Земщина и не только Кому пора надевать костюм огурца
Не идет у меня из головы эта картина. Лето, озеро, вождь, восторженная молодежь, пение под балалайку, беседы о наболевшем. И вдруг — юноша в костюме огурца. Я не уверен, есть ли в мире другая страна, где юноша в костюме огурца может прийти на встречу с главой государства, чтобы поговорить о политических репрессиях. Мне кажется, доберется он в лучшем случае до лечебницы для умалишенных. Неважно даже, где. В азиатской сатрапии или в наидемократичнейшем из государств. А у нас — может.
Гигантский огурец задает президенту непраздный вопрос: будут ли наказаны все те, кто вышел 18 июля на несанкционированные акции в поддержку Навального? Президент дает милый и бессодержательный ответ. И президента, кажется, не смущает, что судьбы людей обсуждает он с гигантским огурцом. Президенту это кажется нормальным. Президенту нравится.
Вот, например, американский панк оскорбляет российский флаг. Все возмущены. Все телеканалы отстрелялись. Все депутаты высказались. Казаки попытались убить мерзавца. Страна кипит. И при этом, когда президент этой самой страны обсуждает перспективы политических репрессий с гигантским огурцом, — никто ничего особенно оскорбительного для страны в происходящем не усматривает. По-моему, тут есть какое-то противоречие.
Так и возникают невидимые стены. Есть мир, где президент, не покидая уже, кажется, батискафа, беседует с овощами о посадках. С кем еще и поговорить о посадках, разумеется. С одной стороны, это, конечно, отсылка к недавнему прошлому. Был Селигер, и был на Селигере президент Медведев, и плясали вокруг него огромные баклажаны. Почти невинная реминисценция из книги писателя Носова про Незнайку на Луне и общество гигантских растений. Незнайка мило улыбается, растения беснуются, в воздухе — отчетливый запах инноваций.
Но посадки все же — несколько иного масштаба тема, с другой-то стороны. Посерьезнее, чем танцы с баклажанами. И раз президенту нынче нравится обсуждать серьезные темы с огурцом, значит, завтра это станет модой, а послезавтра — требованием лояльности. И вопрос — непростой сейчас для многих, волнующий и спорный — готовы ли вы иметь какие-то дела с государством российским, сведется к вопросу более простому: а готовы ли вы, вот лично вы, нарядиться гигантским огурцом?
Будущее управляет настоящим. Уже сейчас, благоустраивая парки, прокладывая велодорожки, облагораживая библиотеки, занимаясь, то есть, совместно с государством какими-то полезными и прекрасными даже делами, вы должны чувствовать, как плоть ваша обрастает костюмом гигантского огурца. А если вы этого не чувствуете, то это не значит, что огурца нет. Что вы не огурец. Это значит, что вы себе врете.
И вот тут возникает неожиданное, но красивое, по-моему, а может быть, даже дельное предложение. На родине не первый год ждут возрождения опричнины. Одни вожделеют, другие пугаются. Великий русский писатель даже написал о возрождении опричнины роман (очень плохой).
Но все почти едины в предвкушении: рано или поздно помчатся по дорогам отечества каратели, и у каждого будут отличительным знаком метла и собачья голова.
А жизнь смеется над пророками и намекает, что поговорить о страшном в наше время можно, не истребляя собачек. Костюм нового опричника — вот он, и это костюм огурца.
В связи с чем вопрос: а не пора ли уже президенту нашему, как грозному царю Ивану, поделить страну на две части? Одну оставить себе, захватив туда все, что нравится. Батискаф. Самолет-амфибию. Стадо верных в костюмах овощей. И амурских, допустим, тигров. Тигров жалко, конечно, тигры красивые, но тут приходится демонстрировать готовность к жертвам.
Выделить себе участок какой-нибудь, желательно незаселенный, назвать его, в соответствии с требованиями момента, огуречиной, и там беседовать о вещах важных с теми, кто готов подобные беседы вести в соответствующих костюмах. Плясать, внимать волшебным напевам балалайки, любить животных и людей. Ну, то есть, как людей...
А нам, всем, кто не готов рядиться в огурцов, оставить земщину. Подарить скучную, обыкновенную, человеческую жизнь, в которой вождь не падает с неба, не совершает немыслимых подвигов, не ищет амфор и не вступает в дискуссии с овощами. Где, страшно сказать, вообще нет вождя.
Земщина и огуречина, так и должно это теперь называться.