Каннский киносмотр напугали угрозой теракта — но уже через час после эвакуации Дворца фестивалей все вернулось на круги своя. Тем временем в конкурсной программе показали боевую притчу о беженцах «Спутник Юпитера» Корнела Мундруцо и высмеяли живого классика в «Молодом Годаре» Мишеля Хазанавичуса.
«Вы станете свидетелем чуда», — обещает герою «Спутника Юпитера», участвующего в основном конкурсе Канн фильма венгра Корнела Мундруцо, предсказание из китайского печенья. Доктор Габор Штерн (Мераб Нинидзе) только устало усмехается — чем-чем, а чудесами его с недавних пор не удивить. Хотя бы потому, что за пару дней до этого в лагере для беженцев, где Штерну приходится подрабатывать врачом после вызванного трагической ошибкой отстранения от нормальной должности, объявился ангел. Конечно, существом неземным Арьян Дашни совсем не выглядит — обычный застенчивый парень из Хомса, одержимый идеей воссоединиться с отставшим во время перехода через венгерскую границу отцом. Вот только после того, как сам Арьян получил от местного полицейского пару пуль в живот, он не только ухитрился выжить, но и научился левитировать — и, если вдруг понадобится, отрывать от земли окружающие предметы.
Один из спутников Юпитера, как напоминает открывающий фильм Мундруцо титр, называется Европой — и какими фантастическими ни были бы способности юного сирийского беженца Арьяна, космическим холодом безразличия, тотальной отчужденностью здесь веет вовсе не от него, а от той территории, на которой он оказывается, сонной, провинциальной по европейским меркам Венгрии. Арьян и взявший над ним шефство Штерн истерически мечутся по Будапешту и окрестностям, то пытаясь заработать на чуде, то скрываясь от преследующей необычного нелегала полиции — и мир вокруг них все сильнее напоминает военную, прифронтовую зону, пока на воздух не взлетает уже не только сам герой, но и один из поездов метро. В этот момент основанная на одной эффектной квазирелигиозной аллегории драма окончательно превращается в полноценный, почти лишенный тормозов боевик — с автопогонями и отрядами спецназа, а главное, десятком кадров, столь изощренных и выразительных, что им позавидовали бы как многие голливудские блокбастеры, так и лучшие современные видеоигры.
Кадр: фильм «Спутник Юпитера»
Манера, в которой снят «Спутник Юпитера», действительно не перестает впечатлять от первого до последнего кадра — камера оператора Марсель Рев то прижимается к затылкам Штерна и Арьяна, неотступно следуя за ними и буквально придавливая зрителя к земле, то дает выдохнуть, взмывая ввысь и вращаясь по причудливым траекториям. Прежде всего, впрочем, этот головокружительный, дезориентирующий стиль служит дымовой завесой для идей, заложенных Мундруцо в фильм, — завесой столь мощной, что многим на фестивале этих идей разглядеть и вовсе не удалось. На деле аллегории венгра, несколько лет назад победившего с фильмом «Белый бог» во второй по значимости каннской программе «Особый взгляд», конечно, довольно очевидны: современная Европа так безнадежно уставилась себе под ноги, так яростно и неуклюже ощетинилась в попытке остановить ход разворачивающейся прямо у нее перед носом большой истории, что легко может не заметить не то что чуда, но и второго пришествия. Некоторую тяжеловесность этой квазирелигиозной метафоры Мундруцо иронично признает сам — например, на вопрос, какова профессия его отца, нечаянный ангел Ариан отвечает: «Плотник». Мир вокруг него при этом таков, что возможности хоть кого-нибудь спасти у этого мессии из Хомса нет уже никакой — на этот счет «Спутник Юпитера» иллюзий не испытывает и не советует пестовать их и зрителю.
Тревожное состояние современной Европы наглядно демонстрирует и усиленная в этом году система безопасности самого Каннского фестиваля — попасть в кинозалы без тщательного досмотра и топтания в очереди рядом с рамкой-сканером решительно невозможно. Это, впрочем, не уберегло киносмотр от угрозы теракта: субботний пресс-показ конкурсной комедии Мишеля Хазанавичуса «Молодой Годар» был отложен почти на час из-за найденного где-то во Дворце фестивалей подозрительного пакета — за это время всех присутствовавших в здании успели эвакуировать. Тревога оказалась ложной — как, к слову, и надежды на то, что Хазанавичус, автор незатейливых постмодернистских безделушек «Артист» и «Агент 117», сможет снять нечто действительно остроумное на таком богатом материале, как биография Жан-Люка Годара, пусть даже пропущенная через двойной фильтр — комедийного формата и книги-первоисточника, мемуаров второй жены классика, актрисы Анн Вяземски.
Кадр: фильм «Молодой Годар»
Ирония русскоязычного варианта названия в том, что в 1967 и 1968 годах, когда происходит большая часть действия «Молодого Годара», 37-летний Годар уже вовсе не чувствовал себя молодым — но отчаянно пытался соответствовать тем молодежным волнениям, что в этот момент сотрясали Францию. Студенты и рабочие выходили на демонстрации против правительства Де Голля, в воздухе пахло революцией — и флагман Новой волны жаждал такой же революции в киноязыке: именно тогда Годар отказался от традиционного подхода к сюжетам и стилю, и именно тогда начались его захватывающие, разнообразные, продолжающиеся до сих пор эксперименты с самой материей кино. Понять это по фильму Хазанавичуса, правда, почти невозможно: этот остряк ограничивается натуральной, беззастенчивой смехопанорамой, которая еще забавляет, когда речь идет о семейной или постельной жизни Годара (Луи Гаррель) и Вяземски (Стейси Мартин), но разом перестает быть хоть сколько-то комичной, когда тот же подход распространяется и на творческие искания своего главного героя.
Хазанавичус может как угодно придуриваться, обесценивая идеи группы «Дзига Вертов» или выставляя Годара жалким, ревнивым, потерянным эгоманьяком («Анн любила Жан-Люка, но он слишком много говорил», — какое глубокое наблюдение!). Факт в том, что ни один, сколь угодно старательно пародирующий находки «Презрения» или «Китаянки» комедийный трюк «Молодого Годара» не стоит и кадра из даже самых утомительных годаровских работ. Не стоит шутить на острую тему, но трудно удержаться от мысли, что к подозрительному пакету, чуть не сорвавшему показ комедии Хазанавичуса, приложил руку сам Годар — в последней отчаянной попытке избавить мир от этой чудовищной, глупой, бесконечно буржуазной ерунды. Тем более что отменять Каннский фестиваль классику не впервой.
