Село Колодозеро, затерянное в Пудожских лесах, находится на границе Архангельской области и Карелии. Пятнадцать лет назад эти места очаровали троих друзей из Москвы, которые бродяжничали по северам и искали смысл жизни, а заодно и самих себя. В 2001 году они общими силами собрали средства и начали строить новый храм взамен сгоревшего еще в 1977 году. Один из друзей, рыжий бунтарь и панк Аркадий Шлыков, окончил Московскую духовную семинарию и в 2005 году стал священником в заново отстроенном храме Рождества Богородицы. Это событие было призвано изменить жизнь села, вдохнуть в него новые силы. К сожалению, полноценного прихода из местных жителей в Колодозере так и не сложилось. Несмотря на огромное количество друзей, приезжавших погостить в дом священника со всей страны и из-за рубежа, Аркадий был одинок. Жители Колодозера любили его, обращались за помощью, крестили детей, но священник очень переживал, что мало людей приходят на службу в храм. Аркадий умер 12 февраля 2018-го года от сердечного приступа в возрасте 45 лет. На его место в Колодозеро и поселок Шальский уже назначен новый батюшка. Книга Екатерины Соловьевой «The Earth´s circle. Kolodozero» («Круг Земной. Колодозеро»), вышедшая в голландском издательстве в марте этого года — рассказ о людях Русского Севера, о том, что держит их вместе, об их духе и душе, об их страстях и чувствах. «Лента.ру» публикует фрагменты текста и иллюстрации Екатерины Соловьевой.
Фото: Екатерина Соловьева
С древних времен люди селились на севере вокруг водоемов — рек и озер. Вот и Колодозеро состоит из нескольких маленьких деревень — Лахта, Исаково, Усть-Река, Погост, Заозерье, Дубово. Избы-корабли разбросаны по берегам и мысам живописного озера.
Фото: Екатерина Соловьева
В Колодозеро я впервые приехала летом 2009 года. Я и раньше слышала о том, что где-то в карельской глуши живет необычный священник-панк.
Пашка и кот греются на русской печи
Фото: Екатерина Соловьева
Мне казалось, что это очень далеко, и я туда ни за что в жизни не доберусь.
Фото: Екатерина Соловьева
Но я добралась.
Отец Аркадий
Фото: Екатерина Соловьева
Все попадающие к отцу Аркадию в его колодозерский дом, в его храм, на службу куда-то или от чего-то бегут. От шума, от городской тоски, от бессмыслицы жизни, от себя самих, от себя прежних, от себя грешных и неправильных. Аркадий и сам беглец, он повторяет, что остался тут, «потому что слаб, а сильный — он может уехать».
...Уехать-то сильный может, но он приедет снова, когда силы окажутся на исходе. И пойдет по маршруту храм — сельпо — Дом культуры — остановка Усть-Река. Если у остановки кемарит местный Юрка, не отвертеться от ста граммов «за приезд».
Фото: Екатерина Соловьева
В сарае у Аркадия засели еще два беглеца — чинят старый мотоцикл. Почему пацанам Пашке и Максу в Колодозере лучше, чем в своих семьях, — даже неловко спрашивать. Однажды Пашка обмолвился, что умеет варить суп из крапивы: «Просто еды в доме не было вообще никакой». Аркадий делает строгое лицо, но надолго его не хватает: вот уже провожает пацанов шутливыми подзатыльниками за морошкой. Мотоцикл с треском, вихляя, но едет, оставляя облако сизого бензинового дыма.
Девушки на мосту у речки Виксенги
Фото: Екатерина Соловьева
Колодозерский круговорот затягивает, и уже кажется невозможной жизнь другая, без утреннего тумана, в котором возникает из небытия лодка, и непонятно — по воде она плывет или по самому туману. Кажутся вечными бесчисленные кошки и собаки, козы и куры, девочка с корзинкой у дороги и молодежь с синими от черники губами.
Фото: Екатерина Соловьева
«Мне часто говорят, мол, ты такой сильный, такой крутой, что поселился тут в Колодозере насовсем, превратился из москвича в сельского священника, — вспоминает Аркадий. — А я говорю, нет, наоборот! Крутые — это те мои друзья, что приехали сюда, сердце свое и душу тут оставили, но нашли в себе силы вернуться в обычную жизнь. А я как раз слабый, я не смог уехать».
Дядя Паша рассказывает анекдот
Фото: Екатерина Соловьева
Юрка
Фото: Екатерина Соловьева
Юрку можно было застать в двух «агрегатных состояниях» — с лохматой копной пшеничных волос и абсолютно лысым. Когда спросила однажды: «Юрка, ты чего такой заросший?», он ответил: «Ты что, Катюха, до первых ягод стричься нельзя!» Бывший милиционер, бывший сиделец, человек с невероятной, такой редкой для провинции самоиронией, с удивительным чувством юмора и всегда готовый помочь — таким был Юрка. Обожал рассказывать о своих трезвых и не очень трезвых похождениях смешные истории, любил лес: бегал за морошкой на болото в один конец за 20 километров. Его убили в драке в конце января. Похоронен он на родине, в Каргопольском районе Архангельской области. Ему в книге посвящена отдельная глава: «Когда он звал на ужин, свой дом описал так: "Вы его сразу узнаете, с необычной крышей". "Только рано не приходите — часам к девяти вечера". А с пяти он стал названивать Аркадию каждые полчаса — где мы, не передумали? Пришли, крышу опознали. Юрка и Витя бросили в сенях мешок с рыбой. Юрка сиял — рыбу принес, добытчик! Пока рассеянно глядели на десяток подлещиков — чуть не пропустили главное. Юрка достал из серванта бутылку водки, раскрутил ее, задрал бритую голову и влил добрую половину бутылки в себя. Залпом. Это вода? — глупо и потерянно спросил кто-то. — Ага.. Живая, — глухо ответил Юрка. — Садитесь уже за стол, мама рыбник приготовила, а я пока музыку поставлю. Рассаживались медленно и неловко — в ожидании непонятно какой музыки, которая зачем-то должна сопровождать званый ужин у Юрки. А из комнаты зазвучало вдруг "Иже херувимы" — обещанная Юркой "музыка". Он встал, перекрестился, мы тоже все встали и прочли перед едой "Отче наш". Так и пили под литургию водку и густой смородиновый компот, тягучий, сладкий и с веточками. Вытаскивали косточки из рыбного пирога. И не верили в реальность происходящего — слишком сюрреалистичным получался ужин под рассказы Юркиной мамы про инопланетян, ведьм и «свечения». Под водку вспомнилось мне, как Аркадий рассказывал: пристал к нему Юрка, показывая на священнический крест, — продай, мол, и продай. На все объяснения, что это часть облачения и не продается, только твердил: ну сколько ты за него хочешь, сколько? Или вот еще: друзья ехали как-то на машине, видят на обочине Юрка пьяный спит. Подобрали его, а он и вовсе без сознания. Сложили на заднее сиденье и домой повезли. Едут, уж и забыли, что он в отключке, как вдруг Юрка, как зомби, резко поднялся и заорал, мол, вы кто, выпустите меня. Водитель чуть в кювет не съехал со страху. Трапеза закончилась. Вышли на воздух. Уже стемнело, белые ночи свое отыграли. — Мы щас лодку принесем — будете кататься. — Так темно ведь... Юрка с Витей ушли. Возвращаются — два силуэта на поднятых высоко руках тащат надувную лодку. Катайтесь, дескать. Темно. Сели в лодку, поплыли к острову. Оборачиваюсь назад — надо запомнить островок тростника, от которого мы отчалили, — чтоб не заблудиться на темном озере. Вернулись. Юрка рад: угодил гостям — покатались. Поднял с Витей опять лодку, они попрощались и растворились в траве, в темноте. А мы пошли по темной дороге обратно в Колодозеро».
Дедка Валя и баба Шура
Фото: Екатерина Соловьева
Талановы — ближайшие соседи Аркадия. Ни разу не видела их сидящими без дела. То баба Шура колет дрова. «Я люблю сама колоть! Пока дедка в запое — я и пользуюсь случаем, а то он топор от меня прячет». Или дедка чинит трактор, или заклеивает колесо, вечно подправляет что-то. Баба Шура, присев вечером на минуту, лущит лук или перебирает ягоду. Они полжизни прожили вместе. Три дочери, все уже с семьями, давно разъехались по разным городам. Дом у стариков большой, а хозяйство — самое крепкое во всем Колодозере. Девять бытовых построек вместе с двумя банями. Своя смолокурня — дедка сам смолил свои лодки. Рядом растянуты мережи — сети ручного плетения, без единой дырочки, а грузила у сетей — обернутые в бересту камешки. Отец Аркадий рассказал мне как-то, что у бабы Шуры был сын, он утонул в Хабозере, когда ему было шестнадцать лет. А летом 2015-го скоропостижно скончался дедка Валя. Баба Шура пыталась прижиться в городской квартире у дочери в Сортавале. С трудом выдержала полгода и вернулась в Колодозеро.
Фото: Екатерина Соловьева
Дядя Миша
Фото: Екатерина Соловьева
Дядя Миша Рычков — старожил соседнего Корбозера. Он один из тех, кто стоял у истоков возрождения колодозерской общины и храма. Всю жизнь проработал вздымщиком — промышленным сборщиком живицы. Знал все окрестные леса наизусть и ходил в день по пятьдесят километров. У дяди Миши была любимая жена Аннушка, удивительная женщина, сильная и ласковая одновременно. К сожалению, я не успела познакомиться с ней, она скончалась от рака несколько лет назад. Сейчас дядя Миша на пенсии, он перенес инсульт. С ним живет Тамара, которая приехала поддержать одинокого дядю Мишу, да так и осталась. Они живут в большом доме на берегу живописного Корбозера. Тамара на лодке уходит рыбачить, а дядя Миша тихонько курит за печкой.
Фото: Екатерина Соловьева
Фото: Екатерина Соловьева
В Колодозере есть школа. Она действует с 1930-го года, стоит на берегу озера. Сейчас в ней 21 ученик и 11 дошколят. Восемь учителей, четыре воспитателя. В холодное время года истопник приходит затемно и протапливает печки. Зимой ребята стряхивают веником снег с валенок, переобуваются, а валенки ставят в ряд у печки. В классах очень душевная и уютная обстановка. Обучение - почти домашнее, индивидуальное. Выпускники школы удачно сдают ЕГЭ и поступают в учебные заведения в Петрозаводске, Санкт-Петербурге и других городах. К сожалению, сейчас поставлен вопрос о закрытии школы и детского сада и перевода их в соседние села Приречный и Кривцы (12 и 45 км от Колодозера). Это будет означать верную смерть села, в котором останутся лишь старики. Местные жители намерены отстоять школу, сейчас идет сбор подписей под обращением в Министерство образования Республики Карелия.
Фото: Екатерина Соловьева
Рождественское утро
Фото: Екатерина Соловьева
Зимой, на Рождество, в доме сельского батюшки яблоку негде упасть — полно гостей, друзей и детей друзей. Детей Аркадий в обязательном порядке сначала подкинет под потолок, потом вываляет в снегу, надает оплеух, конфет и потащит кататься с горы на «ватрушках» и старом капоте. Капот кружит так, что небо падает на землю, собачий лай звенит в ушах, и счастья вдруг откуда-то берется столько, сколько и не было никогда, даже в детстве. Гуси рождественские уже в русской печке. Часов на шесть, как раз к концу службы, поспеют. В храме на Рождество холодно — отопление не выдержало морозов. Народ в валенках, тулупах, изо рта пар идет. Исповедовались, выходят в темноту, как в космос. Чернота вдруг вспыхивает, озаряется салютом — летят в небо сполохи, а вот и звезда рождественская раскрылась высоко-высоко — Спаситель пришел в мир! И тогда покажется, что ледяной вертеп, треск осины в печке, колядовщики в вывернутых тулупах, мальчик Захария с фонарем, мягкий снег и девочка с иконой — это единственно возможное Рождество, возникшее то ли из глубин подсознания, то ли из рассказов Шмелева. За Рождеством последуют единственно возможные Святки, трескучее Крещение с ледяной иорданью — течение времени в Колодозере созвучно природе и человеку, живущему с природой в согласии.
Витя и Лена
Фото: Екатерина Соловьева
Витя и Лена. Они купили дом в соседнем Заозерье шесть лет назад. Живут в Москве, но приезжают в Заозерье довольно часто. У Вити своя строительная фирма, Лена — домохозяйка. Они верующие, изучают старинный знаменный распев. Серьезно готовятся к каждому богослужению, подолгу репетируют накануне и очень волнуются. Свой дом они довели практически до совершенства — в нем очень тепло, светло и уютно. Витя занимается также резьбой по дереву. Но главным в Колодозере для них была возможность петь в храме на службе. Как быть сейчас, когда со смертью священника храм опустел, — они не знают.
Пашка
Фото: Екатерина Соловьева
Пашка, парень родом из соседнего села Кривцы, с 2011 по 2016 год жил в Колодозере в доме у Аркадия, и тот был ему вместо матери и отца. У Пашки было непростое детство — пьющие родители, которым не было дела до сына, голод, дурная компания. У Аркадия Пашка отогрелся, помогал по хозяйству, алтарничал, работал на ферме. В 2016-м он поступил в училище на автомеханика, но не окончил его. Сейчас живет в Петрозаводске и в Пудоже.
Витя и Таня
Фото: Екатерина Соловьева
Витя — приемный сын дяди Миши. Живет с женой Таней в Пудоже. Витя помогал строить храм, поддерживал дом отца Аркадия, когда тот уезжал. Кормил кур и гусей, хозяйничал в огороде, а Таня приводила в порядок дом. Витя отлично разбирается в музыке, обожает Гребенщикова и Бреговича. С ним очень интересно смотреть кино, слушать его бесконечные рыбацкие байки и рассказы о походах за живицей с отчимом. Витя прекрасно знает лес и все окрестные озера, даже самые отдаленные.
Лариса
Фото: Екатерина Соловьева
Лариса и Саша переехали в Заозерье (соседнюю с Колодозером деревню) из Подмосковья девять лет назад. Сын Захар пошел здесь в школу, и в этом году ее заканчивает. Саша и Лариса держат большое хозяйство: у них есть куры, гуси, козы. Саша и Лариса — мастера на все руки. Саша работает по дереву, Лариса валяет из шерсти, а в свободные минуты спускает на воду лодку и рыбачит. Их огромный старинный северный дом смотрит прямо на озеро и храм Рождества Богородицы, где тринадцать лет подряд служил отец Аркадий. Это самый красивый вид, который я когда-либо видела в жизни.
Фото: Екатерина Соловьева
Мария, Татьяна и Алексей
Фото: Екатерина Соловьева
С Марией, Татьяной и дядей Лешей я ездила на тракторе за клюквой шесть лет назад. Вот как обычно это происходит. Выезжают за клюквой затемно. Трясутся в тракторном прицепе: в рюкзаках провиант, чай в термосе. Никакой водки. Огромные плетеные короба болтаются по всему прицепу. Иногда выбираются с ночевкой — чтоб не терять на дорогу время. Болото огромно, не видно, где оно начинается и где заканчивается. Ходят осторожно — по зыбкому упругому мху, из которого торчат палки засохших сосен. Клюква растет на травянистых кочках так, будто кто-то просто рассыпал на землю несколько горстей ягод. Время обеда — небольшой костер для уюта, пара вареных яиц, хлеб и чай. Не сговариваясь, встают и снова на кочки — долгие паузы здесь не приняты. За восьмичасовой рабочий день один сборщик выносит с болота около 20 килограммов клюквы. Ягоду хранят в больших полотняных мешках, пока цена в пунктах сдачи не подскочит. Осенью 2012-го года в Колодозере клюкву принимали по 50 рублей (1,5 доллара) за 1 килограмм. В соседнем городе Пудоже клюкву брали по 65 рублей. На рынке в Москве килограмм клюквы стоил уже 200 рублей.
Фото: Екатерина Соловьева
Новогоднее веселье в Колодозере. Все так. И не иначе.
Фото: Екатерина Соловьева
Отец Аркадий на крыльце сельского дома. «В ноябре прошлого года я шел в сторону дороги, чтобы поймать попутку до Шальского, где должен был служить Литургию, — вспоминает он. — Холодно, иду в своем черном пальто, оно на ветру развевается. Навстречу мне пацан лет шести — идет из школы. Остановил меня и говорит: «А я знаю, кто ты. Ты Бог! Я тебе молюсь».
Фото: Екатерина Соловьева
Фото: Екатерина Соловьева
Наступил ноябрь — предзимье. Снег лежит на траве очерченными островками. На озере встает лед. По прозрачной глади первого льда идет рыбак, словно Спаситель по воде. В доме отца Аркадия нет. «Крестины», — коротко кивает в сторону храма живущий у священника мужичок Сергей. Немного блаженный, очень набожный, он помогает по хозяйству и присматривает за живностью. В деревянном храме темно, пусто и тихо. Едва слышно, как батюшка читает Евангелие в крошечном приделе Михаила Архангела. Работает калорифер, совсем не холодно. Двухнедельного малыша погружают в купель. «Беспокойный что-то, может сглазил кто, решили вот окрестить поскорее», — шепчет на ухо бабушка младенца. Родственники новокрещенного зовут батюшку на чай и блины. Аркадий отнекивается: мол, некогда. Спускается к озеру, зачерпывает ведро воды. Идет к дому. Ветер: фалды батюшкиного пальто мечутся в разные стороны. Вдруг его догоняют на «шестерке» и вручают пакетик с блинами. Он смущенно благодарит и расцеловывается со всеми. «Отпевал недавно в Кривцах — мешок картошки заработал, — думаю пора прейскурант вывешивать, как в столичных храмах, — хохмит Аркадий своей фирменной «скороговоркой». — Только у нас расценки другие, натуральными продуктами. Все норовят отблагодарить — кто рыбником, картошкой вот, яйцами», — уже и забылось, что отец Аркадий приезжий, — настолько вжился он в Колодозеро, а Колодозеро поселилось в нем самом навеки. Неприютно, холодно, ветрено в ноябре здесь. Земля заледенела, белье на веревках колышется задубевшими полотнищами. Знакомые женщины идут из соседней заброшенной деревни Дубово. «На пикник ходили, костер жгли, чай пили. Делать-то нечего, все ж собрали, даже клюквы нет. Вот и гуляем, свежим воздухом дышим», — хохочут. Земля стылая, голая почти — ждет настоящего большого снега. Озера ждут, когда встанет метровый лед. Не забудешь, как он ухает и проседает где-то далеко на глубине, когда уже конец декабря — начало января. Если в этот момент стоять посреди озера — сердце убегает в пятки, становится одиноко, страшно и радостно одновременно. Кто знает почему!
Фото: Екатерина Соловьева
Вот он, круг земной колодозерский: лето, осень, предзимье, зима, Пасха и снова лето. И каждый раз как в первый раз.