После опасной поездки на Гаити автор YouTube-канала «Хочу домой» Леонид Пашковский, путешествующий по богом забытым местам, прибыл на Ямайку. Прожив в самых опасных ее частях, он выяснил, что люди там не только курят и постоянно занимаются сексом. Оказалось, что даже в растаманской деревне есть дети, которые стремятся выучиться и изменить свою страну к лучшему. С «Лентой.ру» Леонид поделился самыми мощными впечатлениями от поездки.
«Лента.ру» не пропагандирует употребление наркотических веществ. Все изложенное в материале приведено исключительно в ознакомительных целях.
В трущобах Кингстона
Ямайский — самый красивый в мире акцент английского языка, музыка, для которой не нужно никаких инструментов. Поэтому, когда в центре Кингстона рядом со мной, как в кино, останавливается тачка, опускается стекло, из окна высовывается тип с дредами и говорит: «Запрыгивай, здесь ходить опасно», — я просто улыбаюсь и ощущаю себя в клипе.
Чтобы начать снимать ямайскую часть документального сериала о Карибах, мне нужно найти дом своего хоста с сайта CouchSurfing: судя по GPS, он прямо в центре города. Семь вечера, солнце село, немногие работающие фонари тускло освещают стены в граффити. Район этот совсем не похож на центр: ветхие деревянные двухэтажки вперемежку со старыми церквями, а на тротуарах нетрезвые парни без маек и кучки детей со взглядами бойцов.
В своем профайле на CouchSurfing Орландо хост, которого я ищу, указал, что у него свой мини-хостел, образовательный центр, музыкальная студия и ресторан. А в отзывах девушки-каучсерферы пишут: «Хороший парень. До тех пор пока не начинает настойчиво предлагать секс». Когда я наконец нахожу его, Орландо сидит в помещении в пятнадцать квадратных метров, напоминающем не что иное, как захламленный чердак: все пространство занято полуразобранными системными блоками, неработающими старыми мониторами, поломанной мебелью, хламом, мусором и пылью. Одну из стен полностью занимает стеллаж с учебниками. С потолка капает. Вокруг единственного работающего компьютера стоят дети и смотрят танцевальные клипы с горячими тверкающими девушками в кадре.
Фото: Rodrigo Abd / AP
Орландо выглядит на тридцать, носит длинные тонкие дреды, не смотрит в глаза, говорит очень тихо и просит называть его Balla Roots. Balla — это игрок в мяч, Roots — отсылка к раста-культуре. Для своих просто Roots: под этим прозвищем его знают все «на районе».
На уровне половины этажа в этом чердакообразном помещении есть дверь, ведущая в еще одну маленькую комнату, еще больше похожую на свалку. А из нее — в спальню, которая находится уже на настоящем чердаке. «Вот мой хостел», — говорит Roots, показывая на лежащий на полу грязный кусок поролона размером с матрас. «Туалет и душ тоже есть, все работает, все класс», — откручивает вентиль на торчащем из стены куске трубы, из которого капает вода. Я обещаю вернуться на следующий день.
Путешествие к раста
С одной стороны Кингстон окаймляет Карибское море, с другой — Голубые горы, где выращивают знаменитый кофе, входящий в мировую тройку лучших. Но я кофе не пью вообще и иду туда не за этим: в Голубых горах странным образом соседствуют военная база ямайских вооруженных сил и несколько растаманских деревень. Одну из них я и ищу, чтобы снять сюжет о растаманах и разобраться в их вере, которая на деле гораздо интереснее и сложнее, чем мы привыкли думать: это не только обожествление марихуаны и ношение дредлоков.
— Вы здесь незаконно живете? — спрошу я потом у Джозефа, заместителя главы общины.
— Что значит «незаконно»? Что ты вкладываешь в это слово? Наших предков незаконно, против их воли вывезли с их африканской родины, незаконно привезли сюда и заставили работать на плантациях. Их руками построено все, что сейчас есть у Европы и Америки. Но мы до сих пор не получили возмещения ущерба или своей доли. Мы ничего и не просим. Мы просто временно заняли эту землю, чтобы ждать пришествия Императора. Мы законопослушные люди: даже написали письмо королеве Британии с уведомлением о том, что построим здесь на какое-то время свое поселение. Правда, она не ответила.
Фото: Everynight Images / Alamy / Diomedia
Чтобы добраться до общины School of Vision, нужно на маршрутке доехать до окраины Кингстона, потом на еще одной добраться до деревни под названием Красный фонарь и часа полтора идти пешком в гору: сначала по гравийке, а потом по крутым, вырубленным в склоне и выложенным бревнами ступеням. Случайно туда не попадешь: общины нет на картах, а лес прячет ее так, что не увидишь, даже подойдя вплотную. Благо по пути встречаются несколько раста: они объясняют, как проходить многочисленные развилки, и мне не приходится долго блуждать.
У меня нет плана, что им говорить и как напроситься пожить с ними. Я боюсь, что после полудня тяжелого восхождения меня просто выгонят и придется спускаться обратно. Вспоминаю истории про дзен-буддийские монастыри, когда желающие стать учениками приходили к воротам, а их отказывались впускать. И только тех, кто упорно продолжал сидеть и ждать у входа несколько дней, принимали в послушники. Пока это моя единственная тактика. Вместе с историей о том, как я однажды побывал в растаманской церкви в Бруклине, — это должно растопить сердца местных.
Славься, Хайле
В Бруклине вообще церкви чуть ли не в каждом квартале. Чаще всего это небольшое помещение с неброским входом, рядами складных стульев, микрофонной стойкой и раздолбанной барабанной установкой. Прихожан в них мало, но вера самая крепкая, и перформансы по воскресеньям самые искренние. Раста-церковь была именно такой.
На входе меня разлучили с моей спутницей, и увидел я ее потом только в женской половине зала, с головой, повязанной на африканский манер тканью, как у всех присутствующих женщин. В помещении было так накурено ладаном, что в дыму с трудом можно было различить нас, единственных белых среди празднично одетых ямайских иммигрантов. Все стены увешаны распечатанными на цветном принтере портретами Хайле Селассие I — покойного императора Эфиопии, которому раста поклоняются как богу. В шикарной армейской форме, с острым холодным взглядом, сухой и гордый: с каждой распечатки смотрел типичный африканский диктатор, жадно грабивший, пока его страна умирала от тотального голода.
Там, где должен быть алтарь, тоже стояли его портреты, уже побольше. Четверо служителей культа в рясах, похожих на православные, непрерывно ходили вокруг портрета и окуривали его ладаном. В руках у одного — старая книга с тем же портретом. На шесте вместо креста тоже портрет. Почти все два часа, что длилась служба, прихожане хором повторяли одну и ту же фразу: «Славься, император Хайле Селассие I». Никакой травки, никакого регги.
Белый раста
Ямайская растаманская деревня находится в восхитительно красивом месте: внизу раскинулся Кингстон, море, вокруг зеленые холмы, и все так плотно затянуто туманом, будто сама природа только что хорошенько курнула. На удивление, мне даже ничего не приходится объяснять: меня встречают улыбающиеся люди, усаживают на веранде в тени, дают комнату (правда, за небольшую плату): все это сразу помогает почувствовать себя среди друзей. Джозеф садится рядом, скручивает большой косяк и с ходу начинает рассказывать об опасностях чиповых имплантов, которые скоро вживят под кожу каждому на планете. Я даже спросить ничего не успел.
С широченной улыбкой, прерываясь на глубокие затяжки, он говорит, что чипы — это метка дьявола. Скоро они заменят людям деньги, паспорта и вообще все документы. Но в Библии написано, что это прямая путевка в ад, поэтому растаманы строят свои изолированные коммуны, чтобы не попасть под раздачу и остаться чистыми: только так можно спастись. Когда Хайле Селассие вернется на землю, чтобы покарать грешников, только раста присоединятся к нему в небесном раю, остальные погибнут.
Вдруг на веранду поднимается еще один ямаец с мешком овощей на голове, а с ним — европейский парень с мачете в руках. Такого я не ожидал. Белый садится рядом, но даже не здоровается и не смотрит в мою сторону. Только спустя полчаса я понимаю, что он настолько накурен, что не может разговаривать. Фабиан, ямаец, наоборот, сразу же расплывается в улыбке и протягивает мне добротный куст травы в подарок:
— Забивай!
И тут я допустил фатальную ошибку: отказался курить. Мне просто не нравится эффект марихуаны, и портить им восхитительно чистый горный воздух и затуманивать красоту восприятия природы мне совсем не хотелось. В ближайшие два дня мне больше никто ничего не рассказывал.
Оказалось, что Лукас — тот самый белый в растаманской деревне — специально приехал из Германии две недели назад, чтобы остаться жить навсегда. Он больше не хочет жить в обществе потребления и безличной экономики. Больше мне ничего не удалось узнать. Дни напролет он повторяет одни и те же фразы: «Ма-а-ан! Какие тут овощи! Какая тут травка! Что еще нужно?!» В Германии он был ландшафтным дизайнером, а здесь с блаженным видом целыми днями ползает между кустами марихуаны на большущей горной плантации и выискивает червей, чтобы те не портили урожай.
— Получается, абсолютно любой может приехать сюда и жить с вами? — спрашиваю у Джозефа, второго человека в иерархии поселения.
Мне понадобилось два дня усиленных расспросов, ужимок, улыбок и искрящихся искренним интересом глаз, чтобы снова заставить растаманов рассказывать о себе, да еще и на камеру.
— Да, абсолютно любой, кто готов признать Хайле Селассие своим богом и покреститься. А до этого он может жить среди нас как гость до тех пор, пока платит аренду за комнату. Как Лукас, например.
А еще Фабиан, ответственный за выращивание травки в деревне, использует Лукаса на плантации как бесплатную рабочую силу и постоянно выманивает деньги то на удобрения («Чтобы кусты выше человека выросли!»), то на бумагу для самокруток («Чувак, в следующий раз я куплю!»). Фабиан говорит, что у него виза на полгода, а потом нужно будет придумать, как ее продлить. Зачем это человеку, решившему уйти от мира?
Хотя какая разница: деньги на аренду у него явно закончатся раньше. Хотелось бы остаться там до этого момента и посмотреть, как изменится ширина улыбок гостеприимных раста, когда они поймут, что Лукас более не платежеспособен. Но больше всего меня удивляет, с какой одержимостью совсем уже не юный Лукас поддерживает запутанную, очень спорную и абсолютно чуждую для белого европейца идеологию растафарианства.
— Да-а-а, ман! — восторженно поддакивает он каждый раз, когда кто-то из местных втирает мне основы веры.
Император-мессия
Дело в том, что растафарианство основано на Библии, но трактуется по-своему. В 1930-е годы ХХ века Маркус Гарви, ямайский борец за права черных, объявил, что Библия пророчит появление черного царя на Востоке. И когда он займет свой трон, все потомки рабов смогут вернуться на землю обетованную. И так совпали исторические события, что в то самое время на престол в Эфиопии взошел император Хайле Селассие I, при рождении нареченный именем Рас Тафари Макконен. От него и получила свое название религия. Некоторые последователи Маркуса Гарви посчитали, что все факты сошлись с пророчеством, и объявили императора сыном Божьим и воплощением Иисуса Христа.
Фото: Леонид Пашковский
С тех пор как император умер, они верят, что скоро он вернется с армией из тысяч огненных колесниц и обрушит на грешную землю уничтожающее пламя. Этими колесницами они считают то, что во всем мире называют НЛО, и на своих рисунках изображают императора, окруженным армией летающих тарелок. На большом мурале (настенной росписи — прим. «Ленты.ру») в центре поселения изображено, как эти тарелки обрушивают огненные столбы на Пентагон, Эйфелеву башню, египетские пирамиды и другие столпы Вавилона — грешного мира, погрязшего в коррупции, разврате и несправедливости.
Еще они утверждают, что тот Иисус, в которого верит весь мир, на самом деле посланник Дьявола, и зовут его Jesus. Истинного же Иисуса зовут Jesos, но Вавилон запудрил всем мозги неправильным правописанием Божьего имени, чтобы скрыть власть демонов над планетой. Всем этим утверждениям раста находят подтверждения в Библии, поэтому ни капли не сомневаются в их истинности. И, само собой, настоящий сын Божий был черным африканцем.
Смена поколений
Каждое утро Фабиан и Лукас выходят из деревни и отправляются на спрятанную в горах плантацию ганджи ухаживать за растениями. Для меня было неожиданностью, что марихуану в Ямайке до сих пор не легализовали, и то, что Лукас выращивает ее не только для нужд коммуны, но и для продажи, является серьезным нарушением закона. В самой деревне, кстати, курят далеко не все: большинство женщин этого не делают, а детям запрещено курить до 18 лет. «Мы законопослушные люди. Поэтому такие правила», — говорит Джозеф.
Фабиан объясняет мне, почему травка так важна в культуре раста:
— В Библии сказано, что бог подарил человеку травы для пищи скоту и травку для пищи духовной. Марихуана — это способ общения с Богом, медитация, духовная церемония и инструмент очищения сознания. Вавилон запрещает травку, потому что когда куришь, начинаешь понимать, как устроен этот мир, как тебя обманывают, и появляется желание с этим бороться. А еще она лечит от всех болезней.
— Да-а-а, ман! Травка убивает рак! — поддакивает Лукас.
Они на корточках передвигаются по плантации, собирают червей и показывают мне разные сорта ганджи. Вот этот пахнет бананом, этот — цитрусом, тот называется «белыми глазками», а этот — «афганкой».
— Мой кузен научил меня выращивать травку, — говорит Джозеф. — Но я превзошел учителя, потому что ему не хватает духовности, а я люблю растения, как женщину. Трава — моя императрица!
Сам он курит по особой системе: шесть месяцев через шесть.
— Слишком много одного и того же — плохо для организма. Поэтому полгода я курю, а полгода — нет. Пью травяные настойки, чищу организм, привожу к балансу.
Захватив с собой два больших пышных букета свежих растений, возвращаемся в деревню, чтобы остаток дня сидеть на веранде, курить и слушать слова Лукаса: «Ма-а-ан! Какая тут травка!»
Большую часть населения деревни днем не застать на месте: кто-то уходит возделывать поле, кто-то едет в город продавать урожай, другие строят новые дома или изготавливают поделки на продажу. Здесь же есть маленькая школа для детей до шести лет. Они одеты в странную форму, напоминающую одновременно и армейскую одежду, и церковное облачение. В единственной классной комнате на стенах развешаны плакаты с латинским и амхарским алфавитами, картинки с изображением животных, портреты императора и надписи в стиле «Я люблю молиться». На уроках — все то же: основы счета и чтения, дни недели, погода, а потом групповое чтение Библии с заучиванием текстов наизусть.
Дети постарше ходят в городскую школу. Для этого им нужно полтора часа спускаться с горы пешком и так же возвращаться назад в полной темноте. Те подростки, с которыми мне удалось поговорить, совсем не похожи на своих родителей. Они почти не говорят о Библии и втором пришествии, обсуждают литературу и мировую историю, шутят, спрашивают о том, как все устроено в других странах. А на вопрос, хотят ли они всю жизнь прожить в раста-коммуне, шепотом, оглядываясь, отвечают, что хотят в город, в университет, хотят зарабатывать деньги, общаться со сверстниками, иметь дома и машины.
Ямайский просветитель
Я все-таки вернулся к Balla Roots, потому что чувствовал: это крутой персонаж для моего фильма. Клиентов не было, и он сразу же начал рассказывать свою историю. В школу никогда не ходил, потому что мама еще в детстве отправила его жить в глухую деревню к бабушке: не было денег на его содержание. Отец нелегально уехал в Штаты на заработки, но был депортирован и вскоре до смерти спился. Подростком Орландо вернулся в столицу, перебивался разными заработками — от сантехника до парикмахера и, в общем-то, более-менее нормально жил, пока в 20 лет его не посадили за незаконное хранение оружия. Говорит, что был невиновен.
Тюрьма, в которой он провел восемь лет, находится всего в квартале от его теперешнего жилья. Он каждый день ходит мимо нее. Но с зоной ему повезло: там сидели заключенные социальным статусом повыше — много бизнесменов и бывших полицейских. Они создали группу, в которой обучали друг друга всему, что умели, обменивались знаниями и опытом. Так Roots научился чинить компьютеры и электронику, писать музыку в компьютерных программах, монтировать видео, играть на инструментах, читать и писать. И понял, что в жизни на самом деле важно. Там ему и пришла в голову идея открыть в родном гетто образовательный центр, чтобы уберечь детей от криминальной судьбы.
Фото: Леонид Пашковский
Когда в 2008-м парень вышел на свободу, в районе еще не было даже интернета. Он нашел на мусорной свалке старые компьютеры, починил их, снял полузаброшенное помещение, провел туда интернет и начал осуществлять задуманное. Когда в церкви по соседству освобождали склад, он пришел и забрал оттуда пару сотен книг. Нашел американского спонсора, который подарил немного денег, их хватило на покупку принтера и оплату аренды за несколько месяцев.
Пока Roots сидел, его кузена застрелили примерно из-за тех же мутных схем, по которым несправедливо сел он сам, а его бедная мать выиграла в лотерею кучу денег, купила шикарный дом в приличном районе Кингстона, а потом и вовсе переехала в Штаты. Теперь в доме живет его брат, а сам Roots перебираться туда не хочет из принципа. Чтобы сводить концы с концами и оплачивать аренду и интернет, он здесь же, в малюсеньком захламленном помещении стрижет клиентов за кто сколько даст и готовит на продажу патти — традиционные ямайские пирожки, чтобы школьникам было чем пообедать.
В его центре постоянно полно народу. Дети приходят делать домашние задания, распечатывать и ксерокопировать, берут читать книги и учебники. Взрослые составляют и рассылают резюме, делают стрижки. Многие просто приходят посидеть в интернете или посмотреть клипы. По вечерам Roots выносит на улицу колонки, микрофон, гитару и устраивает джемы. А где-то в другом районе со своей мамой живет его маленькая дочь. Мать не разрешает отцу видеться с ребенком, потому что у Орландо нет нормальной работы и, соответственно, денег.
Это восхитительная история, по которой можно было бы сделать документальную полнометражку, но главный герой не дает мне снять даже короткого сюжета. Как только я намекаю на съемку, он перестает отвечать на вопросы и замыкается. Говорит, что мы все приходим, чтобы зарабатывать на ямайцах деньги. Белые крадут его идеи, а потом собирают на краудфандинговых платформах десятки тысяч долларов на такие же проекты, как у него. Но я не сдамся, пока он не попадет в мой объектив.
Я два дня пытался объяснить Balla Roots, что снимаю свою документалку из чистого интереса к другим культурам и человеческим историям, никому продавать ее не буду и миллионов не заработаю. Но не срабатывало. В какой-то момент Орландо начал жаловаться мне на то, что программа для монтажа видео больше не работает, и он не может монтировать свои клипы. Я поковырялся, все исправил, показал, как скачивать торренты и обходить лицензии. Потом починил интернет на другом компьютере (до этого к сети у Roots была подключена всего одна машина). Десять минут — и производительность «образовательного центра» выросла вдвое.
Roots ожил. Подорвался, начал наводить порядок, подметать, сортировать валяющиеся кругом компьютерные детали, раскладывать книги, заделывать течь в потолке. Я молча ему помогал. Спустя пару часов помещение больше не выглядело как заброшенный чердак, и в него как раз зашел местный мужик, чтобы постричься. Roots тихо бросил мне: «Доставай камеру». Значит, фильм будет!
Roots всегда мечтал быть футболистом, играть на международном уровне вместе с Роналдиньо, Месси и Неймаром. Он считает, что обладает таким же талантом и техникой. Но ему уже сорок, возраст не даст осуществить эту мечту, поэтому Орландо играет в команде бывших игроков ямайской национальной сборной и премьер-лиги, которым тоже за сорок, и считает это большим достижением.
— Я никогда не ходил в школу, но сейчас играю в одной из самых профессиональных команд страны. У меня собственный, оригинальный стиль игры. И хотя я не могу показать его на международной арене, я пытаюсь передать его молодежи, которая живет у нас на районе. Я пытаюсь учить их и вдохновлять, показывать своим примером, что все возможно, если очень хотеть и много работать.
Он надевает футболку своей команды с номером 100 и садится на стул с гитарой в руках. Над его головой висят напечатанные на принтере коллажи: вот Обама смотрит, как по телевизору показывают Roots; вот зал, наполненный людьми в дорогих костюмах, рукоплещет проекции его портрета на сцене с надписью «Roots — король мира». Он ударяет по струнам:
— Вставай, черный мужчина, вставай! И не стесняйся идти к своей цели. Вставай, черная женщина, вставай! Покажи всем, как ты удивительна!
В помещении тут же собирается небольшая толпа. Люди качают головами в такт песне.
Я ехал на Ямайку, которую описывали как опасную, злую, недружелюбную к белым, в хлам накуренную и безудержно сексуальную. А нашел два маленьких изолированных мирка, каждый из которых построили люди, стремящиеся изменить этот стереотип, не жить в нем и не превращаться в его продолжение. Это та Ямайка, о которой никто не слышал, а не та, которую люди, возможно, ожидают увидеть на видео из путешествия. Но для тех, кто готов к открытиям, ямайские серии моего документального сериала «Хочу домой»: то, с чего стоит начать.