Это обычный семейный портрет и простой рассказ о том, как люди преодолевают самое сложное, что может быть в жизни, — недуг собственных детей. Представляем вам историю из собрания Русфонда, который уже 19 лет помогает тяжелобольным детям. Если вы захотите присоединиться к тем, кто им помогает, сделайте это на сайте Русфонда или воспользуйтесь кнопкой ПОМОЧЬ. Рубрику «Жизнь. Продолжение следует» ведет Сергей Мостовщиков.
Насте Боиштяну хорошенько досталось от жизни. Мир сразу же решил с девочкой не церемониться. Родилась с тяжелым пороком сердца — требовалось несколько сложных операций. Отец ушел из семьи, мать принялась плакать и глотать успокоительные таблетки. Проблемы собирались вокруг Боиштяну сами собой, а она в то время не научилась еще и ходить. Сейчас ей уже 12, а одноклассники до сих пор держатся в стороне и шепчутся за спиной, как будто Настю окружает невидимая стена невезения.
Но за этой загадочной стеной только сама Настя знает все лучшие тайны мира. Она вообще родилась радостным ребенком. Рыжая, конопатая, непонятно в кого худая, но по-настоящему крепкая, живучая, как сама жизнь. Все для нее нашлось и ей досталось: хорошие люди, врачи, способы и средства справиться с проблемами. Девочка даже собирается стать актрисой, чтобы рассказать всем о радостях бытия. Да и как не сделать из жизни представление, если в ней тебе предназначено совершенно сценическое имя — Анастасия Боиштяну? Выходит, каждое сердце болит за несовершенство мира, но бьется за его красоту. Об этом мы и разговариваем с мамой будущей артистки Татьяной Боиштяну:
— Я родилась и выросла здесь, в поселке Рощино в Ленинградской области. Когда-то это была финская территория, поселок назывался Райвола. Сейчас тут живет немного народу, но летом население вырастает в десять раз. Курортная зона, Финский залив. Здесь гостиницы, базы отдыха. Хорошее место. Правда, я отсюда уезжала, жила в Петербурге девять лет. Работала на базе отдыха, а в начале девяностых все начало рассыпаться, работы не стало. Так что я уехала, устроилась сначала уборщицей в частный магазин. Потом меня перевели в продавцы. Генеральный директор, точнее хозяин так называемый, у нас был хороший человек — полковник КГБ в отставке. Так что у нас все было по закону, честно, справедливо.
Фото: Сергей Мостовщиков
В 35 лет я вышла замуж. Познакомились в ночном клубе. Пошли после работы с подругами, вот и познакомились. Его зовут Володя. Ну а как еще? Как говорится, хорошего человека Володей не назовут. Но вот познакомились, поженились, через год родилась Настюха. Я назвала ее так, после того как мне сказали, что у нее врожденный порок сердца. Анастасия с греческого переводится как «возрожденная», «возвращающаяся к жизни».
В первый же день мне все и сказали: так и так, сердце шумит, проблемы. Мне стало тяжело. Дело в том, что это были вторые роды, первые очень сложные были у меня в семнадцать лет. Я родила тогда дочь, она прожила тринадцать дней и умерла. И вот когда тебе снова говорят, что что-то не так, ты не знаешь, как быть. Я рыдала дней пять подряд без передышки. У меня был настолько сильный стресс, что пропало молоко.
Дело в том, что нас после родов перевели в Петербурге в педиатрическую академию, чтобы поставить более точный диагноз, и слава богу, конечно, что после этой академии я встречала в жизни только хороших людей, которые мне и дочери помогали. А там оказалась такая нянечка, которая следит за детьми... Понимаете, врач мне разрешила Настю кормить. Говорит: обязательно прикладывайте ее к груди. Ей, говорит, будет тяжело, но нужно, чтобы она взяла грудь. Я ее приложила, а тут эта нянечка. Говорит мне: да вы что, мамочка, делаете?! Она же у вас сейчас посинеет и умрет. Когда я это услышала, у меня была такая истерика, что меня отпаивали врачи.
Фото: Сергей Мостовщиков
Но вот после этого мы попали в первую городскую больницу, и все начало постепенно приходить в порядок. Там нам сказали: да, порок есть. Порок серьезный. Но все сейчас лечится, медицина развивается. Да, будет не одна, не две, а может быть, даже и не три операции. Но ребенок будет жить. И у меня, знаете, появился свет в конце тоннеля. Все эти четыре операции, через которые мы к сегодняшнему дню прошли, — они нам дались не скажу что легко, но осмысленно. Вначале нам поставили шунт с правой стороны. Через год поставили с левой. Потом прошло время, и нам сделали первую коррекционную операцию. А со второй нам помогал Русфонд. Врачи нам сказали, что нужно менять в сердце клапан, потому что Настя быстро растет. Но квоту на эту операцию в Петербурге нам было уже не получить: мы живем теперь в Рощино, в Ленинградской области, и должны были оплачивать ее сами, а это совершенно неподъемная сумма.
Все эти события, конечно, — тяжелое испытание. Особенно когда ты понимаешь, что рушится вся предыдущая жизнь. Никакие таблетки толком не помогают успокоиться. Муж мой, например, вообще не выдержал. Мы развелись, когда Насте было пять месяцев. Не знаю, почему он так поступил. Наверное, испугался трудностей. Мне кажется, мужчины вообще как-то слабее женщин. Но я, конечно, все равно считаю, что ребенок должен знать, что у него есть отец, и должен видеть, кто он. Так что они с Настей общаются, хотя он живет сейчас в Москве.
Вспоминаю первый год Настиной жизни и понимаю, что и мне, и ей было трудно. У меня еще тогда умерла мама. То есть ситуация получалась ужасная. Но оказалось, что я оптимист, то есть человек, у которого нет выхода. Надо было спасать ребенка, я его и спасала. Теперь вижу, что мы многого добились. Настя, конечно, немного отстает пока в школе, потому что мы подолгу лежали в больницах. Она медленно пишет, а когда начинает торопиться, делает ошибки и ничего толком не запоминает. В классе ей из-за этого приходится нелегко. Дети дразнят ее, говорят, что она ничего не умеет, не такая, как все. А я считаю, это не недостаток, а преимущество: у Насти все только свое. Свои друзья, свои особенности, свои отношения, своя жизнь. Крестная ее, когда Настя еще была совсем маленькая и беспомощная, посмотрела на нее и говорит мне: «Таня, эта девочка — борец! Она будет жить!» Вот она и живет. И правильно делает.
