Фотокорреспонденты, которые снимают захват заложников, работают в постоянном напряжении. В ситуации, когда все нервничают, фотожурналист, своей камерой особенно бросающийся в глаза, может сгоряча стать жертвой пули. Ему важно находить общий язык как с военными, так и с людьми, переживающими потерю близких. В продолжении фотопроекта «Ленты.ру» фотограф Юрий Тутов рассказывает о том, как он снимал штурм городской школы № 1 в Беслане.
Фото: Юрий Тутов
Эта фотография была сделана 3 сентября 2004 года.
1 сентября я был в Махачкале и уже собирался улетать. Мне позвонили из France Presse, сказали все сдавать и отправляться в Беслан. Это было часов в 10 утра, и я еще не знал, что произошло в Беслане, но понял, что раз так срочно позвонили, значит, что-то нехорошее. Я ехал в Беслан через Чечню, которая была совершенно вымершая — напряжение ощущалось на каждом километре, лица у людей были напряжены. На Кавказе же народ веселый, поэтому эта перемена очень чувствовалась.
Я был одним из первых фотографов, которые начали передавать фотографии из Беслана. Я работал там в постоянном напряжении. Фотожурналисты в такой ситуации вызывают наибольшее раздражение, потому что считается, что они зарабатывают на каждом нажатии кнопки и наживаются на страданиях. Ты постоянно под присмотром. Против тебя настраивают солдат. Для местных ты тоже враг — люди в трагической ситуации, у них дети в заложниках, а ты бегаешь с фотоаппаратом и снимаешь их лица. К тому же на Кавказе человека с фотоаппаратом традиционно считают ФСБшником. Люди боятся с тобой разговаривать. Поэтому нужно найти какую-то форму общения с людьми, показывать, что ты сопереживаешь им, и в то же время никому не мешать.
На третий день напряжение достигло предела: заложники уже в тяжелейшем состоянии, власти, не зная, что делать, начинают предпринимать решительные шаги. Мы все заняли позиции вокруг школы. Я нашел место, где вообще никого не было — только солдаты копали траншеи. Мне надо было привлечь их на свою сторону, и я пошел, купил им ящик лаваша и сигарет, чтобы если будут избивать, так хоть с меньшей ненавистью. А для солдат человеческое отношение очень важно. Поэтому потом я сидел там уже тихонечко, как свой.
В начале второго раздались взрывы и началась дикая стрельба — такая была только в Буденновске. Откуда стреляют, непонятно, куда прятаться — тоже. Сначала я спрятался в доме, а потом увидел, что десятки людей рванулись к больнице, некоторые тащили на себе детей. Я понял, что если не побегу вместе с ними, то в жизни себе этого не прощу.
Там, в самой гуще, я сделал первые кадры. Я немедленно побежал их передавать, потому что понимал, что если не сделаю этого сразу, они уже не будут никому нужны. Весь мир находился в тот момент в напряжении. Я рванулся в свою квартиру, боясь, что сейчас отключат телефон и свет. Я передал через интернет несколько кадров во France Presse, а принимал их на другом конце фотограф Денис Синяков. Передавал я их лежа, потому что за окном шла стрельба. В соседней комнате орала несчастная осетинка. И под всю эту музыку я передавал свои карточки. Но они оказались первыми снимками того, что происходило в тот день в Беслане.
Потом я побежал обратно к гимнастическому залу и увидел там толпу с оружием. Они оказались волонтерами, которым выдали автоматы. Я пытался пройти боком мимо них, чтобы они не увидели, что у меня фотоаппарат. Их лучше не снимать, а то замочат — у людей с оружием появляется желание его применить, тем более в ситуации, когда все нервничают.
Я подобрался к гимнастическому залу, снимал непосредственно вынос людей оттуда. В 15:20 начался штурм спецназовцев. Тогда я и сделал эту фотографию с выбежавшими из школы женщинами под прикрытием солдат. За эти кадры я получил четыре премии, в том числе премию Национальной ассоциации фотокорреспондентов США — я единственный из русских фотографов, который получил эту награду. Все эти премии были без денежного вознаграждения.
В школу я вошел только на следующий день. В день штурма туда никого не пускали. Меня потрясла надпись на доске в классе: «С 1-м сентября, дорогие десятиклассники». Было очень тяжело ходить и видеть все эти игрушки, ботинки. Сейчас я могу все это рассказывать, а снимал я с трудом — я не могу словами передать, каких детей выносили из школы в носилках. Каждый кадр давался мне с болью. Часть этих фотографий France Presse никогда не ставил на ленту, так они ужасны. Не дай бог кому-нибудь участвовать в том, в чем участвовали мы — Буденновск, Первомайск, Норд-Ост, Беслан. Не надо никому это снимать. А снимать надо.