Недавно грянул Brexit. Так грянул, что даже авторы — гордые англичане — удивились. Новый британский премьер Тереза Мэй объезжает европейских лидеров, а те ее торопят. Дескать, обещали — уходите. Наблюдать за всем этим было приятно. Видимо, потому, что приятно наблюдать, как нарушается традиционный состав закрытого клуба — единой Европы.
Политические, экономические и т.п. причины, приведшие к кризису единой Европы, придется перечислять долго, но я — филолог, и меня здесь интересуют слова. А именно: уклончивость тех слов, при помощи которых сторонники Единой Европы характеризуют свой проект. И уклончивость эта раздражает.
К примеру, существует принципиальный вопрос: каковы границы суверенитета европейских стран внутри союза — какую власть европейские правительства оставляют за собой и какую ее часть передают в Брюссель. Английский политолог Марк Леонард в давней уже книге (2005 год) отвечает: «Союз представляет собой децентрализованную сеть, существующую, чтобы служить государствам-членам». Здесь понятно, что союз — хороший, что он призван «служить государствам-членам». А что такое в государственном управлении «децентрализованная сеть»? Ярко, современно, но это не ответ, это — его симуляция. Это надо не понимать, а учить наизусть и потом механически повторять. Тогда правомерно поставить другой вопрос: на что должна походить единая Европа? Может, ответ на него позволит понять идею европейского проекта? Напротив, Леонард готов ответить на вопрос «на что не должна походить Европа?». Оказывается, ее новый порядок не должен походить на США. Потому что США — далее следует неожиданное определение — превратились в Старую Европу, а Европейский союз, разумеется, превратился в Новую Европу. (Чем-то напоминает роман Ильфа и Петрова, где Васюки хотели переименовать в Нью-Москву, а Москву — в Старые Васюки.) Право, посредством таких теорий сподручно не растолковывать, а путать — то ли коллег-интеллектуалов, то ли себя самого. Но читателей такое слово едва ли убедит.
Россия много раз приходила на выручку Европе — может помочь и в трудном деле убедительно объяснять то, что объяснять не хочется. Ведь и в нашей истории приходилось создавать государство, которое формально состояло из других государств. В начале 1920-х ленинское правительство построило СССР — Союз Советских Социалистических РЕСПУБЛИК. Курировал проект Иосиф Сталин. И он — как позднее Леонард — отвечал на вопрос, как советские республики и в Союз вошли, и республиками остались. Сталин объяснял, что «здесь, в мире Советов» ситуация сложилась уникальная: здесь, «наоборот, сама природа власти располагает к тому, чтобы трудящиеся массы естественно стремились к объединению в одну социалистическую семью». Ответ, как видите, столь же уклончивый, как у защитников единой Европы.
Однако у сталинского слова есть важное свойство, которое отличает его от Леонарда. Где европейский теоретик говорит наукообразно — там Сталин говорит невнятно, но энергично, пробуждая в читателе глубинные подсознательные страхи. Он декларирует, что советские республики объединяются в Союз при чрезвычайных обстоятельствах — в обстановке враждебного окружения. Граждане всех республик находятся в крепости, которая со всех сторон осаждена врагами, а в «осажденной крепости» начальник гарнизона применяет чрезвычайные меры, и точность властного слова испуганными жителями под сомнение не ставится. Да и, кроме того, советские люди уже знают, что бывает с теми, кто слишком громко не понимает власть. Короче, Союз — «единственный путь спасения от империалистической кабалы и национального гнета». Когда население ждет спасения, оно не нуждается в точном описании государственного устройства.
Я думаю, что российский опыт поможет Евросоюзу. Или хотя бы поможет осознать ту антипатию, которую испытывают к единой Европе те, кто вне ее пределов (часто мечтая переместиться в пределы), и те, кто находится или (подобно британцам) находился внутри. В еврозащитниках раздражает уклончивость, а еще того более — уклончивость, которая упакована в нудные высоколобые рассуждения. Это воспринимается как ложь богатеев (элиты), хуже того — скучная ложь богатеев. Соответственно, заменить такого рода рассуждения имеет шанс не умное слово, но энергичное слово. При такой расстановке, с одной стороны, играет «барышня»-Евросоюз, а с другой — «хулиган», который «честно» (по форме) рубанет правду-матку, неясную, но затрагивающую эмоции.
Потому наблюдателям и приятно, что Brexit реализовался, что Великобританию торопят с уходом.