Веселие пити О небесной природе алкоголя и русском космическом сознании
В России еще только задумались о запрете алкоголя по пятницам, а уже выяснилось, что реликтовая комета Лавджой, вполне себе серьезное космическое тело, ежесекундно источает в межпланетное пространство несколько ящиков чистого спирта. Конфуз да и только. Мы тут на грешной Земле пытаемся бороться с пьянством, а оно, оказывается, космического происхождения, считай — божественного. Даром что «спирт» в переводе значит «дух». Причем это чуть ли не первое сложное органическое соединение, обнаруженное за пределами родной планеты. Глядишь, еще и выяснят британские ученые, что сама жизнь, которая, как известно, форма существования белковых тел, родом из этанола. Это они еще химический состав Большого взрыва до конца не выяснили: вот где возможны открытия!
Впрочем, для русского космического сознания небесная природа алкоголя — не новость. Здесь он всегда был важен. Уже в «Повести временных лет» — самой ранней русской летописи — Нестор пишет сакраментальное: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти». И ведь по какому поводу пишет? Святой равноапостольный князь Владимир, которому нынче воздвигают памятники, выбирает подходящее вероисповедание для славянских племен и однозначно отказывается от магометанской веры, требующей сухого закона. Вся сложность богопознания и духовного пути Святой Руси с ее монастырями, старцами и молитвенными подвигами, оказывается, произошла из такого бытового, почти случайного суждения князя. И хотя историки теперь ставят под сомнение историческую подлинность этого эпизода, сам факт его появления в летописи и последующее широкое цитирование весьма значимы и показательны.
Водка является чем-то неотъемлемым и символическим для нашей культуры, как матрешка, самовар и пельмени. Пусть даже этому крепкому напитку чуть больше ста лет, а традиционный русский алкоголь делался из меда — отсюда, по-видимому, и национальное пристрастие к сладковатым винам, которые кроме нас никто в мире почти не пьет. Но застольное возлияние и само состояние опьянения в русской культуре сакрализованы. Или, во всяком случае, имеют совершенно особый статус в сравнении с куда более пьющими народами.
Достаточно вспомнить рекламный ролик известного водочного бренда из девяностых годов, когда алкоголь еще можно было рекламировать по телевизору. Там официант проносит графин водки, и зритель через него, как через линзу, видит истинную суть отношений и намерений гостей ресторана: водка как бы срывает маски и вскрывает социальные роли. Водка показана как условие истины и инструмент познания, и это очень точное попадание рекламщиков в русское восприятие. Очевидное и наглядное — лживо. Все подлинное и настоящее — скрыто и таинственно, к нему нужно идти особым путем. Алкоголь здесь — чудесное и судьбоносное средство из волшебных сказок, помогающее герою дойти до цели, — в этом его ценность.
Без ритуала совместной бани с возлияниями невозможно ни выяснить что-то важное, ни заключить серьезный договор: откровение души здесь ничуть не менее важно, чем разоблачение тела. И уже не так абсурдно звучит задорновский афоризм: «Выпив, он рассудил трезво». Поэтому, наверное, самый любимый и трогательный герой русской литературы — Веничка из поэмы «Москва — Петушки», «Ирония судьбы» — главное ритуальное кино, а «Троица» Андрея Рублева — центральное произведение русской живописи, на котором изображены три ангела, сидящие вокруг одного сосуда (да простят меня православные за опошление высокого образа).
Предвижу упреки: как вообще можно оправдывать столь очевидное зло, разрушившее столько семей и судеб, стольких людей сведшее в могилу до срока, причину стольких преступлений и всякой безнравственности? Отвечу так: дело не в оправдании, а в попытке понять, что и как у нас устроено. И если есть у нас настоящее зло, оно — не в водке, а в нашем незнании меры, склонности к крайностям и несоблюдении закона срединного пути, по которому тысячелетиями живет мудрый Восток.
А борцам с пьянством, наблюдающим за алкогольной кометой, хочется напомнить простой, но внятный факт. Репрессии против алкоголя вводились в России дважды — перед 1917 годом и перед 1991-м. В первом случае не стало Российской Империи, во втором мы потеряли Советский Союз. Видимо, старик Нестор знал, о чем писал: «Не можем без того быти».