День, когда "Московский комсомолец" опубликовал сразу три варианта памятки новобранцам о том, как вести себя в случае возникновения неуставных отношений в части, по случайности совпал с тем днем, когда я уволился из рядов Советской армии. Именно 10 августа мне выдали на руки обходной лист, и я с наслаждением сорвал с плеч погоны, которые проносил два с лишним года - пополнение в том году пришло поздно, и весенний призыв всеми правдами и неправдами задержали сверх положенного. И, по советской привычке, скрыли этот факт - в военном билете датой увольнения у меня числится 15 июля.
С тех пор прошло больше двадцати лет, а я до сих пор горжусь, что отслужил срочную службу в армии, хотя мог бы и не - здоровье позволяло откосить, но я предпочел этого не делать. Тогда, в середине 80-х, в маленьком заполярном шахтерском городке, где я вырос, косить было не принято, в армию пошли все, кто не уехал в Питер поступать в Горный институт и другие вузы - и отличники, и двоечники, и заводилы, и тихони, и те, кто к восемнадцати годам успел побывать и под судом и на зоне, и те, кто, подобно мне, думал о поступлении после службы в престижное учебное заведение.
Меня взяли в стройбат, в Забайкальский военный округ. Наш отряд стоял в окрестностях крохотного городка под смешным названием Борзя, что в Читинской области, неподалеку от стыка китайской и монгольской границ. Степь, сопки, стрельбища и полигоны, военные городки, километры колючей проволоки, редкие гражданские поселения - таков тамошний пейзаж. Дикие ветра весной, жара летом, бесснежный холод, доходивший до пятидесяти градусов мороза, зимой - таков климат. Но главное не это, главное - отношения. В основном неуставные - других там практически не было. Такова российская жизнь, не знающая ни уставов, ни серьезной потребности в них.
Потом, на втором году службы, мы часто обсуждали, кто чего ждал от службы в армии и насколько оправдались эти ожидания. Общий вывод был таков: того, с чем пришлось столкнуться, не мог предвидеть никто. Все говорили: "Я думал, армия - это порядок, а оказалось, совсем не так". Я тоже не мог предположить, что любого человека в офицерской форме буду воспринимать как заведомого недоброжелателя, если не сказать врага, которого надо всячески избегать и которому в любом случае нельзя доверять.
Молодой лейтенант, замполит нашего ротного, пришедший к нам на втором году моей службы, энергичный, желавший служить и работать с солдатами (он сам отслужил срочную в стройбате полтора года, прежде чем перевестись в училище), был ярким исключением на общем фоне. Другим исключением был новый врач нашего отряда - на очередной праздник, когда ему вручали какое-то отличие, стоя аплодировала вся часть - и от души, чего раньше не удостаивался ни один, даже самый "крутой" офицер.
Но главными, конечно, были не офицеры, а те, с кем пришлось провести большую часть этих двух с лишним лет. И тут мне остается лишь пожалеть, что тогда, в середине 80-х, Министерству обороны во главе с товарищем Соколовым (а позже Язовым) не приходило в голову издать подобную памятку новобранцу. Не могу описать, как я и мои сослуживцы-одногодки нуждались в подобном наставлении. Мы, особенно в первые месяцы, были сбиты с толку и ошарашены происходившим вокруг, любое слово понимания и поддержки нам бы помогло.
Стройбат, как известно, такие войска, где даже оружия не выдают. И слава богу. Обычный топор в руках отчаянного новобранца, или черенки для лопат в руках земляков, пришедших поддержать своего - и без того страшное оружие. Лом в руках и беспомощное положение пьяного сослуживца-негодяя... Мне пришлось повстречаться и с тем, и с другим, и с третьим - подробности опустим, не в них дело. Предложение прятаться "на территории части" - дико только в том отношении, что как раз на территории спрятаться невозможно, на то она и военная часть.
А вот дневальный, сбежавший за территорию части из-за домогательства дедов - это самое обычное дело. Дед был комсоргом роты, а дневальный - моим земляком; к счастью, первым беглеца обнаружил я, а не сержанты и комсорги, и я привел к месту его "лежбища" (разумеется, за пределами части) офицера. В результате комсорг пошел на понижение - сначала слегка, а потом всерьез - и докатился до дисбата. Потом побег: бывший комсорг отобрал автомат у часового, часовой долго шел за ним и просил вернуть оружие, он застрелил часового. Итого: приговор по полной программе, надеюсь, и до сих пор сидит. Да, еще одна деталь - комсоргом роты после него стал я. Но не потому, что "заложил", а потому, что был "грамотный" - остальные не годились по причине неумения заполнять отчеты о комсомольских собраниях. На втором году службы, после залета на городскую гауптвахту, меня сняли с должности, по настоянию прапорщика из особого отдела. Для поступления в институт, впрочем, все это не имело значения, учитывая время увольнения в запас.
Ну, много еще чего могу вспомнить. И о неудачной попытке карантина раздавить начальствующих сержантов (о где вы, предложения "останавливать негодяев словами"), и о наезде настоящих дедов на наших сержантов (лишь один сержант, армянин, оказался способен устоять и не убежать - и он еще долго сидел на "взлетке", ощупывал голову и считал пробоины на ней), и о бешеном сержанте-таджике, которого метелил не менее бешеный прапорщик. И о солдате, перед всем строем получившем в рожу от лейтенанта и тут же, перед всем строем, ответившем тем же (солдат был крупнее лейтенанта, и последствия были тоже крупнее и нагляднее). И о сослуживцах-таджиках, которые ждали полтора года, прежде чем со вкусом опустить земляка, который в свое время гонял их в карантине. И... все, хватит подробностей.
А еще я помню, как сержант Ахметов, казах в весе пера, говорил нам, новобранцам, столкнувшимся с какими-то солдатами другой части: "Вы же все вместе, вас же много, давайте, давите, кто перед вами устоит?" И наше недоумение: ну да, нас много, но мы же разных национальностей, никто нас не сплачивал и не сближал, разве мы можем все вместе?
Или люберецкий авторитет, Равиль Зарипов, который говорил налетевшим на него солдатам из соседней "учебки": "Я - мышь, я только вчера призвался, и что вы мне сделаете?" (я его совершенно за дело ненавидел, но если бы они что-то попытались сделать, вмешался бы первый). И помню, как на разводе командир части, раздраженно оттопырив губу, просил, чтобы солдаты перестали писать на его имя рапорты с просьбой перевести их на службу в Афганистан. "Мы, - говорил он, - служим там, куда нас родина пошлет. Кого-то в Афганистан, а кого-то в Борзю. Терпите. Я тоже терплю".
А вот теперь специальный абзац для публики, которая, глядя на новость про памятку новобранцам, думает, что самое страшное - это когда ее будут бить и притеснять страшные деды. Успокойтесь, я вам расскажу, что такое самый страшный армейский опыт. Я отслужил полтора года, новобранцев у нас было раз-два и обчелся. Я был дневальным и поймал одного из них, узбека по национальности. "Бери тряпку и мой пол, - сказал я (крайне неубедительно, памятуя о том, что если не он, то я буду мыть этот самый пол). Я отнюдь не Геркулес, но узбек был в добрых полтора раза меньше меня, и шансов у него не было. Но, почувствовав мою неуверенность, он вдруг встрепенулся и попробовал сопротивляться и даже давить на меня... За то, что произошло потом, мне до сих пор стыдно больше, чем за все самые тяжелые промахи, пробелы и неудачи моей жизни.
...Прошло двадцать с лишним лет. Я отучился в университете, стал преподавателем, кандидатом наук, наконец - не последним человеком в Ленте.Ру. Хорошо, что я отслужил в армии. Мне есть с чем сравнивать, есть от чего отталкиваться. Наконец, я понимаю, откуда берутся и чего стоят все эти "памятки новобранцам". И вот что я хотел бы сказать: друзья, пусть вас согреет главная мысль, отличная от всех памяток и наставлений. Если не вы, то кто?