Много мата и немного суицида Одержимость, частная и коллективная память в современной мировой литературе

Роман лауреата премий «Ренодо» и «Гонкура лицеистов» о самоубийствах и холокосте. Новая книга автора «Не отпускай меня» и «Остаток дня» о коллективной памяти и забвении. Свежий роман автора «На игле» о том, что спорт и гастрономия — те же наркотики. Обзор книжных новинок «Ленты.ру».

Давид Фонкинос «Шарлотта» (перевод Ирины Волевич, изд-во «Азбука»)

«Шарлотта научилась читать свое имя на могильной плите» — с этой фразы начинается написанный непривычной ритмизованной прозой (в блистательном переводе на русский Ирины Волевич) роман о том, как писатель Давид Фонкинос обдумывает, собирает материал и в результате излагает биографию немецкой художницы еврейского происхождения Шарлотты Саломон, погибшей в газовой камере Освенцима. Ознакомившись с аннотацией, читатель ждет чего-то вроде очередных дневников Анны Франк, но это ожидание обманчиво. В основе своей эта книга не о холокосте, а о том, как человеку с подвижной психикой не наложить на себя руки.

Первая Шарлотта, тетка девочки, чье имя она прочла на могиле, покончила с собой, когда ей не было еще и двадцати. Когда вторая Шарлотта немного подросла, этот же выбор для себя сделала ее мать. От девушки обстоятельства гибели матери долго держали в секрете, пока дед в припадке ярости и отчаяния не рассказал ей правду о том, как ушли из жизни большинство ее родственников по материнской линии. Шарлотте в первый раз удастся спасти от того же самого собственную бабушку. Но уже следующая попытка суицида окажется успешной.

На фоне такого внутреннего психологического напряжения приближающаяся Вторая мировая воспринимается даже как-то буднично: вот Шарлотта мечтает о том, что мама пришлет ей письмо с неба; вот она вырастает и вопреки новым расовым законам поступает в Школу изобразительных искусств в Берлине; вот на фоне все возрастающих антисемитских настроений ее отправляют во Францию. Она расстается с мужчиной, которому суждено стать главной любовью ее жизни.

После оккупации Франции Шарлотту с дедом отправляют в лагерь для интернированных лиц в Гюрсе. После возвращения она впадает в депрессию и по совету врача снова начинает рисовать. Рисует сутками, исступленно, за несколько месяцев — более двух тысяч рисунков. Она собирает книгу, которая получает название «Жизнь? или Театр?», и отдает ее своему врачу со словами «Здесь вся моя жизнь». Эта жизнь окажется довольно короткой – когда Шарлотта погибла, ей было 26 лет, она была на шестом месяце беременности. Ее выдали соседи. Автор, было, задается вопросом, зачем они это сделали, но тут же бросает. Какая уже теперь разница зачем — «это зовут беспричинным поступком».

Давид Фонкинос — не единственный, кого заворожила судьба Шарлотты Саломон (кстати, за свой роман он получил престижную литературную премию «Ренодо» и «Гонкур лицеистов»). Автор «Жутко громко и запредельно близко» Джонатан Сафран Фоер увидел ее работы в амстердамском музее и был потрясен не менее Фонкиноса.

Кадзуо Исигуро «Погребенный великан» (перевод Марии Нуянзиной, изд-во «Эксмо»)

Что лучше: взаимная ненависть или коллективное беспамятство? Помнить, что когда-то твой народ враждовал с другим народом и воины с обеих сторон вырезали целые поселения с женщинами и детьми? Или жить в непонятно кем, когда и на каком основании заключенном мире? Что лучше: забыть свою юность, рождение детей, большую часть супружества? Или помнить, что когда-то муж был неверен, а жена влюблена в другого? Знать или не знать? Предупрежден — значит вооружен, или меньше знаешь — крепче спишь?

На эти вопросы Кадзуо Исигуро, автор столь любимых публикой «Не отпускай меня» и «Остаток дня», пытается ответить в своем новом романе «Погребенный великан». Его действие разворачивается в Британии в те незапамятные времена, когда короля Артура уже не было в живых, но его престарелый племянник сэр Гавейн, подобно Дон Кихоту, все еще бродил по земле в поисках драконов и прочих чудовищ, с которыми можно было бы сразиться.

Пожилые супруги-бритты Аксель и Беатриса замечают, что в последнее время с жителями их селения, да и с ними тоже происходит нечто странное. Что-то случилось с их памятью. Они не помнят своего детства и молодости. Не успеют сойтись для решения какого-то важного вопроса — как уже все забыли, зачем собрались. Даже, когда огр похищает ребенка, жители довольно скоро перестают его искать. Ребенок или потом возвращается сам, или не возвращается — но в любом случае он уже никого не интересует. Эту странную забывчивость Аксель и Беатриса приписывают действию «хмари», ядовитого тумана, который источает дракониха Квериг.

То ли чтобы найти взрослого сына, который вроде как ушел жить в другую деревню, то ли чтобы в первую очередь найти себя и вспомнить все, что с ними было, Аксель и Беатриса покидают свое селение и отправляются в длинное путешествие. В результате им в определенном смысле удастся и первое, и второе. И даже расправиться со старой драконихой. Но становится ли им хорошо?

Исигуро — немного англоязычный Достоевский. Его конек — изводить читателя, поворачивая проблему то так, то иначе. Вы уверены, что историческая память важна? Отлично! А вы не думаете, что она обернется исторической же враждой или даже геноцидом? Вы не хотите ни о чем знать и мечтаете все забыть? Замечательно — добро пожаловать в историческое слабоумие. Вам кажется, что настоящая супружеская верность — это когда никто из супругов не изменял друг другу? Или если они просто забыли об этом? А если вспомнили, пережили и полюбили друг друга заново — это верность или уже нет?

Не стоит искать в романе ответов. Но вопросы будут сформулированы так хирургически точно, что ответы придут сами.

Ирвин Уэлш «Сексуальная жизнь сиамских близнецов» (перевод Максима Шера, изд-во «Иностранка»)

«Близнецов» принято подавать как книгу для Уэлша нехарактерную и уникальную. Во-первых, действие в романе происходит не в Великобритании, как чаще всего бывает у писателя, а в США, в Майами. Но это второй его «американский» роман после «Преступления».

Во-вторых, (и это главный козырь) автор «На игле», «Кошмаров аиста Марабу» и «Кислотного дома» любит писать о разного рода зависимостях и девиациях, а тут в кои-то веки сочинил роман о здоровом образе жизни. И это заблуждение. Потому что, по Уэлшу, спорт и здоровое питание — такая же аддикция, как алкоголь и наркотики.

Люси Бреннан и Лина Соренсен — полная противоположность друг друга. Первая: спортсменка, тренер по фитнесу, помешанная на количестве калорий, приседаний, отжиманий и индексах тела. Вторая: вялая, склонная к депрессии и неумеренному потреблению фастфуда художница с большим избытком веса. Маловероятно, что они смогли бы пересечься и уж тем более подружиться в обычной жизни, но их сводит случай.

Люси, в очередной раз поругавшись с бой-френдом, вылетает из его квартиры, прыгает в машину и гонит домой. По пути ей случается обезвредить вооруженного преступника. А Лине снять этот подвиг на камеру смартфона. Так Люси становится телезвездой, а Лину посещает мысль начать заниматься в спортклубе у Люси. В силу внешних обстоятельств молодые женщины становятся от делать нечего друзьями и так или иначе влияют друг на друга.

У Люси и Лины есть своего рода отражения: 15-летние девушки — сиамские близнецы. Одна из сестер мечтает ходить на свидания с возлюбленным, но по понятным причинам уединение им не светит — близнец неизбежно присутствует рядом. И они-то и есть главная метафора романа, на которой все строится: каждый человек сам себе сиамский близнец. И какая бы сторона ни брала верх, ей всегда найдется противовес. Потому что помешанность на спорте и здоровом питании, умение умять пакет пончиков в один присест и привычка кутать свое толстое тело в бесформенные одежды, желание послать все подальше и променять реальный мир на галюциногенный, как в других романах Уэлша, — суть одно и то же свойство человеческой природы. Можно бесконечно исследовать его проявления, но избавиться от него нельзя.

И еще стоит предупредить: «В книге очень много мата» — пишут читатели в комментариях. И это правда, там много прекрасной, виртуозно переведенной Максимом Шером лексики, содержащей матерные корни, изящно обрамленные неожиданными суффиксами и еще более оригинальными префиксами. Впрочем, другие, более искушенные читатели отвечают первым в комментариях же: «Это же Уэлш!) у него всегда много мата».