Как мучительно завидно смотреть в последние два дня американские Fox News и CNN, хотя, конечно, завидовать трагедии в Бостоне, наверное, странно. Но от природных и техногенных катастроф в современном мире ни одна страна не застрахована. От террористических атак тоже. И каждая страна может оказаться перед лицом последствий таких событий, как взрыв на Бостонском марафоне.
Далее — предмет моей глубокой зависти. Спустя сутки установлены имена и местонахождение подозреваемых братьев Царнаевых, их пытаются арестовать, но они отстреливаются, в результате старший убит полицией, младший в бегах. С этого момента — сущие чудеса. А именно: никто не говорит, что террористам нас не сломать, и не делает вид, что город функционирует в режиме гордого идиотизма. Нет, все как раз наоборот. Жителям объясняют про опасность случившегося — и ради поимки одного (!) человека практически останавливают жизнь в крупном мегаполисе восточного побережья. Не работало метро, не ходили автобусы, поменялось расписание железнодорожного движения. Жителям не рекомендовали выходить из дома и открывать дверь незнакомцам.
При этом никто из официальных лиц не утверждал, что репортажи журналистов им мешают, и не требовал гонять съемочные группы тряпкой, чтобы не путались под ногами у органов внутренних дел. Нет, по пустым улицам шли полицейские, а за ними — люди с камерами, которые непрерывно выдавали в эфир последние новости. Периодически журналистам давали интервью полицейские начальники, которые не балаболили общие фразы, а четко отвечали на конкретные вопросы. Твиттер полиции Бостона стал на сутки едва ли не главным информационным ресурсом, из которого можно узнать о ходе операции. Несколько раз в час — и так до победного твита: «Схвачен!»
На улицу высыпали люди, которые провожали полицию аплодисментами и словами благодарности. В ответ спецназ по громкоговорителю выражал ответные теплые чувства. И хотелось, чтобы однажды и у нас вот так, но это — жизнь на Марсе, нечего и думать.
Не хочу много говорить про отечественную полицию. Все, что я могу эмоционально поведать, вы и так знаете. Просто расскажу обыденное, что знаю о прошлом, настоящем и будущем.
В конце восьмидесятых я встретилась с маньяком лицом к лицу. То есть он и раньше орудовал в округе и бил одиноких женщин вечерком по голове тяжелыми предметами. Такой у него был кайф перед ограблением. Кому-то должно было не повезти в очередной раз — не повезло мне. Или повезло, потому что от удара я не потеряла сознание, продралась сквозь красную пелену перед глазами, и в последнем усилии выбежала на людную улицу с головой в крови.
Больница отправила телефонограмму в милицию, меня пригласили — с украшением из хирургических ниток на затылке — в районное отделение. Поговорить.
— Вы знаете — мы очень бедные, — начал следователь, обводя слабеющей рукой кабинет. — У нас одна пишущая машинка на все отделение. И «Жигули». Вон, ржавые, посмотрите в окно. Если вы напишете заявление, это будет висяк, и нас лишат премии.
— Я понимаю ваши проблемы, но я напишу. Это серийное преступление, я не хочу продолжения.
— Хорошо, — следователь сочувственно посмотрел мне в глаза. — Мы будем вызывать всю шпану района и проводить с вами очные ставки. Они все будут знать вас в лицо. Вам это надо?
Я впала в ярость и немедленно потребовала бумагу. Собственно, это финал. Никаких следственных действий и очных ставок не случилось. О ходе расследования я ничего не слышала. Маньяк сокрушил еще парочку дамских черепов и успокоился сам. А может — поменял дислокацию.
Прошло больше 20-ти лет. Как тележурналист я встретилась на записи программы с женщиной, которая вызвала полицию, чтобы защититься от мужа-буяна. Забрали в отделение обоих, причем ее связали и всю ночь насиловали — местные защитники правопорядка. Городок небольшой, все в доле, добиться расследования и наказания невозможно. Преклоняюсь перед ее решимостью рассказать про свою беду на всю страну. Впрочем, сколько мы слышали таких рассказов — и как редко потом можно было сообщить: «Схвачен. Террор остановлен. Закон победил»; аплодисменты.
Моей дочери вещают в школе, что она живет в лучшей в мире стране — по причине того, что она лучшая. Точка. Все. Пой и пляши. Кстати, недавно они разучивали песню про нано-технологии. Подобная риторика — и само слово «патриот» — вызывают в ней глухое раздражение и сарказм. Любовь без взаимности — удел мазохистов. Я хотела бы, чтобы ей оставили хотя бы малейшую возможность стать патриотом.