Секс с точки зрения биологии, социологии, культуры — чаще всего эти подходы разделялись исследователями. Дарья Варламова и Елена Фоер в книге «Секс: От нейробиологии либидо до виртуального порно», которая на этой неделе выходит в издательстве «Альпина нон-фикшн», решили рассмотреть явление комплексно. Авторы написали гид по человеческой сексуальности, рассказывающий о том, как на природные инстинкты влияют разнообразные психологические нюансы, культурные коды и табу. «Лента.ру» публикует фрагмент текста.
Половой инстинкт «вшит» в нас так же глубоко, как потребность искать еду или спать. Наши предки, эволюционируя, перебираясь из пещер в первые подобия домов и дальше, занимались сексом — в противном случае нас здесь просто не было бы! При этом, если попробовать составить рейтинг наиболее сложных для научного изучения тем, секс определенно окажется в топе из-за множества табу, предубеждений, ограничений и страхов, связанных с вопросами человеческого размножения. Неудивительно, что научные знания о природе секса и о том, что происходит с организмом в процессе, прирастали довольно медленно.
Пожалуй, больше, чем в любой другой науке, на гипотезы в сексологии влияла культура. Переживаемый нами эротический опыт всегда сочетает в себе и биологическую, и социальную составляющие: испытывая сексуальное возбуждение, мы интерпретируем его и реагируем на него в соответствии с тем, что считается приемлемым или неприемлемым в обществе, в котором мы живем. Точно так же, строя научные гипотезы, ученые рассматривали биологические явления, интерпретировали их сквозь призму культуры своего времени (и чем раньше они жили, тем сильнее проявлялась эта тенденция).
Философы и ученые Древних Греции и Рима питали большую слабость к «теориям всего»: простым гипотезам, объясняющим максимальное количество окружающих их явлений. Так, например, появилась на свет гуморальная теория, в которой постулируется, что все, что нас окружает, да и мы сами — всего лишь разные сочетания четырех элементов: воды, огня, земли и воздуха. По этой же логике время от времени в Античности появлялись противоядия от всего сразу — вещества, которые якобы борются с любым ядом в принципе, вне зависимости от его состава. Точно так же прямолинейные обобщения были популярны в изучении человеческой физиологии.
Древние греки и римляне полагали, что репродуктивные органы мужчин и женщин устроены совершенно одинаково, просто у женщин (или у мужчин — тут как посмотреть) они «отзеркалены». «Выверните наружу женские (органы), а, так сказать, вовнутрь — мужские (органы) и совместите, и вы во всех отношениях найдете их сходство», — писал древнеримский врач и философ Гален во II веке.
Слово «яички» в равной мере использовалось в отношении мужской и женской анатомии. И женские «яички», согласно убеждениям того времени, также производили «семя», субстанцию, участвующую в создании потомства. О разнице между субстанциями гадали и спорили самые крупные ученые того времени. Аристотель, к примеру, считал, что сперма мужчины определяет образ человечества в целом, а женская вносит свой вклад лишь в «грубую материю» и вообще это нечто куда менее чистое и возвышенное. Впрочем, для тех, кто знаком с текстами Аристотеля, его отношение к женщинам как к людям второго сорта вряд ли станет большим открытием.
В Средние века дебаты о женском и мужском семени продолжились. В начале XI века средневековый исламский врач и философ Авиценна писал в «Каноне медицины»: «Согласно философскому учению, процесс зарождения жизни можно сопоставить с процессом, имеющим место при производстве сыра. Мужская сперма — эквивалент вещества, сворачивающего молоко, а женская — эквивалент самого молока. Сворачивание начинается c сычужного фермента, точно так же человек начинается с мужского семени». Мастер Николаус, живший в XII веке и занимавший должность советника сицилийского императора, также увлекался биологией, и вот его мнение: «У мужчин яички большие, а у женщин маленькие. У обоих полов они производят сперму».
Из подобных представлений об анатомии следовало, что, раз женская сперма тоже нужна для зачатия, женский оргазм для произведения потомства важен точно так же, как и мужской. В средневековых текстах эта идея появляется в XIII веке. Казалось бы, женщинам той эпохи это умозаключение должно было принести только пользу, но, увы, из него родилась концепция «законного изнасилования»: если женщина была изнасилована и в результате у нее родился ребенок, значит, она испытала оргазм, так что не такое уж это было и изнасилование. К слову, если вы думаете, что подобные выводы могли быть сделаны только в темные и дикие века, вам придется переосмыслить степень цивилизованности современного общества — в 2012 году кандидат в сенат США от республиканской партии Тодд Эйкин заявил, что не поддерживает аборты для жертв изнасилования, поскольку, если уж это в самом деле было изнасилование, организм женщины как-нибудь сам должен был найти способ не забеременеть. XIII век уже не кажется таким далеким, правда? К счастью, даже последующие извинения и заявления, что его неправильно поняли, не спасли избирательную кампанию республиканца — он потерял имевшееся преимущество в избирательной гонке и проиграл.
Хотя сторонников идеи Эйкина о том, что беременность связана напрямую с согласием женщины на секс, на первый взгляд не очень много, немало людей убеждены, что, если женщина испытывает оргазм или хотя бы возбуждение во время секса, это автоматически означает, что данный половой акт не может быть изнасилованием. К сожалению, все не так однозначно. Напомним, что канадский сексолог Мередит Чиверс в своих исследованиях женской (в частности) сексуальности выяснила, что субъективное чувство возбуждения у женщин зачастую не совпадает с физиологическими реакциями организма. Наблюдая порно с разным составом участников (в том числе и спаривание обезьянок бонобо), женщины отчитывались, насколько возбужденными они себя чувствуют, а небольшой прибор у них во влагалище фиксировал уровень прилива крови к органам малого таза (это и есть физиологический показатель возбуждения). И хотя женщины оценивали различные типы порно неодинаково, в зависимости от собственных ориентации и предпочтений, любое видео с изображением секса (включая ролик про обезьянок!) вызывало у большинства примерно одинаковое физиологическое возбуждение, о котором сами участницы эксперимента и не подозревали. Это исследование интерпретируют очень по-разному (в зависимости от того, какую мысль им хотят проиллюстрировать) — тут есть огромный спектр возможных трактовок, от «все женщины бисексуальны» до «эволюция устроила женщин таким образом, чтобы изнасилование причиняло им минимум дискомфорта». Но, вне зависимости от предпочитаемой трактовки эксперимента, очевидно одно — бывает, что осознаваемая женщинами заинтересованность в сексе и физиологический отклик не совпадают. А следовательно, если мы верим (хочется думать, что так оно и есть), что взрослые люди могут самостоятельно решать, как поступать со своим телом, становится ясно: вне зависимости от наличия оргазма и выделения смазки, женщина все же может быть против секса. Шах и мат, средневековые ученые.
Впрочем, в женской анатомии имеется одно существенное отличие, которое обнаружили еще в античные времена: у женщин есть матка. Правда, об этом органе долгое время не думали ничего хорошего: она считалась средоточием всех возможных специфически женских болезней, в том числе и психических. В частности, матка могла «блуждать» по телу, вызывая то, что древние греки называли истерией. Ни один мужской орган не влиял на весь организм мужчины так безусловно.
Эпоха Возрождения прославилась не только произведениями искусства, но и расцветом медицинской науки. Итальянский анатом Габриэле Фаллопио первым обнаружил довольно много новых «деталей» человеческого тела, и среди них — маточные трубы, соединяющие полость матки с брюшной полостью. В его честь эти трубы также называют фаллопиевыми. Созревшая в яичнике яйцеклетка попадает в брюшную полость, и тут-то ее подхватывает своими «ресничками» фаллопиева труба (напоминает рассказ о неподвижных морских животных, не правда ли?) и направляет внутрь. Именно здесь яйцеклетка может встретиться со сперматозоидом. Зиготу, которую они образуют, опять-таки подхватывают «реснички» — и на этот раз направляют в матку. Если никакой зиготы не будет, яйцеклетка в матку в любом случае отправится, но в этом случае там ее ждет конец недолгой жизни. Впрочем, в эпоху Возрождения ничего этого не знали, а функции фаллопиевых труб оставались загадкой еще долго. Фаллопио изобрел и прототип презерватива — льняной чехол, вымоченный в специальном растворе (cмола гваякового дерева из уже открытой к тому времени Америки, толченый корень горечавки и другие целебные растения), который надевался на головку члена. Идея барьерной контрацепции сама по себе была не нова — об этом начали задумываться еще в Древнем Египте. Но заслуживает внимание тщательность, с которой Фаллопио подошел к доказательству эффективности своей разработки: он провел клиническое исследование на впечатляющей выборке — 1100 добровольцах.
Другой анатом времен Ренессанса, датчанин Каспар Томсен Бартолин, сумел сделать то, о чем современные медики и не мечтают: в 19 лет он получил звание профессора медицины (впрочем, справедливости ради, учебники тогда были потоньше). Занимаясь исследовательской работой, он открыл, в частности, большие парные железы, расположенные у преддверия влагалища (сегодня, понятное дело, все называют их бартолиновыми железами). Во время возбуждения именно они производят смазку — тягучую, чуть мутную, солоноватую жидкость, которая делает половой акт куда приятнее. Интересно отметить, что примерно в то же самое время английский анатом Уильям Купер описывал аналог бартолиновых желез у мужчин. В мужском организме они расположены у основания полового члена и вырабатывают во время возбуждения свою разновидность смазки. Надо ли говорить, что эти железы называются куперовыми. Продолжая искать новые подтверждения взаимосвязи анатомии мужчин и женщин, Алессандро Бенедетти в 1497 году отмечал, что мужчины с отрезанными яичками становятся женственными, «теряя свою силу, мужественность, привычки и бороду». Уильям Гарвей в 1653 году также рассуждал в своих трудах о том, что евнухи, пожалуй, все-таки ближе к женщинам.
К слову, анатомия мужской репродуктивной системы волновала ученых древности и Средних веков на порядок меньше — не потому, что мужчины интересовали их не так сильно, а из-за того, что здесь-то все казалось очевидным. «Основание пениса расположено на лонной кости, так, что он может противодействовать силе, действующей на него во время соития, — писал Леонардо да Винчи в конце XV века. — Если бы кости не было, пенис, встречая сопротивление, разворачивался бы внутрь и больше входил в тело обладателя». Куда менее понятно все было со спермой. По одной версии, она производилась в головном мозге и спускалась вниз по спинному (так считал, к примеру, Гален). По другой — выделялась из крови. Словом, жидкость для «производства людей» (как минимум мужская) явно должна была быть по своему происхождению чем-то достаточно благородным и возвышенным.
Леонардо да Винчи занимался исследованиями анатомии репродуктивной системы и «сексологии» во второй половине своей жизни около 25 лет. Чаще всего он пользовался трупами животных, но и менее доступные трупы людей умудрялся добывать и исследовать — по оценкам ученых, таких у него было семь, хотя сам Леонардо пишет о 30. Во времена Леонардо книги по медицине в целом и анатомии в частности не имели иллюстраций, поэтому он хотел издать полноценный иллюстрированный анатомический атлас, но так и не закончил эту работу — все его открытия остались лишь в черновиках. Большинство деталей репродуктивной системы мужчин и женщин отражены в его рисунках верно, но есть и ошибки: две трубки, идущие вверх от шейки матки, на рисунке женщины — аналоги мужских семявыводящих протоков. Это не единственная «дорисованная» Леонардо ложная аналогия между мужской и женской анатомией — ведь он изучал трупы сквозь призму современной для него науки и думал, что видит то, о чем говорили авторитетные ученые, начиная с древности. Впрочем, разницу между мужчинами и женщинами он тоже замечал, хоть и по-своему: «Ребенок, появившийся на свет в результате назойливой женской похоти, но не желания ее мужа, будет ленивым, злым и глупым. Мужчина, который участвует в соитии придирчиво и с досадой, производит раздражительных и вздорных детей. И лишь когда соитие — результат великой любви и великого взаимного желания, появляются дети с огромным интеллектом, остроумные, резвые и привлекательные». Если обобщить написанное в цитате, то слишком сильно хотеть секса для женщин примерно так же плохо, как не хотеть для мужчин.
В 1559 году анатом Реальдо Коломбо обнаружил, что у женщин есть клитор, и счел, что это, возможно, опровергает базовую идею о внутреннем пенисе. К XVII веку количество терминов для репродуктивной системы, разных для мужчин и женщин, стало расти. К фаллопиевым трубам, матке и клитору у женщин добавились яичники — важную роль в их открытии сыграло появление хороших увеличительных стекол. Тогда же, в XVII веке, британский врач Хелкия Крук в своей книге «Микрокосмография» впервые выдвинул безумную для того времени гипотезу, что женские половые органы — не просто «вывернутые наизнанку» мужские, а женский оргазм не всегда нужен для зачатия, хотя, конечно, беременность более вероятна, если оргазм у женщины был. Несмотря на смелые мысли, высказанные британцем, взгляды на женскую и мужскую анатомию, а также на процесс секса и зачатия менялись очень постепенно, на протяжении XVIII и XIX веков. Так, например, споры о необходимости женского оргазма для зачатия продолжались, и даже блуждающая по телу женщины матка все еще рассматривалась как вполне реальное заболевание. В суровую Викторианскую эпоху вполне пристойным методом его лечения считался массаж: до появления вибраторов врачи пальцами доводили своих пациенток до оргазма, исцеляя их от истерии. Ответ, почему в этом не находили ничего непристойного, помогает лучше понять, как воспринимали секс медики и ученые той эпохи — с их точки зрения, половой акт без одновременного участия мужских и женских гениталий был невозможен. Поэтому массаж вагины пальцами, а впоследствии и вибратором (с ним доктора уставали к концу трудового дня меньше), не рассматривался ни врачами, ни пациентками как измена, разврат или просто что-то сексуальное.
Только к XX веку начали появляться первые исследования не процесса зачатия, не конструкции половых органов, а физиологии секса в целом. О том, кого считать основателем сексологии как науки, можно спорить, но самым успешным кандидатом нам кажется уже упоминавшийся во второй главе Магнус Хиршфельд: «голосовать» за него стоит хотя бы потому, что именно он открыл в Берлине первый в истории человечества Институт сексуальных исследований. Само по себе это событие могло бы оказаться формальностью, не будь Хиршфельд блестящим общественным деятелем. Изучая труды своих предшественников, он пришел к выводу, что гомосексуальность не должна быть уголовно наказуема, и создал первую в мире ассоциацию, боровшуюся за права геев. Его петиции подписывали Альберт Эйнштейн, Лев Толстой, Эмиль Золя, Герман Гессе и Томас Манн. Хиршфельд был одним из членов феминистской организации «Лига защиты матерей» (напомним, все это происходило в начале XX века, когда людей переставали принимать в приличном обществе за куда меньшее): он лично организовал кампанию за декриминализацию абортов. В самом институте Хиршфельда располагался Музей секса, который позиционировался как образовательный: туда водили учебные классы немецких школ.
Кристофер Ишервуд, писатель родом из Британии, в 25 лет, бросив учебу в Кембридже, отправился в Берлин, чтобы провести лето со своим другом, поэтом Уистеном Оденом. В то время было модно гостить в институте Хиршфельда. Тут бывали Сергей Эйзенштейн, французские писатели Рене Кревель и Андре Жид и многие другие представители тогдашней богемы. Ишервуд описал их с Оденом визит в своих мемуарах: «Над входом в Институт висела табличка на латыни, означавшая “Посвящен любви и грусти”. <…> Доктор Хиршфельд редко выходил на общие ужины с остальными. Его представлял Карл Гизе, его секретарь и постоянный партнер. Кроме него за столом располагались доктора и пациенты, или гости, как бы вы ни предпочли их называть. Они сидели, пряча за молчанием или вежливой застольной беседой свои проблемы».
Чем же занимались в институте? Многие полагали, что гомосексуальный Хиршфельд целиком посвятит работу вопросам ориентации, но это было вовсе не так. Здесь давали рекомендации относительно жизни в браке парам, основываясь на их наследственности (хотя и непонятно, шла ли речь о сварливой свекрови или о тех наследственных заболеваниях, которые уже были известны в то время), предлагали лечение импотенции психиатрическими методами и занимались рядом психологических проблем, связанных с сексом и семейной жизнью. Стационар института принимал пациентов с венерическими заболеваниями. «И конечно, здесь занимались изучением секса во всех его проявлениях», — говорится в мемуарах Ишервуда. К несчастью, ни перечисления исследований, ни хотя бы дальнейших их упоминаний в книге нет. Позже институт был разрушен нацистами, а его архивы уничтожены, но тем не менее две книги самого Хиршфельда, посвященные человеческой сексуальности, сохранились. Первая из них, «Мужчины и женщины, путешествие сексолога вокруг света», — скорее путевые заметки о том, как строятся взаимоотношения людей в разных странах, как различаются законы и культуры. Спустя два года он выпустил вторую книгу «Секс в человеческих взаимоотношениях». Но если вы ожидаете тут революционных открытий, то, увы, книга Хиршфельда, врача и философа, наполовину состоит из рассуждений о природе любви и ее связи с душой и наполовину — из скрупулезного разбора строения нервной системы (какой ее знали в 1930-х годах) и ее функций применительно к сексу. Все это — в весьма деликатном ключе: «На первой стадии нервные окончания оптических нервов стимулируются видом золотых кудрей. Ощущение удовольствия пробуждает мозг, что ведет к тому, что рука тянется погладить прекрасный локон. Вторая стадия: шелковистость локона создает стимул на кончиках пальцев, который запускает более мощное чувство удовольствия, ощущение, которое провоцирует потянуться к волосам губами». Не будем перечислять все стадии дальше, сразу проспойлерим: описание Хиршфельда заканчивается объятием.