«Повторять одну и ту же роль — это так скучно» Сергей Полунин о проблемах в балете и работе в кино

В России выходит в прокат фильм «Танцовщик» Стивена Кантора — биографическая и при этом захватывающая как приключенческое кино лента о звезде мирового балета Сергее Полунине. В 19 лет — самый юный премьер английского Королевского балета, в 22 он бросил знаменитую труппу и перешел в московский театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. В 25 ушел и из этого театра и пустился в свободный полет, все более интересуясь кинематографом, а не балетом, что не мешает ему собирать фанатов со всего мира на редкие теперь спектакли то в Новосибирске, то в Мюнхене. Теперь ему 27; в ближайшие два года выйдут три голливудских фильма с его участием, где он занят в небольших, но важных ролях. «Танцовщик» — это пристальный взгляд на то, как талантливый человек становится балетной суперзвездой и как ему становится тесно в театре. Правда о балете как она есть. «Лента.ру» поговорила с главным героем о работе в кинематографе, проблемах в театре и импровизациях в жизни.

«Лента.ру»: Фильм называется «Танцовщик». Просто «Танцовщик», без имени. Тот Сергей Полунин, которого мы видим на экране, — это вы или все-таки персонаж художественного произведения?

Полунин: Это, конечно, то, каким меня видят режиссер и продюсер. И я не хотел навязывать собственный взгляд, не участвовал, например, в монтаже фильма. Мне было это интересно: каким меня видят люди со стороны? И когда я посмотрел «Танцовщика» целиком… История получилась правдивой. Многое я увидел как бы впервые: я не знал, что существуют какие-то детские записи, кадры, когда я был маленьким. Ты ведь забываешь какие-то моменты детства — не хочешь их помнить. И когда я смотрел, то, сидя в кресле, схватился за чью-то ногу рядом, потому что стал заново эмоционально переживать какие-то моменты. Поэтому отстраненно оценить, таков ли я на самом деле, каким меня видят другие люди, я не могу.

Вы мировая звезда в балете, но на экране вы дебютант. Насколько вам комфортно в мире кино?

Мне комфортно быть с камерой, я оживаю, когда камера присутствует. Сначала было очень необычно и не то чтобы боязно, а… знаете, такое странное ощущение — сидишь и думаешь, должен ли ты тут вообще быть? Когда рядом легендарные актеры… У меня дома висит постер фильма «Лицо со шрамом» с Мишель Пфайффер, а на съемках «Убийства в "Восточном экспрессе"» (новая версия детектива выйдет в ноябре 2017 года — прим. «Ленты.ру») я вдруг обнаруживаю, что она сидит рядом, а напротив — Уиллем Дефо! Но я быстро адаптировался. Мне всему нужно было учиться — буквально как стакан держать, когда камера проходит мимо, — но я наблюдал за коллегами и учился у них. И метод применил такой же, какой применял в балете, — я ведь на сцене никогда не продумываю партию в деталях. Я выхожу на сцену и действую по интуиции. Да, если ты принц, ты не будешь глупо бегать по сцене — положение обязывает, но какие-то детали зависят от настроения. Как партнер на тебя посмотрит, как подойдет — ты от этого отталкиваешься. Так же я действовал и в кино. Я приходил на съемочную площадку, не зная, что будет сниматься в этот день, где ты окажешься — может быть, на вокзале? В «Убийстве в "Восточном экспрессе"» — Турция, 30-е годы ХХ века, и я старался просто почувствовать атмосферу, в которой нахожусь. И я делал все неподготовленно и интуитивно, потому что я просто не знал, как готовиться. С самого начала — с просмотра на роль, это был мой первый просмотр в жизни. Ситуация не была такой «мы хотим именно тебя», людям же нужно было понять, могу ли я вообще разговаривать в кадре. Это было очень сложно для самолюбия.

В фильмах последнего времени, когда заходит речь о балете, часто звучит мотив интриг, проблем в театре. Насколько это в вашей жизни присутствовало?

Я стараюсь избегать сплетен и интриг. Я просто физически плохо себя чувствую, когда начинаются какие-то шепотки. Люди в театре очень хорошие, светлые, но да — есть много негатива, и возникает он из-за того, что все сражаются за одну роль. 150 или 200 человек метят на одну и ту же позицию, в любой момент тебе могут дать роль и роль отнять — в такой ситуации сложно всем, и артистам, и руководителям труппы. Получается не командная работа, а каждый сам за себя. Поэтому я бы хотел, чтобы в балете было как в опере в Европе: на каждый спектакль собирают состав артистов, у каждого свой контракт. Сделать так же в балете — например, в «Жизели» всем прописать, кто какую роль будет исполнять, кто граф, кто крестьянин. Чтобы все все знали. Так в опере делают, так делают в кино — и только в балете какая-то каша-малаша.

Когда вы были в штате театра Станиславского и Немировича-Данченко, ваши коллеги часто говорили, что не видят вас в репетиционных залах. Вы действительно выходите на сцену без репетиций?

Я не репетирую, но занимаюсь у станка, делаю класс каждый день. То есть у меня не было такого, чтобы я пропустил день, не позанимавшись. Но повторять одну и ту же роль — это так скучно. Я выхожу на свое соло и танцую его каждый раз иначе — зрители видят его впервые, и для меня самого это соло становится сюрпризом. Я могу иногда полтора или два года не вспоминать какую-то роль, а потом просто выйти на сцену и думать: получится или не получится? Это подогревает во мне интерес к сцене. Мне, наверное, повезло: мое тело хорошо запоминает. Если я чему-то научился, то мне не надо повторять, чтобы воспроизвести. Поэтому я просто прислушиваюсь к своему телу. В одном я, конечно, был неправ: я не учитывал, как нравится работать партнерше. То есть я думал: если мне не надо повторять — значит, и ей не надо. Это была ошибка.

В кино без подготовки, в театре без репетиций, а вообще жизнь как таковая — это для вас некоторый выстроенный план или всегда импровизация?

Я считаю, что правильнее импровизировать. Правильнее доверять жизни, доверять космосу, что даст тебе дорогу и правильных людей. И я верю, что если довериться жизни, то не может быть, что она тебя не направит в нужный момент. Не надо продумывать все заранее — я не понимаю людей, у которых график расписан на три года вперед. Ты не оставляешь жизни шанса сделать тебе сюрприз. А я не знаю, где буду через четыре дня. В Тибете такое же мировоззрение: живи — и сама жизнь даст тебе правильные возможности.

Несколько месяцев назад было объявлено, что в июне вы возвращаетесь в Королевский балет, но вы только что отказались от этих выступлений. Балетоманы в Лондоне просто рыдают. Почему так происходит — почему вы отказываетесь от уже обещанных спектаклей?

Дело не в том, почему я отказываюсь. Проблема в том, зачем я соглашаюсь. Вот в чем ошибка. Когда начинаешь думать головой, а не сердцем, когда не прислушиваешься к себе, то вдруг соглашаешься на какие-то вещи. А чем ближе событие — тем лучше чувствуешь, что делать этого не стоит. И возникает момент, когда тебе ни совесть, ни сердце не позволяют что-то сделать, а голова уже шесть месяцев назад дала согласие. Я дал себе слово с этого момента всегда прислушиваться к тому, что говорит сердце, и всегда доверять своей интуиции, а не размышлять, хорошо это будет или плохо. Тогда не возникнет таких ситуаций.

Ваш мини-балет Take Me To Church на YouTube посмотрело более 19 миллионов человек. Собираетесь ли вы продолжать работу над такими небольшими историями для интернета?

Да, мы пытаемся найти правильный подход, и есть интересные идеи, одну из них я хочу осуществить в России. Но я хочу, чтобы это было естественно, потому что было предложение сделать серию с крупным лейблом, брать какие-то песни, последовательно ставить на них танцы. Но когда задана последовательность — это уже не искусство, я бы не хотел так работать. Ситуация должна развиваться естественно.

«Мы пытаемся»... «Мы» — это кто?

Моя команда, с которой я сделал в марте Project Polunin в Лондоне: продюсер Габриэль Тана, юрист Дэвид Бенкс, который занимается всеми бумагами, мой ассистент Татьяна Токарева, которая не просто ассистент, она делает все, что необходимо — ищет нужных людей, например. И мои друзья, которых вы видите в фильме «Танцовщик», — тоже часть проекта. Я собираю группу людей, которые любят танец и хотят его продвигать, которые будут заниматься не только мной, но и другими танцовщиками. Я хочу создать свой фонд, чтобы раскручивать танец, чтобы снимать фильмы про танец, чтобы снимать балеты — как «Спартак», например, но снимать не как трансляцию спектакля, а как фильм. Я ищу средства и помощников для этого дела. Мне очень помогает худрук балета Баварской оперы Игорь Зеленский — он светлый человек, он как отец многим танцовщикам и действительно любит танец.

Сейчас выходит на экраны «Танцовщик», где мы можем увидеть вас танцующим, потом будут другие фильмы, уже совсем никакого отношения к балету не имеющие. Есть ли шанс увидеть вас в театре?

Да, примерно следующей весной. Мы будем сотрудничать с режиссером Григорием Добрыгиным. Я недавно ходил на спектакль Михаила Барышникова о Бродском и вот что понял: да, балет энергетически очень мощная вещь, но драма — это что-то более личное, более камерное. При этом в Лондоне на балете иногда овация длится 40 минут, а в драматическом театре артисты на один поклон вышли — и разошлись. Но если драму и балет совместить, может получиться очень мощная смесь. Я хочу что-то такое попробовать. В маленьком пространстве — театр и танец.