Убийство Аслана Усояна — вора в законе Деда Хасана — ожидаемо громкое и неожиданное с точки зрения восприятия событие. Как будто новости из параллельного мира пришли: передел влияния, бунт молодых воров против старых. Насколько же изменилось за последние годы медийное восприятие преступности. Авторитетов и их беспредельных подручных давно уже практически нет в новостях. Современный преступник — это безликий коррупционер или политический активист, поднявший руку на представителя государства. И вдруг в самом центре Москвы — такое. Ностальгия просто. Но не она одна.
Есть несколько типов новостей, идущих в рубрике «криминал», к которым мы все давно привыкли. Задержан заместитель главы аффилированного с государством предприятия за хищение чего-нибудь в особо крупном размере. Не запоминающееся, слегка ошарашенное лицо. Еще в костюме, уже без галстука. Суд, мера пресечения: арест. Прошли обыски в квартире участника оппозиционных акций. Изъят жесткий диск компьютера. Активист задержан, суд, мера пресечения: арест. В этих новостях, как правило, много недосказанного, а то и просто ненастоящего. Ну, сложно поверить в заместителя, который ворует, а его начальник не знает об этом. Невозможно поверить в виновность политического активиста, если акция была на одной площади, а он в момент ее проведения был на другой. Все возрастающее ощущение фальши.
Ну, еще провинциальная бытовая преступность. Обязательно на почве злоупотребления алкоголем. Задушил сожительницу поясом от домашнего халата по мотиву личной неприязни. Читаем, грустно вздыхаем: «Эх, Россия» — и через секунду забываем об этом. Организованной преступности на этом фоне словно бы и нет.
На этом сером и зачастую фальшивом информационном фоне уже гремело убийство Вячеслава Иванькова — Япончика. Когда вдруг выяснилось, что новости из полузабытого параллельного мира, где воры делят власть и влияние, страшно интересны. Потому что там преступники настоящие. Вдруг выяснилось, что этот мир не только любопытен огромному числу людей. Некоторые еще и симпатизируют ему. Опасаются, но симпатизируют. Потому что там сила, деньги, четкие представления о своеобразной, но порядочности. «Вот эффективность, вот пример для работы государственным учреждениям. Я глубоко убежден, что авторитеты — позитивные люди. Авторитеты дисциплинируют криминальный мир, который в противном случае может вести себя дико и агрессивно», — это, между прочим, Эдуард Лимонов на смерть Деда Хасана пишет. И даже романтика своего рода.
Вот читаем про возможного наследника Деда Хасана — Захария Калашова. Он сейчас сидит в Испании в тюрьме за отмывание денег, но скоро освободится. Правда, он заочно приговорен к 18 годам тюрьмы в Грузии. Но, может, сумеет воспользоваться политическими разногласиями между странами и окажется-таки в России. И начнется передел. Не биография, а сюжет для фильма. Который с удовольствием посмотрят все те, кто работают в офисе с девяти до шести и помнят каждый квадратный метр дороги из дома на работу.
Похороны Деда Хасана обязательно покажут по всем телеканалам. О них все напишут все, кто только можно. Потому что произошедшее с ним — страшная, кровавая, но настоящая история. Это вам не сериал, в котором государство одной рукой создает условия для коррупции, а другой сажает ее участников. Этот сериал вызывает лишь раздражение. Или редкие всплески массового интереса — когда попадается кто-то небанальный, вроде подруги министра обороны.
Ну и, конечно, убийство Хасана — привет всем нам из девяностых. Намек на то, что нельзя взять и стереть из памяти целое десятилетие. Напоминание о том, что государство, которому только третий десяток лет, проходит обычную эволюцию. Предупреждение, что провозглашенная «стабильность» в нашем случае — довольно хрупкое определение.