Ровно 30 лет назад, 25 октября 1990 года, в законодательстве РСФСР появился закон «О свободе вероисповеданий». Он ознаменовал окончание более чем 70-летней борьбы с религией в Советском Союзе. Как в СССР пытались сделать всех атеистами, как на замену христианству и по его лекалам ковалась «религия Сталина», кто и почему то разворачивал, то сворачивал борьбу с церковью и как в итоге две веры, в бога и в коммунизм, сплелись в одну — в материале «Ленты.ру».
***
Если открыть «Краткую биографию Иосифа Виссарионовича Сталина» выпуска 1947 года, то можно удивиться тому, как много всего успевал вождь. Он встречал Ленина во время его возвращения из Европы, отдавал мудрые указания, разбивал в пух и прах теории вредителей-троцкистов, пытавшихся навредить делу революции, осуждал «левацкие перегибы» во время коллективизации, подчеркивая «принцип добровольности колхозного строительства». Читателю рассказывают, что Сталина любили и поддерживали все, кроме отъявленных негодяев, которым, несомненно, нет места в советском обществе.
При этом в книге нередко упоминается и фигура Ленина. Однако основатель советского государства фигурирует тут скорее на правах ветхозаветного бога-отца. А Иосиф Виссарионович предстает, соответственно, в образе бога-сына, Иисуса. Это его завет, Новый.
Это можно было бы назвать домыслами, если бы не записи Владимира Мочалова, члена редколлегии, которая готовила к выпуску книгу. Тот зафиксировал, что на встрече с группой редакторов 23 декабря 1946 года Сталин вполне однозначно сформулировал задачу перед литераторами:
Марксизм — это религия класса. Хочешь иметь дело с марксизмом, имей одновременно дело с классами, с массой... Мы — ленинцы. То, что мы пишем для себя, — это обязательно для народа. Это для него есть символ веры!
Как отмечает в своей книге «Джугафилия, или Советский статистический эпос» политический географ и политолог Дмитрий Орешкин, несмотря на некоторую схожесть этой самой «религии класса» с языческими верованиями Шумера и Египта (гигантомания, мумия вождя, роскошные подземные дворцы метро), большая ее часть была под копирку снята с православия.
«Ленин и его окружение так часто повторяли формулу "кто не работает, тот да не ест", что советские люди воспринимали ее скорее как догмат марксизма, чем слова апостола Павла», — отмечает Орешкин.
Битва с мощами
Отношение большевиков к православной церкви, как и к религии в целом, было вполне однозначным. Еще со школьной скамьи все советские дети зубрили слова Маркса, зачастую приписываемые Ленину, о том, что «религия есть опиум для народа». Впрочем, и сам Владимир Ильич вполне явно выразил свое мнение относительно веры в своей статье 1905 года «Социализм и религия». В ней Ленин придумал схожий эвфемизм, обозвав ее «родом духовной сивухи», в которой «рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь». Участь религии при новой власти, с какой стороны ни посмотри, оказывалась очевидной.
Ленинский декрет об отделения государства от церкви действительно не заставил себя ждать — он был выпущен 23 января 1918 года. Он лишил церковь всех прав: юридического лица, права на обладание собственностью, а также преподавания Закона Божьего несовершеннолетним.
Намерения пришедших к власти революционеров были вполне серьезными: после этого декрета в Наркомате юстиции появился восьмой отдел, получивший неофициальное название «ликвидационного». Занимался он изъятием церковной собственности и самым жестоким подавлением любого сопротивления со стороны верующих и священнослужителей.
Популярной практикой того времени было вскрытие мощей святых, дабы показать, что вовсе они никакие не нетленные — посмотрите, граждане, как вас обманывают церковники. Официальной она стала 16 февраля 1919 года, когда Наркомат юстиции издал поощряющее ее постановление. «Вскрытие мощей необходимо приветствовать, так как во всех случаях, как и следовало ожидать, на поверку оказывается, что никаких "мощей" не существует, и при этом ясно для всех вскрывается многовековой обман служителей культа, а также и спекуляция эксплуататорского класса на религиозных чувствах темной и невежественной массы», — было написано в разъяснениях к документу.
К тому времени культ нетленных мощей в РПЦ достиг огромных масштабов — и тут важно подчеркнуть именно слово «нетленные». В ряде случаев при вскрытии саркофага это оказывалось действительно так — в раке лежало мумифицированное тело, которое отправляли в запасники того или иного музея. Но в других случаях большевики торжествующе представляли на вскрытии свидетельства «обмана церковников».
«Оказалось, что серебряные гробницы, часто блистающие драгоценными камнями, содержали в себе либо истлевшие, превратившиеся в пыль кости, либо имитацию тел с помощью железных, обмотанных тканями каркасов, дамских чулок, ботинок, перчаток, ваты, окрашенного в телесный цвет картона и т.д.», — писал Петр Красиков, ответственный редактор журнала «Революция и церковь», а также глава 8-го отдела Наркомюста.
На штурм неба
Ленин опирался на марксистский постулат, согласно которому церковь необходимо лишить ее материальной базы, а после этого народ сам от нее отвернется. Однако в реальности оказалось, что не все так просто, и это Владимир Ильич признавал в своей беседе с Бонч-Бруевичем, что становление нового советского человека — процесс не быстрый, зиждущийся на просвещении темных масс.
Это нашло свое отражение в программе РКП(б), 13-й пункт которой включал в себя такие строки: «Партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду. При этом необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма».
Последняя строчка, конечно, выглядит достаточно комично, учитывая, что принята эта программа была в марте 1919 года, когда кампания по вскрытию мощей и конфискации собственности церкви уже шла полным ходом.
Смена экономической политики от так называемого «военного коммунизма» к НЭПу поначалу никак не повлияла на отношение большевиков к церкви. Яркой иллюстрацией этого может быть письмо Ленина к Политбюро 1922 года. В нем он высказывает свои соображения по событиями в городе Шуя, где верующие оказали яростное сопротивление большевикам, пытавшимся реализовать декрет об экспроприации церковных ценностей.
Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый краткий срок,
— писал Владимир Ильич. Дальше он предлагал послать в Шую «одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК», который должен произвести в Шуе аресты «как можно большего» числа представителей местного духовенства, мещанства и буржуазии.
Затем этот товарищ едет в Москву, где дает устную (именно устную) директиву судебным властям, по которой суды приговаривают к расстрелу «очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров». Само письмо, разумеется, носит гриф «Строго секретно».
Однако подавление шуйских беспорядков стало одной из последних глав в истории первой советской антирелигиозной кампании. В середине-конце 20-х годов ее продолжали реализовывать, но уже без такого революционного задора.
Подготовка почвы для нового «штурма небес» началась в 1922 году, с началом издания газеты «Безбожник» и попыток создания системной антирелигиозной организации вокруг нее.
До определенного момента это объединение было достаточно аморфным и существовало в виде съезда «друзей» газеты. При этом через «Безбожника» иногда интересно наблюдать эволюцию раннесоветской антирелигиозной политики. Например, еще в 1929 году общественность с помощью газеты активно готовили к тому, что храм Христа Спасителя будет преобразован в огромный клуб для трудящихся, что дает понимание, насколько спонтанным было решение о его сносе всего через два года.
Необходимость же перевести деятельность съезда на новый уровень была обусловлена тем, что 1929 год, по словам товарища Сталина, стал «годом великого перелома». Началась политика культурной революции, в рамках которой стартовал проект формирования «нового советского человека». Конечно же, этот самый новый человек обязательно должен был быть атеистом, а безбожники — воинствующими.
Дело в том, что Ленин в свое время написал пространную философскую статью относительно «воинствующего материализма» и «воинствующего атеизма» — дескать, бороться с религиозной заразой надо лучше и активнее, применяя самые жесткие методы. И в 30-е годы их не гнушались применять — не только в отношении верующих.
Но задача Союза воинствующих безбожников все же была иной: сломить массовое сознание, выбить оттуда «религиозный дурман» за счет активной вербовки пролетариев в свои ряды и образования ячеек организации на местах. Ну а одними из основных антирелигиозных акций стали антихристианские праздники — они так и назывались: «Антипасха», «Антирождество» и так далее.
Когда же процесс был поставлен на всесоюзные рельсы, оказалось, что трудящиеся не горят желанием перековываться, и плевать они хотели на антипраздники. В своей статье историк Людмила Табунщикова приводит пример, что, несмотря на широко развернутую работу, проведение антипасхальных мероприятий в 1930 году в Донском крае оказалось в итоге провальным.
«В ночь на Пасху, "в момент борьбы за массы", клубы, театры и красные уголки в большинстве случаев отнеслись формально к поставленной им задаче», — отмечает она. Провал этого мероприятия привел к тому, что для привлечения граждан на празднование Антипасхи 1931 года им выдавали «2 метра товару и по куску сахару» (казалось бы, сколько времени прошло, а методы работы с общественностью практически не изменились).
В итоге уже к концу 30-х годов в организации наступил упадок: если к 1935 году в ней состояло 5 миллионов граждан, уже в 1937-м их стало порядка 400 тысяч. Корни провала кроются в том, что никто не подходит к антирелигиозной работе на местах всерьез, занимаясь бюрократией и имитацией кипучей деятельности.
Сталинский патриархат
«Комсомольская пасха в 1924 г. проведена с большим шумом (сжигание чучел попов около церкви, пение революционных песен во время богослужения и т. д.), но с чрезвычайно маленьким и даже вредным содержанием. Такой метод проведения антирелигиозных кампаний только озлоблял верующих», — рапортовал секретарь Камчатского губбюро РЛКСМ И. Мальков.
Проведением альтернатив традиционным церковным праздникам занималась комсомольская организация, но ее опыт перешел и к Союзу воинствующих безбожников, который перехватил у нее эстафету в 30-х годах. Много времени потребовалось властям для того, чтобы понять бессмысленность антипраздников.
Однако в середине 30-х годов сталинский режим наконец нащупал новый путь: взамен революционному отречению от старых обычаев и правил, он начал постепенно возвращать в жизнь страны хорошо знакомые вещи. Вновь появилась (с подачи Максима Горького) статья за мужеложство, функциональную архитектуру конструктивистов заменил пышный неоклассицизм — «сталинский ампир», а классики русской литературы внезапно снова оказались нашим всем. Вернулось и Рождество — в обертке Нового года, с Дедом Морозом и пышной елкой.
Зачем отказываться от религии, когда можно сделать религией марксизм, решили власти? «Марксизм — это религия класса», — говорил Иосиф Виссарионович, ни капли не кривя душой. Как писал в своих наблюдениях за советской повседневностью епископ Варнава (Беляев), «марксизм-ленинизм — это вывернутое наизнанку христианство и "поповщина". Где было белое, там в коммунизме стало черное, и наоборот. Переменились только названия».
В самом деле, у коммунистов демонстрации — у православных крестный ход. Там партсобрание, здесь — служба. Вместо хоругвей — лозунги и портреты. Есть и собственные мученики, такие как Павка Корчагин, и, конечно же, нетленные мощи, покоящиеся в Мавзолее.
В первые месяцы Великой Отечественной войны все антирелигиозные издания, выпускаемые уже полумертвым Союзом воинствующих безбожников, прекратили выход. Нацисты на оккупированных территориях вновь открывали закрытые большевиками церкви, и советской власти пришлось пойти на некоторые жертвы, чтобы завоевать доверие советских верующих и поднять их на защиту Родины. Антирелигиозная пропаганда прекратилась, как и гонения на священнослужителей и верующих.
В 1943 году, перед Тегеранской конференцией, в СССР должна была приехать делегация англиканской церкви. Этот визит был признан Сталиным «желательным и весьма полезным»: это бы сняло с СССР многие обвинения в зверствах по отношению религии. Архиепископа Йоркского должно было бы принимать высшее руководство РПЦ во главе с патриархом. Но патриарха не было, значит нужно его избрать.
Как вспоминал первый председатель Совета по делам Русской православной церкви Григорий Карпов, 4 сентября 1943 года Сталин пригласил его к себе на дачу, где уже были Маленков и Берия. Тут и состоялась беседа, во время которой вождь поинтересовался у соратников личностями митрополитов, в руках которых была сосредоточена верховная церковная власть. В тот же день Сталин принял этих священнослужителей в Кремле.
В результате на архиерейском соборе был избран новый патриарх — Сергий, а для взаимодействия с церковью был создан специальный орган — тот самый Совет по делам Русской православной церкви во главе с Карповым. И хотя официально РПЦ оставалась МП (то есть Церковью Московского патриархата), все понимали, что по сути она была переформирована в РПЦ СП (то есть сталинского патриархата).
Союз воинствующих безбожников развалился сам по себе. Сложно назвать точную дату, когда он окончательно прекратил свою деятельность, но официально после войны его функции выполняло общество «Знание», в которое на правах специалистов по атеистической пропаганде перешли вчерашние «безбожники».
Бессменный руководитель Союза Емельян Ярославский с началом войны остался без любимой работы. Впрочем, долго без дела он не сидел, и в 1942 году разродился хвалебной статьей в отношении Достоевского, русского православного писателя и ярого националиста. Во время войны Ярославский рассказывал советским гражданам о том, как Достоевский ненавидел немцев.
Бывший главный безбожник умер от рака желудка 4 декабря 1943 года. Снова его имя всплывет через десять лет, когда будут разбирать «дело врачей», и некоторым его фигурантам предъявят обвинения в преступной халатности из-за «запоздалого диагностирования» рака у Ярославского.
При этом нельзя сказать, что он цинично предал свои взгляды. С точки зрения марксизма-ленинизма это объясняется с диалектических позиций: того требовало время. Как и появления нового патриарха РПЦ и Совета по делам Русской православной церкви — ведь без этого СССР мог бы проиграть в войне и прекратить свое существование.
Крестовый поход Хрущева
С окончания войны и до самой смерти Сталина положение религии в СССР было относительно стабильным. Атеистическая пропаганда была возобновлена, но в основном ограничивалась публикациями в прессе и очень редко сопровождалась актами насилия и вандализма.
Все изменилось с приходом к власти Никиты Хрущева. Началась новая мощная антирелигиозная кампания. Среди историков нет общего консенсуса относительно того, что послужило этому причиной. Одна группа придерживается точки зрения, что генсек опасался проникновения в страну «чуждой идеологии» по религиозным каналам. Другие склоняются к мнению, что борьба с религией шла в комплексе с поставленной Хрущевым целью построения материально-технической базы коммунизма. Третьи считают антирелигиозную кампанию частью внутрипартийной борьбы за власть.
Так или иначе, но воинствующие безбожники вернулись — в несколько другой, но достаточно агрессивной ипостаси. ЦК КПСС активно издавал постановления о «недостатках и ошибках» научно-атеистической пропаганды, хотя поначалу этим все дело и ограничивалось.
Начало нового решительного натиска на церковь пришлось на 1958 год. В рамках объявленных государством мер закрывались монастыри, велась «усиленная борьба с религиозными пережитками советских граждан». Происходили массовые чистки церковных библиотек. 28 ноября 1958 года государство начало ожесточенную борьбу с паломниками — согласно постановлению ЦК КПСС «О мерах по прекращению паломничества к так называемым "святым местам"».
«На земле» этот указ понимали по-своему, и к его выполнению подходили со смекалкой. Как отмечает в своей работе историк Н. В. Остроухова, участок, на котором находились водные источники бывшего монастыря «Коренная пустынь», был передан ремесленному училищу, а источники дренажированы в реку — чтобы прекратить паломничество к ним.
Здесь же упоминается и другой случай, отмеченный в докладной записке уполномоченного Совета по делам РПЦ в Белгородской области СМ СССР. Он описывает, как паломничество к «святому колодцу» удалось прекратить, просто засыпав его за несколько дней до религиозных праздников.
«Помимо мер разъяснительного характера, предпринимаемых представителями сельских и колхозных парторганизаций в населенных пунктах "вероятного сосредоточения паломников" с 18 по 22 мая 1959 года для поддержания общественного порядка во всех населенных пунктах, расположенных по трассе Белгород — Шебекино, были организованы круглосуточные посты милиции и дежурство депутатов сельского Совета», — пишет Остроухова, замечая, что, по мнению уполномоченного Совета по делам РПЦ, такие меры «имели свое положительное значение».
На этом дело не кончилось, и к 1961 году хрущевская антирелигиозная кампания вошла в свой зенит. Выпускались постановление за постановлением, лексика «безбожной пятилетки» реставрировалась в полной мере. «Церковники и сектанты изыскивают различные приемы для отравления сознания людей религиозным дурманом, празднование религиозных праздников, нередко сопровождающееся многодневным пьянством, массовым убоем скота, наносит большой ущерб народному хозяйству, отвлекает тысячи людей от работы, подрывает трудовую дисциплину», — такие слова можно встретить в стенограмме одного из пленумов ЦК.
Занятно, что и эти меры желаемого результата не имели. Историк А. В. Горбатов отмечает, что неудачи списывались на плохую работу лекторов. «"Церковников и сектантов расплодилось так много потому, что очень плохо поставлена лекционная и агитационная работа" — типичное логическое построение партийного функционера того времени», — пишет историк.
Он отмечает, что проблема состояла в том, что лекции по атеизму не могли принести практического эффекта, так как адресовались не к верующим, а к слушателям-атеистам, которым они были без надобности. «Вероятность обращения верующего в атеиста также сводилась к нулевой отметке. Трудно поверить, что после часа лекционной работы слушатель изменит свое мировоззрение, формирующееся годами», — приводит довод Горбатов.
Более того, в отношении молодежи вся агитация заработала наоборот. Остроухова пишет, что административно-запретительные меры только подстегнули интерес юношей и девушек к РПЦ и ее традициям.
Антиобщественный звон
После смещения Хрущева с главного руководящего поста и осуждения его практик как «волюнтаристских», брежневское политбюро не только не затевало новых шумных антирелигиозных кампаний, но и практически полностью интегрировало религию в государственную систему, сделав рупором «борьбы за мир» и продвижения партийных идей. РПЦ СП (сталинского патриархата) и не могла по-иному — именно для этого она и была воссоздана в 1943 году, и после короткого периода новых гонений просто заняла свое место в общей иерархии советских организаций и ведомств.
При этом атеистическая и антирелигиозная пропаганда никуда не делась, но велась, скорее, по накатанной — как это происходило с большинством советских практик во времена застоя. Достаточно комичной иллюстрацией того, каким образом это происходило, является запрет колокольного звона в Архангельской области, который соблюдался вплоть до середины 1980-х годов.
Дело в том, что колокола к 50-м годам в области остались всего в нескольких приходах, но борьба с их использованием в религиозных целях велась очень долго и по большей части выглядела максимально абсурдно. То сгонят собрание рабочих, которые начинали яро осуждать колокольный звон, заявляя, что он мешает им трудиться и отдыхать, то секретарь райисполкома Котласского района выгонит из храма женщину, совершавшую колокольный звон, то звон разрешат, но «маленькими колоколами внутри церковного здания», потому что, дескать, жильцы окрестных жилых домов жалуются.
В свою очередь на идеологическом фронте предпринимались попытки ввести некую особую советскую обрядность, не имеющую отношения к религии. Ее ярко иллюстрирует книга кандидата исторических наук Владимира Руднева «Советские обычаи и обряды», выпущенная в 1974 году и пережившая несколько переизданий вплоть до самого распада СССР.
Книга описывала искусственные действа на все случаи жизни: от ее начала до погребения тела советского гражданина, праздники, описанные в мельчайших (и, надо отметить, достаточно диких подробностях). Там же описан обряд плодородия «Березка», факельные шествия, обряд посвящения нового человека социалистического общества вместо крещения… Все это, опять же, сообразуется со словами Иосифа Виссарионовича о том, что марксизм-ленинизм — суть «религия класса».
Бога не видел
Казалось бы, после смерти СССР умерла и она — насквозь искусственная, а значит, нежизнеспособная «советская религия». Но это абсолютно не так.
Полет Гагарина в космос виделся руководству СССР не только достижением мирового масштаба, но и возможностью еще раз доказать советскому народу, что бога нет. Мол, летал Юра в космос, а бога-то не видел! Множество карикатур на эту тему можно найти в том же журнале «Крокодил».
Но незаметно, мало-помалу, полет Гагарина не только не опроверг существование бога, но и вписался в общую синкретическую религию теперь уже современной России, где жертва Христа соседствует с подвигами пионеров-героев, ударной работой стахановцев и, конечно же, «Спутником-1» и «Союзом».
Лицезреть это можно воочию в Андреевском храме в деревне Новоселово, который расписан по эскизам космонавта Алексея Леонова, где на своде Андрей Первозванный соседствует с парадом планет и космическими кораблями. На стенах же изображены Святые Георгий, Алексей, Герман и Адриян — то есть небесные покровители первого отряда космонавтов. Как говорится, какая разница, что там не видел Гагарин, если бог видел его.