14 мая на крупнейшем в России (и в Европе) кладбище произошло массовое побоище, стоившее жизни минимум трем таджикским рабочим. За прошедшую неделю появилось с десяток как официальных, так и «народных» версий произошедшего. Что случилось на Хованском кладбище и что происходит там теперь, разбирался корреспондент «Ленты.ру».
То, что вы прочтете ниже, не расследование — для этого, нужно надеяться, в соответствующих структурах есть компетентные и порядочные профессионалы, которые в конце концов во всем разберутся и накажут виновных. Нашей задачей было побывать на месте событий, встретиться с их участниками и свидетелями и представить по возможности объективную картину произошедшего.
Спортклуб «Здоровой нации»
Массовая драка 14 мая стала кульминацией определенных событий, начавшихся раньше. 28 апреля на Хованском кладбище впервые появились молодые люди в спортивных костюмах, поверх которых были надеты халаты с трафаретными надписями «Спортивный клуб “Здоровой нации”». По словам очевидцев, посетители не принадлежали к какой-то определенной этнической группе. Среди них были и чеченцы, и ингуши, и русские и даже таджики. Пришедшие потребовали у работающих на кладбище таджикских мигрантов долю от их заработка (последние говорят чуть ли не о 70 процентах дохода). Таджики платить отказались.
3 мая «спортсмены» появились снова, на этот раз в сопровождении начальника территориального отделения ритуального обслуживания №3 ГБУ города Москвы «Ритуал» Юрия Чабуева. Требование было повторено. Чабуев объяснил, что это его новые помощники, и выделил им офис на подсобной территории кладбища: в помещении, где ранее находился склад могильных оградок. С 3 до 13 мая помощники в клубных халатах курсировали по кладбищу на скутерах, напоминая таджикским рабочим о необходимости сдавать часть заработка.
Утром 14 мая около 10 часов за православным храмом недалеко от центрального входа на Хованское кладбище стали собираться молодые люди. На некоторых из них поверх спортивных костюмов были надеты бронежилеты и кобуры с «травматикой». Большинство держали в руках две гвоздики.
В 10 часов утра Ильхомджон Сайфулоев — один из старейшин таджикского кладбищенского сообщества и обладатель двойного гражданства, России и Таджикистана, позвонил в полицию.
Несмотря на два дня работы криминалистов, на кладбище все еще можно найти стреляные гильзы
Фото: Павел Орлов
— Я им сказал, — рассказывает 51-летний Сайфулоев. — Что на Хованское кладбище возвращаются девяностые, бандиты с оружием собираются, чтобы у простых эмигрантов отбирать деньги. Я сказал, приезжайте скорее, а то будет кровопролитие, но мне не поверили.
Когда в 12 часов на кладбище раздались первые выстрелы, Сайфулоев снова позвонил в полицию, но ОМОН приехал только в 13.30.
Если бы не забор, таджики бы убежали
Воссоздавая события 14 мая, я несколько раз прошел по маршруту наступления интернациональной спортивной бригады и ее последующего бегства, слушал комментарии очевидцев, складывал деталь к детали. В итоге у меня сложилось впечатление, что убийства и даже серьезное противостояние в планы атаковавших не входили.
По разным показаниям их было от 70 до 100 человек, и пришли они с целью запугать численным перевесом и серьезными намерениями. Однако, таджикские рабочие, вместо того чтобы бояться и бежать, не испугались и не побежали. Тогда спортсмены пустили в ход «травматику», биты и кастеты. Первые выстрелы раздались со стороны 133-го участка, что в 50 метрах от центрального входа кладбища. После начала стрельбы человек 30-40 таджиков, находившихся на этой части территории, побежали вглубь погоста, к 400-му участку, унося с собой раненых.
— Мы кричали посетителям кладбища, чтобы те тоже бежали и прятались за деревьями, — активно жестикулирует во время рассказа Ильхомджон Сайфолуев. — Своих молодых перекидывали через забор…
Возможно, все бы и закончилось бегством трудовых мигрантов и синяками от «травматики», но на пути отступавших встал забор с колючей проволокой, окружающий участок №400. Бежать дальше было некуда. Одновременно пришло сообщение, что на площади перед входом автомобиль Lada Priora сбил рабочего кладбища Ризоева Иноятулло. Выйдя из машины, водитель выстрелил лежащему в голову. Весть мгновенно разнеслась, и трудовые мигранты от бегства перешли к наступлению. К тому времени их было уже 130-150 человек — собрались все, кто работал на Хованском, на всех трех его территориях.
В руках таджиков оказались камни, лопаты, куски арматуры и даже метлы. Не ожидавшие такого оборота «спортсмены» побежали, отстреливаясь, теперь уже и из боевых стволов. Бежали они от 400-го до 133-го участка, через центральный вход до своего «офиса», прыгали через забор с колючей проволокой-егозой, далее врассыпную. Таджикам удалось поймать и сдать полиции только четверых бандитов.
— Трое наших убитых и 26 раненых, о которых говорят по телевизору, это только от боевого оружия, — продолжает Ильхомджон. — Еще человек в восемьдесят они попали из травматических пистолетов. Те в больницы не пошли, отлеживаются дома. У них вот такие черные синяки (показывает пальцами окружность сантиметров 15 в диаметре) с кровоподтеком в середине, у кого на плече, у кого на животе, у кого на ноге. А вот другой вопрос, почему столько таджиков под арестом? Мы не пытались бежать или прятаться, мы пострадавшие, мы шли к полиции и ОМОНУ за помощью, а нас скручивали и увозили. Сегодня остаются под арестом 30 таджиков, а бандитов сколько? Кажется, только те четверо, которых мы сами поймали. Говорят, что арестованным бандитам дадут по 15 суток за мелкое хулиганство. Все это очень несправедливо.
Пострадавший во время налета установщик памятников Журабек Якубов
Фото: Павел Орлов
— Мой телефон есть у многих бабушек, которым я помогаю за могилками ухаживать, — добавляет Журабек Якубов. — Они мне звонят, спрашивают, как ты сынок, что с тобой случилось, помощь не нужна? Администрация тоже была нами довольна, иначе нас бы давно отсюда выгнали, здесь и полиция, и другая власть, да мы бы и не стали никогда сопротивляться. Почему нас теперь пытаются бандитами выставить?
Только с ведома «Ритуала»
— Да, мы все очень держимся за эту работу. Почему? Да потому что каждого уже не раз обманывали в других местах, а здесь платят, — рассказывает Сайфулоев. — В других местах кому-то за месяц не заплатили, а кому-то за три. Люди узнают, что можно на кладбище работать, устраиваются и работают. Кто выдерживает, конечно. Администрация платит исправно, но эти деньги достаются нам не задаром. Зимой, когда минус 15 градусов, трудно копать могилу. Лом-лопата, лом-лопата…, у двух людей целый день уходит, за это нам дают полторы тысячи.
— Каждому?
— На двоих. Иногда еще родственники дают 300-500 рублей, а иногда ничего не дают. Еще мы бесплатно чистим снег, убираем лед, чтобы люди могли подойти к могилкам. Летом подметаем дорожки, стрижем траву вдоль аллей, убираем мусор. У «Ритуала» есть пара десятков официальных работников, которые носят униформу, но они бы никогда не справились со всем этим. Летом у нас еще есть подработка. На кладбище приходят посетители, мы предлагаем им покрасить заборчик, посадить цветы, поправить постамент...
— Говорят вы зарабатываете 40-50 тысяч в месяц.
— Какой сорок тысяч? Я здесь установщик, памятники устанавливаю уже семь лет. Самое большее у меня 31 тысяча получилась, — даже подпрыгивает от возмущения Журабек Якубов, с загипсованной после перелома, полученного 14 мая, кистью. — Из этих денег надо каждый месяц отдавать 4200 за разрешение на работу и 10 тысяч за комнату. Еще я семье в Таджикистан 6 тысяч отправляю. Еще за приписку к месту жительства 3 тысячи раз в три месяца плачу. Раз в год надо справки получить, это тоже 20 тысяч стоит. Вот и скажите, могли мы половину этим бандитам отдавать, как они хотели?!
— Трудная работа?
— Деньги просто так никому не достаются, — отвечает 45-летний, среднего роста Захар, тоже установщик памятников. Захар работает на Хованском кладбище 21 год. Он показывает на гранитное надгробие шириной больше метра и высотой сантиметров 80.
— Вот такой памятник весит 700 килограммов, а установить его необходимо бывает в 10-15 метрах от дорожки. Иногда, даже вчетвером еле-еле можно перетащить и поставить, тогда мы просим товарищей помочь. За установку такого нам платят в администрации две тысячи. Из этих денег еще надо купить песок, цемент и арматуру. Это трудная работа?
Офис «спортсменов» из клуба «Здоровой нации»
Фото: Павел Орлов
Как рассказывают таджикские рабочие, на кладбище они могут работать только с разрешения администрации. Любое серьезное изменение на захоронении: установка ограды, заливка бетонного бордюра, замена грунта на песок, установка памятника или цветника, происходит только с письменного разрешения «Ритуала», по заданию «Ритуала» и оплачивается родственниками почившего только через кассу «Ритуала». Попытка выполнить подобную работу тайком неизменно заканчивается изгнанием с работы, что подтвердилось в разговоре с одной из посетительниц кладбища.
— Год назад у меня на могилке камень наклонился, потому что фундамент под ним треснул, — рассказала Нина Алексеевна, женщина лет шестидесяти пяти, сажавшая цветы над ушедшим мужем. – Я пошла в администрацию, но там за ремонт необходимо было заплатить около 10 тысяч рублей. Тогда я позвонила мальчику, таджику, который мне раз в месяц могилку убирал, и попросила его. Спросила, сколько будет стоить? Он ответил: дадите, сколько посчитаете возможным, но вообще, где-то тысячи четыре. Через два дня звоню ему, а он говорит, что денег не надо, так как за попытку неофициально переустановить памятник, с кладбища его уволили, работу он сделать не успел.
Халтура исключительно мелкая
Неофициальная «халтура» таджикских мигрантов чаще всего ограничивается: покраской оградок и фундаментов, уборкой могил от сорняков и снега, посадкой цветов да заделыванием неглубоких трещин в цементе. Зимой на Хованском кладбище остается 40-50 человек таджиков, летом эта цифра доходит до 150. Подавляющее большинство — мужчины, без жен и детей, так как содержать последних здесь не хватает ресурсов.
Большинство работает на кладбище больше пяти лет. Жилье снимают в соседних поселках: Коммунарке и Мосрентгене. Это либо малогабаритная двушка на четверых, по 5 тысяч рублей с каждого, либо вагончик на пятерых во дворе частного дома, по три тысячи с каждого. Те немногие, что живут с женами, снимают у местных старушек комнату и платят за нее от 10 до 14 тысяч в месяц. Работают без выходных, с 8 утра до 7 вечера, часть денег отправляют домой, в Таджикистан.
— Мы сюда приходим больше 20 лет, — рассказывают супруги Гореловы, приехавшие на кладбище навести порядок на могиле родителей. — Да, таджики ходят и предлагают услуги: забор покрасить, могилу поправить. Докучают ли они? Скорее, нет. Делают ли это навязчиво? Наверное, да. Но дело не в таджиках, двенадцать лет назад здесь работали в основном азербайджанцы, а двадцать лет назад — русские, и все они так же ходили и предлагали свои услуги. И качество работы так же всегда было непредсказуемым. С другой стороны, цена соответствующая. Прошлой весной подошли к нам таджики, говорят, хотите оградку покрасим? Зашкурим, отгрунтуем, все как положено, с нашим материалом. Спрашиваем, сколько стоит? Они говорят — три тысячи. Понятно, что не отказались бы и за две. Но, не успели мы договорить, как на дорожке появились «белые» работники кладбища — люди в форме «Ритуала», и таджики ретировались. Последние подошли, спросили — хотите оградку покрасим? Шесть тысяч. На самом деле, мы все сами делаем. Оградку новую на строительном рынке купили за полторы тысячи, а в «Ритуале» узнавали: замена оградки с их материалом стоит 12 тысяч. Вы вот на что внимание обратите: видите два пустых места? Здесь раньше мусорные контейнеры стояли, а теперь они исчезли. Мы уверены на сто процентов, что эту землю под захоронения отведут. И отнюдь не таджики.
На месте мусорных контейнеров, возможно, вскоре приютится новая могила
Фото: Павел Орлов
Как было сказано выше, 20 лет назад на Хованском кладбище работали русские, а 12 лет назад азербайджанцы. Предположить, что таджики могли вытеснить тех или других, довольно трудно. Обычно таджики приходят туда, где все остальные работать отказываются. Нет? Тогда найдите других желающих выдолбить могилу в мерзлой земле глубиной метр шестьдесят за тысячу пятьсот рублей на двоих….
О вандализме никто не слышал
Большинство посетителей Хованского кладбища — за два дня я успел поговорить примерно с тремя десятками — никаких претензий или обвинений в адрес работающих здесь таджиков не высказывали. В основном это были пожилые женщины, навещавшие мужей и родителей. Мелкую работу на могилах таджики обычно выполняют вдвое дешевле официального «Ритуала», кроме того, с ними всегда можно и поторговаться. Актов вандализма вроде сломанных памятников или украденных цветников никто из собеседников припомнить не смог. В отличие от работников «Ритуала».
— Таджики? Да гнать их отсюда надо, одни неприятности от них, — перебивая друг друга, заговорили трое сотрудников ГБУ «Ритуал», после того как я пообещал не называть их имен. До моего прихода они неспешно укладывали камни под заливку цементом над недавним захоронением. — На оградках могил сидят, к людям пристают, плюют на асфальт на кладбище, старушек за рукава дергают: «Не надо заборчик покрасить, мать?!».
— Вот я такой случай сам видел, — раскраснелся от гнева мужчина лет сорока пяти. – Подходит таджик к бабушке, спрашивает: не надо то или то сделать? Она говорит, не надо. Он сел в стороне, дождался пока бабушка мусор выносить пошла, и отломал памятник от основания. Бабушка возвращается, а он ей говорит: «Смотрите, у вас памятник качается.
На следующий день, 18 мая, я решил продолжить опрос сотрудников кладбища. Но они лишь отворачивались и говорить ни о чем уже не желали. Так же как и охранники ЧОПа, которые, по их словам работают первый день, так как всех старых охранников уволили.
«Избили, значит было за что…»
Позвольте в конце рассказать коротенькую историю, произошедшую лет 30 назад. К Хованскому кладбищу она не имеет ни малейшего отношения. И все же...
Школьником ездил я в трудовой лагерь, в совхоз Кагальницкий, под Ростовом, помочь стране собрать урожай вишни. Особенность нашего проживания состояла в том, что десяток местных молодых трактористов регулярно терроризировали десятиклассников пяти московских школ. Стоило выйти за линию жилых бараков, как старшеклассника окружали бравые парни, которые били ему щелканы и заставляли принести им сгущенки. Как-то они напали на моего друга и одноклассника Олега Лапшина. После этого я собрал всех крупных парней из пяти школ, человек двенадцать, мы вышли к трактористам и примерно их отметелили.
История получила неожиданное продолжение. Дирекция совхоза Кагальницкий написала в РОНО Москвы письмо с просьбой наказать участников драки, приведшей к травмам механизаторов. Меня едва не исключили из школы. В конце воспитательной беседы директриса с материнскими интонациями спросила: «Орлов, почему ты к каждой бочке затычка? Зачем ты влез в эту драку?» «Моего друга Олега Лапшина избили», — ответил я. «Лапшина избили, значит было за что, — невозмутимо парировала директор. — Я спрашиваю, зачем ТЫ полез в драку?»