«Просто хочу, чтобы все закончилось» Безработица, бедность и надежда на мир. Как жители Херсона привыкают к новой жизни

В отличие от Мариуполя или Северодонецка, сильно разрушенных в результате ожесточенных боев, в Херсоне ВСУ не оказали серьезного сопротивления. Город практически не пострадал. Работают кафе и поликлиники, оптовые рынки и социальные службы, возвращается мобильная связь и интернет. Однако горожане по-прежнему сильно зависят от внешней помощи. Не хватает товаров первой необходимости, лекарств, но главное, уверенности в завтрашнем дне, понимания своего будущего. Видимо, поэтому разговоры о возможном вхождении Херсонской области в состав России сегодня очень часто можно услышать на улицах города. Корреспондент «Ленты.ру» посетил Херсон в составе гуманитарной миссии и узнал, как местные относятся к тому, чтобы стать частью России, почему везут свою продукцию в Крым вопреки угрозам из Киева и правда ли в Херсоне исчезают люди?

«Самая плодородная земля в Восточной Европе!»

Мы выезжаем из Симферополя в сторону украинской границы ранним утром, пока южная жара не повредила наш груз ценных медикаментов, в том числе инсулин и противошоковые препараты. Он нужен сразу в нескольких больницах Херсонской области. Но огромная очередь из большегрузов и гражданских машин на КПП «Армянск» вносит свои коррективы: даже с ускоренной процедурой для гуманитарных грузов мы стоим больше четырех часов.

Таможенники слишком уж неспешно проверяют машины на предмет наличия оружия и взрывчатки. Тени почти нет, и многие, особенно пожилые люди, едва выдерживают пытку палящим солнцем. «Это мы еще быстро проскочили. Несколько недель назад люди стояли на границе почти сутки или больше», — успокаивает меня водитель Александр (имя изменено по просьбе собеседника).

Мы познакомились с Александром накануне. Он родился и вырос в Херсонской области, но после начала «русской весны» был вынужден переехать в Крым вместе с семьей, а родители остались в Чернобаевке. 24 февраля он застал именно в Херсоне и сразу после ухода из города украинских войск занялся помощью частным гуманитарным организациям.

Через несколько сотен метров от границы нас встречает украинский КПП «Каланчак», и здесь уже заметны следы боев: асфальт избит осколками мин, окошки разбиты выстрелами, в здании пункта полиции красуется огромная дыра, вероятно, от снаряда. Мы набираем ход вдоль небольших речек и маковых полей. Впереди более дюжины блокпостов, а в город нужно успеть до комендантского часа. То и дело по пути попадаются небольшие колонны российской военной техники с буквами Z на броне. Из головных машин жестами командуют прижаться к обочине.

«А вы знали, что Херсонская область считалась самой экологически чистой на Украине? — нарушает молчание наш водитель и продолжает восхищенно рассказывать, — в центральных регионах вода в Днепре сильно загрязнена, но Каховская ГЭС с ее водохранилищем все фильтрует. Потому и растет здесь всего много, кормим половину страны овощами. Это самая плодородная земля в Восточной Европе!» Все вокруг и правда выглядит слишком живописно: широкие поля пшеницы и подсолнуха сменяют ряды фруктовых садов, окраины дорог усеяны полевыми цветами.

На пути то и дело попадаются небольшие селения и хутора, овощные рынки и базарчики. Бои почти не затронули местные деревни. Лишь в нескольких местах видны следы сражений: остатки сгоревшей техники, сожженные кафе, неглубокие воронки от минометных снарядов. О недавних сражениях также напоминают редкие взрывы: саперы продолжают разминирование местности.

Дорога до города заняла два часа. На каждом блокпосту мы раздаем солдатам сигареты — они рады любому доброму жесту со стороны гражданских. Иногда местные приносят холодную воду и свежие фрукты. Военные несут дежурство в полной выкладке. Думаю, смог бы я выдержать в бронежилете, каске и армейских ботинках хотя бы несколько часов в +35 градусов на раскаленном асфальте?

Город встречает нас большими баннерами «Херсон — город с русской историей» на фоне заборов, выкрашенных в цвета украинского флага. И не только заборов: буквально каждый фонарный столб или скамейка тут желто-голубых оттенков, на бельевых веревках на балконах то тут, то там развеваются украинские флаги. Александр мимоходом отмечает: настроения в городе пока спокойные, 50 на 50, но если у людей в обозримом будущем не появится работа или другой способ себя обеспечить, то ситуация изменится в худшую сторону.

Неприветливые окраины областного центра завалены мусором. На улицах почти безлюдно. Здесь долгое время не работали коммунальные службы, до сих пор нет полиции. Отсутствие надзора расхолаживает, и мы сами несколько раз проезжаем под кирпич.

«Дякую!»

Однако ближе к центру город все меньше и меньше похож на прифронтовую зону. Люди гуляют, вдоль зеленых аллей неспешно прогуливаются женщины с колясками, подростки крутят педали велосипедов. Большие супермаркеты и магазины преимущественно закрыты, но в точках поменьше активно идет торговля. Рядом с одной из таких палаток несколько мужчин потягивают холодное пиво, о чем-то оживленно спорят.

В нескольких сотнях метров выше набережной расположен городской мемориальный комплекс. Барельефы повествуют о славных страницах истории России, от князя Потемкина до партизан-комсомольцев. Под бронзовой фигурой молодой девушки, держащей высоко над головой венок, горит Вечный огонь — его погасили после событий 2014 года и снова зажгли в марте 2022-го.

Из-за отсутствия местной сим-карты у нас не получается связаться с человеком, ответственным за приемку гуманитарной помощи. Дело движется к закату, а задерживаться до темноты нельзя — комендантский час. Решаем обратиться за помощью к военным. «Держи руки на виду и не делай резких движений», — предупреждает Александр, понижая голос. Но, кажется, он зря перестраховывался. Мимо нас проносится молодая девушка с растрепанными волосами и бесцеремонно чуть не врезается в одного из солдат. За ней следует запыхавшийся щенок бассет-хаунда.

— Дорогие, я к вам в очередной раз с просьбой! У вас не найдется хотя бы одна баночка консервов для моего песика?

— Девушка, мы же не в коммунизме, — начинает сурово отчитывать ее военный, но уже через несколько мгновений неловкого молчания его тяжелый взгляд смягчается. Солдат просит подождать пару минут и вскоре приносит две жестянки говядины с гречкой из сухпайка.

— Дякую! — улыбается дама и несется дальше вместе со своим щенком.

Местные жители не стесняются обращаться к военным по насущным вопросам, иногда доходит даже до таких абсурдно мелких просьб, но солдаты терпеливо отвечают всем. Порой вокруг очередного армейского «тигра» собираются сразу несколько десятков прохожих. Они общаются с бойцами на житейские темы, пока дети непринужденно прыгают в салоне военной машины.

Спустя несколько минут к нам подходит девушка, работающая на военно-гражданскую администрацию. Она провожает нас в одно из административных зданий напротив площади и принимается тщательно пересчитывать содержимое наших коробок. До комендантского часа остается совсем немного, и мы спешим заселяться в ближайшую гостиницу.

ВСУ не отказались от планов уничтожить здание администрации, где сейчас работают представители новых властей. Город, как уверяют, надежно защищен российскими системами ПВО, «прилеты» приходятся преимущественно на окраины. Но предыдущая группа волонтеров едва не попала под обломки «Точки-У» в этой же самой гостинице. На всякий случай спускаем с напарником матрасы на пол у двери, чтобы ударной волной не ударило о стену и не поранило осколками. Ближе к полуночи темное южное небо начинают окрашивать неяркие вспышки ракет противовоздушной обороны. Порой мы чувствуем едва ощутимое дрожание стен и нервно посмеиваемся. Но канонада так и остается мерной, далекой, и под этот гул легко засыпается.

«Некуда деваться»

Поутру отправляемся на рынок поговорить с горожанами. Местный базар расположен всего в нескольких сотнях метров от центральной площади. Здесь уже начали принимать рубли, хотя на их обладателей смотрят с некоторым подозрением. Проходим между лавочек и торговых рядов, поражаемся ценам и ассортименту.

Из-за боевых действий местные аграрии потеряли возможность вывозить продукцию на украинские рынки. Обилие предложения потянуло цены вниз: на прилавках за килограмм клубники просят всего 60 рублей, черешня стоит около 120 рублей, 1000 рублей — свежая ежевика. В центральной России эти цены следует умножать как минимум на три. Существенно дешевле здесь стоит и молочная продукция, мед, речная рыба, выпечка.

Покупатели рассказывают, что таких ценников не было на прилавках с 2014–2015 годов. Но стоимость большинства других потребительских товаров, напротив, резко поднялась. Бытовая химия, подгузники, одежда и сельский инструмент многим оказались не по карману.

«Молодые люди, а у вас есть новые сим-карты? — Окликает нас одна из торговок, услышав, что мы приехали из Москвы. — Продайте хотя бы пару штук». Одна из самых больших проблем жителей Херсона — связь. После отключения украинских провайдеров местные потеряли связь с родственниками. В городе начали продавать сим-карты одного из российских операторов, но из-за огромных очередей пока хватает не всем. Люди стоят по несколько часов, желая приобрести их по стандартной цене 50 гривен (100 рублей по фиксированному курсу 2 к 1) за штуку. Перекупщики взвинчивают цену как минимум в три раза, но даже так не выходит удовлетворить спрос. Заводим с женщиной неторопливую беседу, она то и дело переходит на суржик.

— Как торговля идет?

— Раньше покупали лучше, теперь часть ягод увозим в Крым.

— Украинские СМИ говорят, что вас заставляют это делать.

— Нет, конечно, но и деваться особо некуда… — женщина чуть снижает голос и почти переходит на шепот.

Ближе к полудню мы, наконец, направляемся к месту раздачи нашей гуманитарной помощи. В здании скопилась очередь из сотен людей, ожидающих получения драгоценных лекарств. Преимущественно приходят старики. Они громко возмущаются, когда я пытаюсь пробраться в один из кабинетов вне очереди. Вежливо пытаюсь объяснить собравшимся, что волонтер, но это не очень-то помогает.

«Местные очень боятся»

За дверью кипит работа. Добровольцы из местных внимательно распределяют запасы лекарств, сверяют списки и передают их пришедшим. На стенах по-прежнему можно заметить старую украинскую символику и информационные стенды на мове. Рядом с ними висят российские триколоры.

Выждав несколько минут, я выдергиваю из потока сотрудников молодую черноволосую девушку и прошу рассказать о своей работе на ВГА. Кристина родилась в Херсоне, но незадолго до начала специальной военной операции продала дом и уехала с родителями в Одессу. В Херсоне же, по словам Кристины, делать было нечего совсем, все последние годы молодежь уезжала, не было работы, город попросту угасал. Но новое жилье в Одессе семья купить не успела, а с началом боевых действий решили снова вернуться в уже подконтрольный российским военным город. «Попали под обстрел, тогда еще пропускали автомобили с обеих сторон, — вспоминает она. — Сейчас это уже невозможно».

Кристина на минуту задумывается, а потом с легкой усмешкой замечает, что одесситы, по ее мнению, до сих пор живут «на каком-то расслабоне». «Все мои знакомые считают, что ВСУ — сила и российские войска никогда туда не войдут. Эту мысль сильно разгоняют украинские Telegram-каналы. Но я отписалась от них уже давно».

Правда, большинство местных опрошенных считают иначе. Они жалуются на засилье диверсантов в городе и опасаются травли за буквы Z и георгиевские ленты. Утверждают, что будут готовы поддержать операцию, когда станет окончательно понятен ее исход. Задаю Кристине вопрос, почему так. «Это абсолютно логично. Местные очень боятся», — объясняет она и рассказывает историю, как ее и сестру еще при украинской власти буквально затравили за фотографии с георгиевскими ленточками. Причем в травле участвовали как знакомые, так и незнакомые люди, а некоторые продолжают травить до сих пор.

— А чего сейчас не хватает людям больше всего?

— Денег, — не раздумывая отвечает Кристина. — Как только появятся деньги, ситуация резко изменится. Пока ведь работы нет вообще никакой.

На этом мы прощаемся. После Кристины мне удалось выдернуть на разговор Татьяну, которая пришла помогать раздавать помощь. «Настроения стали меняться в лучшую сторону. Большая часть людей уже смогли принять ситуацию, но "особо упоротые" еще остаются. Но даже они начинают понимать, что Россия здесь навсегда», — говорит наша собеседница.

«Люди здесь пропадают»

По словам Татьяны, после развала СССР жить в Херсоне становилось все хуже и хуже. Кроме сельского хозяйства в области ничего не было, работать людям было негде, население нищало. Сложнее всего было пенсионерам, например, свекрови нашей собеседницы хватало пенсии только на оплату света, газа и воды. Платежка за отопление зимой превышала ее пособие в полтора раза. «Развалили они экономику. Регион в колоссальном упадке», — заключает она. Денег у населения нет до сих пор, и доходит до того, что пенсионеры просят их у российских военных.

По словам Татьяны, у людей все еще присутствуют опасения, что русские могут уйти. А сообщения украинских СМИ о том, что в Херсоне боятся выступать против администрации из-за случаев похищений и пыток в подвалах, она называет чушью.

Еще один мой случайный собеседник — молодой худощавый парень Максим — говорит по поводу украинских СМИ в гораздо более резких выражениях, часть которых опубликовать не удастся. «Бывает, выхожу на набережную погулять после работы, вижу, как вояки раздают свои сухпайки прохожим, — говорит он. — Информация с украинской стороны абсолютно неадекватная поступает. Насильная мобилизация? Я три раза к постам подходил и просился взять меня хотя бы в МЧС завалы разгребать. Но нет, отвечают, что хватает и своих… Посоветовали идти волонтерить».

Пока мы разговариваем, возле пункта приема гумпомощи продолжается разгрузка коробок с медикаментами. Пока в Херсоне большие проблемы со специфическими препаратами: онкология, ВИЧ, психотропные, гормональные. Это дорогостоящие лекарства, их сложно купить и нужно заказывать в особом порядке. А в остальном, по словам волонтеров, проблем почти нет.

Как говорит Максим, люди до недавнего времени постоянно жаловались на жизнь, на то, как растут цены, на власть. Молодой человек считает, что появление украинских патриотов сейчас в Херсоне объясняется просто страхом за будущее и тем, что люди устали от неопределенности, и потом это пройдет. Хотя он и признает, что большинство молодых людей — процентов примерно 90 — все же поддерживают украинскую власть, поэтому молодежи в Херсоне немного. «Оставшиеся 10 процентов — это я», — с гордостью добавляет он.

О том, что жизнь в Херсоне была несладкой в последние годы, рассказывает и владелец одной из лодок в порту. Лодочники за символическую плату возят местных к островам посреди Днепра — там находятся сотни дачных участков, и ни мостов, ни дорог к ним никогда не существовало. Мы соглашаемся осмотреть их и бонусом получаем небольшую экскурсию по порту Херсона, где до сих пор стоят иностранные суда, не успевшие выйти в море после 24 февраля.

После порта лодка свернула в заросли камыша. Местность скорее напоминает локации из фильмов про Вьетнамскую войну, чем украинскую степь: густой лес, трясина и бесчисленное количество насекомых. «Это место у нас называется Чертово колено. Слава у него дурная. Люди здесь пропадают», — начинает рассказ лодочник. Далее следует повесть о казаках, которые охотились на турок во времена Екатерины II, и партизанах, к которым войска Третьего рейха предпочитали не заглядывать. Катер медленно движется сквозь водный лабиринт. Становится тревожно.

Паркуемся на небольшой полянке. Среди густых зарослей расположилось пустое костровище. Рядом валяется несколько пистолетных гильз. «А если он нас сюда специально привез», — шутим мы. «Если бы я считал вас оккупантами, просто не взял бы на борт, — улыбается лодочник. — До начала 2010-х сюда приезжало много людей отдыхать, после 2014-го исчезли россияне, а вскоре и белорусы. Сейчас выживаю только за счет дачников».