«Детский сад у нас был во дворе, и в старшей группе я уже сам в него ходил. Помню, однажды бежал с утра в белой рубашечке парадной, нас на ВДНХ обещали повезти. Очень спешил, поскользнулся и упал второпях, весь испачкался. И меня оставили в саду в наказание, не взяли с собой грязного. Так и просидел весь день один с нянечкой. Ужасно хотел поехать тогда на ВДНХ, просто невероятно хотел».
«Отец мало мной занимался, он в командировки все время ездил. Однажды вернулся, а я в солдатиков играл, расставил их по всей комнате. Он сказал, чтобы я убрал, не то выкинет, а я сразу не послушался. Тогда он собрал их и понес на помойку. Я бегу следом, прошу не выбрасывать, а он идет и прямо в контейнер мусорный их кидает. Контейнер огромный, выше моего роста, никак не достать. И я потом уже больше солдатиков не заводил, перестал играть в игрушки вообще. Стал читать».
Про эти два случая рассказали однажды друзья, когда речь зашла о том, кто что помнит из своего детства. Истории эти поразили всех слушателей своей бессмысленной и неисправимой жестокостью. И ведь в обоих случаях ребенка наказали скорее потому, что существовало некое представление о том, что детей полезно наказывать, чем по действительно серьезному поводу.
Раскидал солдатиков по комнате? Но это была комната ребенка тоже. Играя, дети познают мир и учатся: играть — их работа. Наказывать детей за игру — идти против природы. Не убрал игрушки сразу? Но взрослые тоже не всегда готовы отложить свои дела по первому требованию домашних. А выбросить дорогие другому человеку вещи просто потому, что ты сильнее и можешь, — это не урок послушания, это урок нарушения чужих границ и обесценивания чужих чувств. Когда такой урок дает близкий человек, это подрывает базовое доверие человека к миру. Случай в детском саду тоже за гранью добра и зла. Что грозило воспитательнице, если бы она взяла запачкавшего рубашку ребенка с собой — неужели расстрел? И что именно ребенок должен был понять в результате этого наказания?
Я вспомнила эти две истории из чужого детства, когда на прошедшей неделе весь русскоязычный интернет обсуждал выложенный на YouTube ролик с плачущей девочкой, которая объясняет папе, остающемуся за кадром, что хочет уехать в Африку, потому что родители ее все время ругают и она им не нужна.
«Может быть, нам просто не нужна непослушная девочка?» — отвечал за кадром папа рассудительным тоном. В середине съемки девочка попросила перестать ее снимать и все стереть («стери все»), но съемка продолжалась. Отец не услышал детское «нет», хотя наверняка прислушался бы к такой просьбе, исходи она от взрослого.
Ведь в нашей культуре не принято учитывать желания детей. Это, кстати говоря, объяснимо — уважать их общество начинает тогда, когда остальные проблемы более-менее решены и у взрослых нет других забот, которые отнимают время и силы.
Девочка в ролике прекрасная, с хорошо развитой речью для своих четырех лет, это отметили все. А вот поведение отца заставило комментаторов разделиться на два непримиримых лагеря. Многие возмущались, что ребенка не обняли и не успокоили сразу после того, как прозвучали слова «чтобы меня медведи в Лапландии съели». Высказывались и по поводу неэтичности обнародования съемок без согласия снятого в них маленького человека. Впрочем, последний упрек оказался напрасным: в интернет ссылку на снятое для домашних видео случайно «слила» бабушка ребенка.
Зато немало было хохотавших до упада, называвших девочку «маленькой манипуляторшей». Авторы таких комментариев искренне восторгались, что отец четырехлетнего ребенка не поддался на происки «хитрой маленькой женщины».
Тут, что называется, два в одном: и уверенность, что манипулирование людьми — исключительно женское поведение, хотя такое поведение свойственно обоим полам, и предположение, что маленький плачущий ребенок непременно «манипулирует».
«То, что ощущается родителем как манипулирование — это потребность, которая осталась неудовлетворенной, — пишет Патти Уипфлер, координатор программы для родителей «Рука в руке» . — Что если дети вовсе не пытаются манипулировать родителями? Что если они снова и снова пытаются добиться от них подтверждения любви и связи, которая нужна им, чтобы нормально развиваться?»
«Я бы давно врезал», — пишут в комментариях на YouTube. Потому что идея о том, что бить детей нельзя, у нас далека от популярности.
«Молодец папа, ребенок должен знать, кто тут главный», — пишут еще комментаторы.
Но вся эта концепция борьбы с манипуляцией — бессмыслица. Маленькие дети и так понимают, что их благополучие зависит от родителей. Любой детеныш, и прежде всего человеческий, для нормального развития должен быть уверен, что «его собственный» взрослый его любит и никогда не бросит. Бороться с ребенком за место «царя горы» глупо, потому что его задача — не сместить вас с трона, а убедиться в том, что вы, восседая на вершине, не бросите его даже если он будет плохо себя вести. Ведь ни один ребенок не может быть уверен в том, что всегда будет вести себя хорошо. У всех случаются свои «косяки», и дети — существа до крайности рациональные — понимают это лучше взрослых. Поэтому фразы типа «я люблю тебя, только когда ты себя хорошо ведешь», ранят на всю жизнь. А то, что взрослые воспринимают как уроки воспитания, дети запоминают как уроки нелюбви и предательства.
«Балуйте своих детей, господа, — ведь вы не знаете, что их ждет в будущем», — писал Набоков. Не существует стопроцентно действующего рецепта того, как вырастить успешного, счастливого и любящего своих родителей человека. Но есть проверенный временем рецепт того, как вырастить человека, не ценящего ни свои чувства, ни чувства других людей.
Есть известное высказывание: «Если у вас в детстве не было велосипеда, а потом вы выросли и купили себе "ягуар", у вас все равно в детстве не было велосипеда». Не потому ли сейчас от многих владельцев "ягуаров" лучше держаться подальше?
«Я все детство мечтал о настольном футболе, — рассказывал приятель. — Но родители его так и не купили. Не знаю, почему, зарабатывали они много, стоил этот футбол — ну, рублей 10. Я потом купил его себе сам, но это было уже не то».
Читая комментарии к истории про девочку, «уезжающую в Африку», я поняла, почему ему не купили настольный футбол. Он слишком сильно его хотел и слишком часто его выпрашивал — а родители, конечно, не могли позволить собой «манипулировать».