на эту беднейшую люмпенизированную часть китайского общества опирался Мао Цзэдун, именно этим людям и их потомкам он не только дал возможность физически выжить, но и подняться вверх по социальной лестнице. Таким образом, Мао осуществил одновременно как национальную, так и социальную революцию.

Мао-демократ

Почему для китайцев мучительно трудно признать многочисленные ошибки и преступления Мао Цзэдуна? Ведь он действительно после прихода к власти в 1949 году установил в стране режим жесточайшего террора, активно заимствуя опыт сталинского Советского Союза. Дело в том, что в китайской культуре нет аналога христианской концепции стыда и покаяния, без которых не может быть очищения и прощения, ее заменяет понятие «потери лица» — самое страшное, что может случиться с китайцем. Публично объявить Мао преступником — значит «потерять лицо» в глазах всего мира. Для нынешнего китайского общества это просто немыслимо.

В Китае не существует понятия «маоизм», заменой этому термину служит абстрактное и лишенное конкретного наполнения словосочетание «Мао Цзэдун сысян» («идеи Мао Цзэдуна»). Это неудивительно, поскольку наследие Мао представляет собой целый комплекс различных, а иногда и совершенно противоположных идей, прошедших со временем большую эволюцию. Впервые такое понятие появилось в публичном обороте в 1943 году и предусматривало адаптацию теории марксизма-ленинизма к практике китайской национальной революции.

Материалы по теме:

Песня о главномМожно ли в Китае насмехаться над Мао

24 апреля 2015

Предшественником термина была идея «новой демократии», впервые сформулированная Мао Цзэдуном в 1940 году. Она заключалась в том, что в Китае нужно строить не социализм по советскому образцу, а многопартийную политическую систему и многоукладную экономику. Получается, что первоначальный маоизм — это и есть «новая демократия». Теперь ясно, что ее провозглашение в 1940-е годы было хитрым тактическим ходом Великого кормчего, призванным обеспечить себе в борьбе за власть поддержку широких слоев китайского общества и благожелательный нейтралитет Запада.

Кроме того, благодаря лозунгу «новой демократии» китайские коммунисты спровоцировали раскол в рядах своих противников в Гоминьдане, где в 1948 году образовался Революционный комитет, порвавший с Чан Кайши. После прихода к власти в 1949 году Мао благополучно забыл о «новой демократии» и начал строить социализм по подобию сталинского.

Теория Большого скачка

После знаменитой речи Хрущева на XX съезде КПСС и развенчания культа личности Сталина Мао Цзэдун понял, что ему срочно нужно придумать собственную концепцию развития Китая. Во-первых, восторжествовавшая в СССР антисталинская риторика реально угрожала его позициям в китайском руководстве, и, во-вторых, Пекин совершенно не устраивало положение младшего, вечно догоняющего партнера Москвы.

Пока Хрущев собирался «догнать и перегнать Америку», Мао и его товарищи по партии (в том числе и будущий реформатор Дэн Сяопин) стремились совершить похожий форсированный прорыв, чтобы в кратчайшие сроки достичь экономического уровня Советского Союза. Единственным неисчерпаемым ресурсом для осуществления этих грандиозных планов китайского руководства было собственное население.

Так в 1958 году родилась идея Большого скачка, погубившая в итоге более 30 миллионов человек. Нет смысла подробно рассказывать об этой совершенно безумной кампании, о попытке развития металлургической промышленности за счет строительства примитивных доменных печей в каждой деревне, об уничтожении мух и воробьев, о создании народных коммун. В Советском Союзе, с которым в то время Китай поссорился, именно эта левацкая форма ускоренного построения социализма вопреки всем экономическим законам и считалась тогда подлинным маоизмом.

Реализация политики Большого скачка привела к чудовищным результатам. Разразился самый масштабный голод в истории Китая, продолжавшийся пять лет (с 1958-го по 1962-й ). Жители больших городов питались листьями с деревьев (и вообще ели все, что только можно съесть), в сельской местности люди умирали от голода целыми деревнями. Известна история трех девушек из Пекина, двум из которых удалось раздобыть небольшой кулек сахара. Им очень хотелось его съесть, но другая их подруга умирала от голода в больнице. Они пришли к ней и отдали ей сахар. Девушка сжала этот жалкий кулек в кулаке, прижала к груди, разрыдалась и тут же умерла.

Революция хунвейбинов

Следующим, но не менее печальным этапом развития идей Мао Цзэдуна стала так называемая «культурная революция», провозглашенная им в 1966 году. У нас почему-то принято считать, что главной ее причиной являлась борьба Великого кормчего с внутренней оппозицией в партийном руководстве. На самом деле позиции Мао были прочны как никогда, и свергать его никто не помышлял.

Думается, что настоящий маоизм как особая новаторская форма учения Маркса проявился именно в ходе «культурной революции». К 1966 году Мао осознал, что в Китае нельзя построить подлинно социалистическое общество с обобществленными средствами производства, поскольку психология человека с его тягой к накопительству осталась прежней. Поэтому «культурная революция» имела две задачи — переиначить саму человеческую природу (основная) и помешать бюрократическому перерождению верхушки Коммунистической партии (второстепенная).

Материалы по теме:

Этапы большого пути65 лет Народному Китаю

1 октября 2014

В этом и был главный вклад Мао Цзэдуна в марксистское учение: чтобы построить социалистическое общество, нужно воспитать соответствующий тип личности, преданной только партии и ее идеалам, а не своей семье или своему клану. Чтобы осуществить задуманное, Мао решил полностью разрушить всю прежнюю многотысячелетнюю культурную традицию Китая (отсюда и название).

Если говорить о партийной бюрократии, то он опасался, что ее контроль над ресурсами страны приведет к внутреннему разложению и последующей затем неизбежной реставрации капитализма. Отсюда и главный лозунг «культурной революции» — «огонь по штабам!», приведший к еще одной социальной катастрофе в Китае.

Мао через голову партийного аппарата обратился непосредственно к молодежи с призывом очистить страну от «ревизионистов». Развращенные безнаказанностью толпы студентов и школьников (хунвейбины) погрузили страну в хаос, расправляясь со своими учителями, преподавателями и вообще всеми, кто казался им подозрительным. Например, в одной из пекинских школ ученики младших классов согнали преподавателей в одно помещение, на стене которого их кровью написали коммунистический лозунг. Тому, что в этих зверствах особенно отличились малолетние дети, не следует удивляться — для них происходящее было чем-то вроде праздника непослушания.

На самом деле опасения Мао относительно перерождения партийно-государственного аппарата были небеспочвенны. Именно то, чего он так опасался в середине 1960-х годов в Китае, произошло в СССР в середине 1980-х. Главной движущей силой нашей перестройки и последующих реформ были не возмущенные народные массы, а партийно-хозяйственная бюрократия, желавшая взять под свой контроль госсобственность.

Союз коммунистов и олигархов

Успех «китайского экономического чуда» после смерти Мао Цзэдуна был обусловлен несколькими факторами: ликвидацией введенных в годы Большого скачка народных коммун, активностью крестьянства, привлечением иностранного капитала, поддержкой зарубежной диаспоры (хуацяо), дешевой рабсилой и ориентацией на экспорт.

Но к началу второго десятилетия XXI века у китайского руководства появились опасения, что дальнейший рост среднего класса и развитие рыночной экономики закономерным образом приведут к требованиям демократизации политической системы или даже полного ее демонтажа. Впрочем, и раньше, со времен Дэн Сяопина, проведение экономических реформ сочеталось с жестким контролем в сфере идеологии и борьбой с «западным идеологическим загрязнением».

Поскольку Китай до сих пор во многом остался клановым обществом, его нынешняя рыночная экономика приняла форму «капитализма для своих». Для китайца любая помощь своим родственникам (продвижение по службе, финансовая поддержка) считается нормальным явлением и не воспринимается как коррупция. Наиболее успешно в Китае делают деньги те, у кого есть тесные связи с властными группировками. Особенно кланово-патерналистская модель капитализма расцвела в 1990-е годы при председателе КНР Цзян Цзэмине, когда возникли влиятельные олигархические группы, поделившие между собой весь рынок. Например, одной из богатейших семей Китая считается семья миллиардера Дэн Нань, дочери Дэна Сяопина.

«Принцы» чистят ряды

В 2013 году к власти в Китае пришел Си Цзиньпин, представитель группировки «принцев», противостоящей шанхайскому клану Цзян Цзэминя. «Принцы» — это дети близких соратников Мао Цзэдуна. Например, отец Си Цзиньпина, Си Чжунсюнь, при Великом кормчем был генеральным секретарем Государственного совета (то есть правительства). Они оба сильно пострадали в годы «культурной революции», но тем не менее веру в Мао Цзэдуна сохранили.

Опираясь на «принцев», Си Цзиньпин начал борьбу с коррупцией, направленную прежде всего против окружения Цзян Цзэминя. С 2013 года в Китае за взятки арестовали более сотни высших государственных деятелей, в том числе одного члена Постоянного комитета Политбюро — в прошлом люди такого ранга считались неприкасаемыми. Всего по стране за этот период по аналогичным обвинениям взяли под стражу около ста тысяч чиновников и бизнесменов.

Идущая антикоррупционная кампания сильно напоминает «культурную революцию». Разумеется, Си Цзиньпин не ставит перед собой утопическую цель изменить природу человека — по примеру Мао он всего лишь стремится воспрепятствовать капиталистическому разложению и перерождению высшей партийной бюрократии.

Нынешний руководитель государства прекрасно понимает, что если Китай и дальше будет развиваться по пути кланово-олигархического капитализма, его неизбежно ожидает печальная судьба Советского Союза. Сначала произойдет либерализация политической системы, затем — падение Коммунистической партии, а в итоге — полный распад страны (отделение Тибета, Синьцзяна и других территорий). Именно для этого нынешнему китайскому руководству так необходим авторитет Мао Цзэдуна, именно поэтому многие его идеи времен «культурной революции» вновь стали востребованными.