«Когда чуть-чуть влюблен мужчина» Театральный фестиваль имени Чехова открылся «Волшебной флейтой»

Международный театральный фестиваль имени Чехова открылся оперой «Волшебная флейта». Постановку берлинского театра «Комише опер» показали на Новой сцене Большого театра. Спектакль австралийского режиссера Барри Коски легко вписывается в новейшую европейскую практику постановок оперы Моцарта.

Чеховский фестиваль вообще-то не специализируется на опере. Появление берлинской «Волшебной флейты» в фестивальной афише связано скорее всего с тем, что один из соавторов спектакля — британская театральная компания «1927», старый партнер Чеховского, не раз выступавший в Москве. Творцы из Британии, назвавшие свою труппу в честь даты выхода первого кинофильма с синхронной фонограммой, помешаны на кино, мультипликации и на всем, что с этим связано. Вместе с англичанином Полом Бэрритом, магом анимации, над «Флейтой» поработал знаменитый австралиец Барри Коски, глава «Комише опер», тоже выдумщик и фантазер, каких мало.

Австралиец Коски известен еще и тягой к эпатажу, наплевательским отношением к «рамкам» и творческой непредсказуемостью. Именно эти качества привлекают европейскую публику, которая не перестает удивляться его многогранности. Сегодня Коски ставит опус молодого Шостаковича с танцующими носами или оперу Монтеверди с новой оркестровкой, наполненной джазом, клезмером, танго и регтаймом. Завтра делает обманчиво спокойного «Евгения Онегина», где действие с начала до конца происходит на зеленой траве. Или придумывает провокационные «Сказки Гофмана», в которых спившегося поэта одолевает белая горячка, что отсылает публику от Оффенбаха к моцартовскому «Дон Жуану». Его «Флейта» тоже сделана по принципу «в рамках этого можно устроить нечто».

Фото: пресс-служба Международного театрального фестиваля им. А.П. Чехова

«Волшебная флейта» — последняя опера Моцарта, вернее зингшпиль (что-то вроде драмы с пением). Пропаганда духовного совершенствования через просвещение — любимая идея XVIII века — подана в условной форме, через идеалы и приметы масонства (Моцарт был активным масоном). Борьба мрака с добром и зла с разумом (при победе, разумеется, последнего) сталкивает демоническую Царицу ночи с приспешниками и противостоящее ей духовное братство во главе с мудрецом Зарастро. Под благостной сенью общины праведников обретают личное и общественное счастье юный принц Тамино и принцесса Памина. А эпиграфом к переживаниям их спутника, простоватого весельчака Папагено, служат слова дуэта «Когда чуть-чуть влюблен мужчина».

Из недр «Флейты» — сплава философии с комедией — какие только режиссерские нюансы не извлекали! Аллегории этой оперы соблазнительны как для выражения злобы дня, так и для изысканных культурологических построений. В постановках «Флейты» ищут, что называется, и смех, и грех — в диапазоне от фрейдизма до постструктурализма. Для детей и взрослых. Усиливая иллюзии и уничтожая их. Этот «роман воспитания» и рассказ о превратностях любви пытаются разглядеть сквозь все системы, бытовавшие и бытующие в театральном искусстве XX и XXI веков. Через «Флейту» изучают проблемы тоталитарных обществ, манипуляции сознанием, драму пограничного выбора и распад семьи. Если бегло взглянуть на европейские постановки, общим для них будет одно: неисчерпаемость ракурсов.

В России тоже не раз пробовали «Флейту» на зуб, и нашей публике к режиссерским придумкам не привыкать. Например, Грэм Вик в Большом театре набросал туда все, что смог вспомнить «этакого»: берлинскую стену, скинхедов, милиционерш в форме, разрытый асфальт и солярий вместо масонского храма. Что Царица ночи и Зарастро? А это «две разные по форме, но идентичные по сути криминальные структуры пытаются поделить власть».

Француз Ален Маратра в Мариинском театре вовлек в действие зрителей, превращая «Флейту» практически в хэппенинг. С перемещением артистов по ярусам театра, записью птичьего пения на входе, оживленной флейтой в виде бродячей девушки с инструментом и факелом вместо дракона.

Александр Петров в детском театре «Зазеркалье» перенес действие в цирк. Зарастро тут — фокусник, жрецы — шталмейстеры, Царица ночи — звезда арены, она поет и одновременно мечет ножи.

Пет Хальмен в Михайловском театре (это, правда, перенос спектакля из Европы) отправил героев в сгоревшую библиотеку герцогини Анны Амалии в Веймаре, где хранилась коллекция редких книг и партитур. Спектакль решает вопрос, горят ли рукописи или все-таки нет. Такое разнообразие неслучайно. Знаменитый дирижер Николаус Арнонкур сказал о партитуре «Флейты»: «Это музыка, в которой вы никогда не сможете сказать последнее слово, как невозможно догадаться, о чем же эта опера на самом деле».

Фото: пресс-служба Международного театрального фестиваля им. А.П. Чехова

«Флейту» часто ставят очень серьезно. Показывают, как сказал автор одной из таких версий — режиссер Мартин Кушей, «светлые и темные стороны одного человека». Но есть большая группа спектаклей, родственных версии Коски, о которых можно сказать словами Алисы: «Все страньше и страньше!». И она возникла не в вакууме. В Метрополитен-опере «Флейту», например, перевели на английский и сократили до ста минут специально для детской версии. Движущиеся декорации, танцующие медведи, кружащиеся фламинго, троица мальчиков на воздушном шаре, пирамиды и звезды, розовые птицы в два человеческих роста, дворец Зарастро, похожий на громадную межпланетную станцию, и гигантский дракон. В общем, «Флейта»-лайт, что пролагает линию к постановке Коски.

Дэвид Паунтни на фестивале в Брегенце построил чудесный зеленый остров с огромными черепахами в воде (напомним, что фестивальные спектакли играют непосредственно на Боденском озере). Надувной лес, подвесные мосты, воздушные акробаты, лодка в виде раскрытой ладони, Папагено наряжается в гнездо с птичьими яйцами, кукольная свита Царицы ночи ездит на птеродактилях.

У Доминика Кука в Опере Уэльса возник прелестный и смешливый рассказ — как будто из недр Пиквикского клуба. С английскими джентльменами, зонтиками и чепчиками, летающим велосипедом в форме рыбы, изображением разгневанного лобстера и львом, читающим газету.

Есть у Коски с британцами и многочисленные союзники по обильному употреблению анимации. Художник и режиссер Уильям Кентридж в театре «Ла Скала», например, «оживляет» собственные рисунки углем. Танцующий носорог, порхающие птички, театр теней, картинки водопадов и всплески звезд из Галактики. Все возникает через camera obscura, символизирующую научный прогресс. Главная примета постановки Коски 2012 года — неистощимость визуальной фантазии: тому же Кентриджу до такого далеко. Спектакль из Берлина, как задумано Моцартом и его либреттистом Шиканедером, назидателен, но не зануден, поскольку все дано в игре, через волшебную сказку с комедийным уклоном. Динамичной картинке, которая и впрямь ошеломляет, частично принесены в жертву разного рода умные слои и потенциальные смыслы оперы — религиозно-мистические, социально-философские, какие угодно еще. Из текста во многом убран подтекст, но и то, что есть, не дает расслабиться. Спектакль рожден восхищением перед феноменом кино — и построен как старый фильм с титрами. В титры упрятаны оперные диалоги, причем Коски в такие моменты разбавляет партитуру вставками из «другого» Моцарта, что можно и пережить, особенно если вспомнить, что сам Моцарт для увертюры к «Флейте» заимствовал тему сонаты Клементи.

Фото: пресс-служба Международного театрального фестиваля им. А.П. Чехова

Певцы, поющие, стоя на маленьких высоких подиумах в стене, просто-напросто встроены в бушующую мультипликацию, развернутую на экране. И вот тут начинается самое интересное. Поют про любовь, а на экране бегают алые сердечки из фейсбука. Животные — на самом деле механизмы: анимация раскрывает их нутро из колесиков и рычажков. Скелеты с крыльями или летающие розовые слоны — что краше? А какие возможности открываются, если вы знаете историю кино, прежде всего немого! Если вы можете оценить, как оценили европейские зрители и критики, «уникальное сочетание немецкого экспрессионизма и британского юмора», приветы от кабаре времен Веймарской республики и старого мюзик-холла с комиксами. Коски и его соавторы нашли прототипы персонажей в кинотипажах 20-х годов: никогда не улыбавшегося на экране комика Бастера Китона, Рудольфо Валентино — лощеного и сладенького кумира женщин, декоративно страшного лысого вампира Носферату. И до кучи — популярную некогда актрису Луизу Брукс, диву с черной челкой. Царица ночи предстает в виде громадного паука из фильма ужасов, а купальник Папагено специально, как рассказывают постановщики, расшит по мотивам оригинального костюма из первой постановки «Флейты» в 1791 году. Так что нарочитая детскость спектакля обманчива. Тут рулят многочисленные культурные коды, лукаво зашифрованные в рвущихся с цепи церберах, в гирляндах танцующих нот, в мальчиках-ангелах, похожих на гарри поттеров, в набеленных лицах «живых» солистов, в летающих белых совах, «которые не то, чем кажутся», в головах «мудрецов» (или роботов?), начиненных шестеренками. И в сделанных как под копирку прихожанах храма мудрости. Переворачивая картинку с ног на голову, Коски просто воплотил свой тезис: у музыки есть волшебная власть «сворачивать горы и влиять на природу». В берлинской «Флейте» это буквально так.

Впрочем, и без прочтения кодов занимательное и веселое зрелище вам обеспечено. Как и добротная в целом, хоть и не всегда ровная музыкальная часть: к примеру, Паминой (Адела Захариа) можно восхищаться, а Папагено (Рихар Шведа) — нет, Тамино (Жоэль Приэто Леон) умиляет, а Царица ночи (Кристина Пулици) со всеми своими колоратурами вызывает полное спокойствие. Зарастро (Богдан Талош) пленяет старомодной бородой и блестящим цилиндром. А маэстро Габриэль Фельц — умением не растеряться в бушующей перед его взором визуальной мешанине и донести дирижерский жест до последнего хориста. Музыка увертюры в его трактовке звучала так, будто мы вместе с оркестром подглядываем в замочную скважину за неким волшебным королевством. И не зря этому спектаклю рукоплескали в шестнадцати гастрольных поездках на трех континентах.