Председатель "Комитета-2008" Гарри Каспаров объявил о намерении создать в России Объединенный гражданский фронт, который призван сохранить выборную демократию в России. "Главная задача системной оппозиции - это демонтаж нынешней системы, создание свободной политической площадки, на которой в 2007-2008 годах смогут пройти свободные выборы", - цитируют Каспарова СМИ. "Мы с единомышленниками приступили к созданию Объединенного гражданского фронта не потому, что нам нравится слово "фронт", а потому что, если власть объявляет вам войну, вы должны на это реагировать", - заявил Каспаров в среду на пресс-конференции в Новосибирске и пообещал, что в самое ближайшее время будет обнародован манифест о создании фронта.
За последние несколько месяцев это уже третья инициатива великого шахматиста, нацеленная на создание демократической оппозиции в России. Первой было учреждение "Комитета-2008", второй - объявление о создании политической партии при участии популярного политика Владимира Рыжкова. Ни одно из этих начинаний не встретило сколько-нибудь заметной поддержки со стороны западной общественности. Почему? Для ответа на этот вопрос стоит кратко остановиться на том, почему Запад оказывает политическую поддержку президенту Путину.
ОТ ШАХМАТНОЙ ДОСКИ - К ПОЛИТИЧЕСКИМ ИГРАМКаспаров решил играть правыми Демократический гамбит
Вопрос о поддержке со стороны Запада не является академическим: у России сегодня есть только один признак "сильного государства" - это его ядерный арсенал. Но этого признака достаточно для того, чтобы с уважением относиться к тому, кто контролирует названный арсенал. Тем более, если государство это является важным топливно-сырьевым придатком мировой экономики. Между этими двумя реальностями и на втором плане находятся для стран Запада такие жизненные интересы населения России, как социальная рыночная экономика и демократическое политическое устройство. Вот почему Запад заинтересован в усилении любого режима, обеспечивающего порядок на одной седьмой части суши, оставшейся от бывшего СССР. Если на пути к демократическим преобразованиям стоит социальный катаклизм, правительства стран Запада предпочтут силы "стабилизации".
На этом инстинктивном уровне Запад действовал во время гражданской войны в России в 1918-1922 годах, когда воздержался от помощи социально-близким белым в борьбе против социально-чуждых красных. На этом уровне Запад действовал и в 1991 году, признав мирный распад СССР под руководством единственной ядерной державы - России во главе с Борисом Ельциным. Когда режим Ельцина зашатался, не справившись ни с социальным "раздраем", ни с вызовом сепаратизма на Северном Кавказе, Запад почти безоговорочно встал на сторону нового лидера, пообещавшего, что Россия не станет источником глобальной дестабилизации. С этим обещанием, данным Западу, Владимир Путин пока справляется. По существу, легитимность и рейтинг главы российского государства держатся на сочетании внешней поддержки, о причинах которой было сказано, и популистских мероприятий внутри страны, прежде всего - преследовании ненавистных большинству населения богачей или военно-полицейских акций против сепаратистов на Кавказе.
Тот факт, что президент РФ не исполнил обещаний, данных им российским гражданам, так это их, российских граждан, забота. Здесь разговор сразу переходит из политической плоскости в плоскость гражданского общества. Здесь кончается взаимопонимание между Россией и Западом как между общественными устройствами и "хозяйствующими субъектами".
Весь вопрос в том, почему декларации, подобные манифесту Каспарова, не способствуют установлению взаимопонимания между российскими либералами и демократами и их естественными союзниками на Западе. Гражданское общество на Западе, интересы которого представляют СМИ, видит в режиме Владимира Путина не силу стабилизации "геополитического пространства", а силу, разрушающую демократические институты и цинично нарушающую права человека. В этом западные СМИ едины с российскими оппонентами Путина. Почему же западные объединения гражданского общества, прежде всего - политические партии, не находят партнеров среди российских либералов?
Ответ на этот вопрос прост: потому что Каспаров подает и гражданскому обществу, и политикам на Западе неполитический сигнал. Три ключевых слова в заявлении - "демонтаж системы", "фронт" и "война" - не подкреплены со стороны высказывающих их лиц никаким политическим содержанием. Недовольных нынешним правительством и даже системой правления в России, возможно, даже больше, чем довольных. Но до тех пор, пока этому диффузному, рассеянному недовольству не придана политическая форма, гражданское общество на Западе будет реагировать на него в лучшем случае как на очередной всплеск эмоций. И дело тут не в лицемерии или не только в лицемерии западного общества, пошедшего на сговор с Путиным и его командой.
Дело в том, что чисто прагматически Запад не может ждать "взросления" российского гражданского общества и принужден иметь дело с теми, кто контролирует страну в реальном масштабе времени. Может пройти много времени, прежде чем население России сообразит, что группа офицеров Комитета госбезопасности, не выполнившего в 1990-1991 годах своего единственного предназначения и не защитившего советское государство от распада, - что эта группа способна в лучшем случае повторить эксперимент в меньших масштабах. А времени нет ни у кого. Поэтому политически Запад и вынужден помогать людям, при молчаливой поддержке большинства населения взявшим под контроль Россию. Оказывать сопротивление нынешнему российскому режиму он начинает, как только тот непосредственно задевает жизненные интересы самого Запада или стран, по воле большинства населения попавших в орбиту Запада. Такую поддержку могут получить Украина и Грузия.
Помощь, оказываемая Западом на уровне гражданского общества, не может осуществляться "оптом" - по принципу, по какому всемерную политическую поддержку Путину оказывает, например, федеральный канцлер Германии Шредер. Базой поддержки для западного гражданского общества являются в России не политические партии, а неправительственные организации, прежде всего - правозащитные и природоохранные, - потому что у них есть конкретная защищенная международным правом физиономия. Они не образуют абстрактных фронтов на абстрактной войне.
А вот у политических партий либерально-демократического спектра в России такой физиономии нет. Начиная с 1991 года, когда "Демократический выбор России" выступил под знаменем с изображением "Медного всадника" - императора Петра Алексеевича, кровавого деспота, в свое время "поднявшего Россию на дыбы", и кончая позиционированием себя либералами в качестве "правых сил" в середине 1990-х годов, лидеры российских демократов сделали поистине всё для того, чтобы остаться не понятыми как раз-таки их возможными политическими союзниками на Западе.
Консолидированные ряды выходцев из спецслужб во главе с Путиным и "семьи" Ельцина во главе с Березовским овладели риторикой западного общества и с успехом противопоставили себя сначала "коммунистам", а потом - "террористам" и "сепаратистам". И лишь после того, как стало ясно, что складывающийся режим останавливает демократический процесс, гражданское общество на Западе встрепенулось. Но и здесь в очередной раз российским демократам и либералам не удалось объяснить ни собственному обществу, ни своим потенциальным западным союзникам, чем, например, правильный и симпатичный олигарх Ходорковский лучше олигарха-франкенштейна Березовского, который в 1999 году при попустительстве демократических институтов обеспечил "выбор" преемника Ельцина, чтобы три года спустя поднять шум об известных ему с самого начала "кровавых преступлениях" им самим выращенного режима.
В политической пустыне современной России Запад по-прежнему не находит союзников. Причина этого, парадоксальным образом, заключается в самом стремлении российской оппозиции объединиться поверх программ и частных политических целей. Но в стране уже есть одно не политическое правящее объединение - "Единая Россия" с многочисленными примыкающими к нему образованиями. Их главный лозунг - государственный, или даже державнический, капитализм - никак нельзя назвать ни "левым", ни "леволиберальным". Действующие в очень широком идейном спектре - от социал-дарвинизма до религиозного мракобесия - деятели сегодня правящих в России отраслевых и региональных кланов избегают политического размежевания. Еще бы! В таком случае население увидело бы их подлинную политическую физиономию - как раз правого или крайне правого толка.
Парадокс в том, что первой политической силой в России, указавшей на это обстоятельство, стали не либералы, а радикалы-нацболы - молодежное движение, сплотившееся вокруг Эдуарда Лимонова. Они пришли с того общественного фланга, который на Западе находится далеко за пределами политического истеблишмента, и поэтому тоже пока не могут быть собеседниками гражданского общества, например, в Германии.
Как же ведет себя узкий и не пользующийся серьезной поддержкой населения России либеральный спектр, в идеологии которого, по крайней мере - теоретически, свободная рыночная экономика сосуществует с правовым государством? Он одновременно и позиционирует себя как "правую" политическую силу, и назначает себя платформой для объединения всех "демократических, либеральных сил".
"Союз правых сил", возглавляемый публицистами, в свое время без ропота встретившими полюбовную процедуру передачи власти из рук Ельцина в руки Путина, в апреле обвинил Гарри Каспарова и входящего в "Комитет 2008" бывшего вице-спикера Госдумы РФ Владимира Рыжкова в том, что оба они "уклоняются от реальных переговоров по созданию широкой демократической коалиции". На днях Республиканская партия России (РПР) заявила, что "позиционирует себя как площадка для объединения либералов". "В июне партия проведет свой открытый публичный съезд, на котором будет заявлена наша платформа. По сути это будет презентация проекта, открытого для присоединения демократических сил", - цитирует Владимира Лысенко РИА "Новости". Лысенко заявил также: "Мы боремся сейчас за привлечение солидных людей - и из политической среды, и просто известных авторитетных деятелей". Признавая, что "пока ни один из раскрученных брэндов на правом фланге не пошел на компромисс", Лысенко лишний раз подтверждает, что все партии так называемого "правого" спектра объединяет только одно - спор о том, кто главнее, кто будет командующим фронтом, кто - начальником штаба, а кто - рядовым.
Другими словами, "правые" силы объявляют себя "правыми" не в том смысле, в каком их могли бы понять на Западе их естественные союзники-косерваторы, т.е., например, не как чистых сторонников рыночного капитализма. Нет, "правые" в данном случае - это опять выступающие за единственно верное "правое дело". Как в подтексте названия партии "Выбор России" в свое время читалось "Единственно верный выбор России", так и в самоназвании "правых" в середине 1990-х годов прочитывалась игра с названием известного романа Василия Гроссмана "За правое дело". Игра в "брэнды" может интересовать политически малограмотное большинство российской публики, но она абсолютно не понятна потенциальным западным союзникам разрозненной русской оппозиции. Либеральная оппозиция хочет, но не может стать политической, потому что находится в тени другого "правого" дела - олигархических кланов - средостения, по-прежнему неразрывно связывающего их с той самой кремлевской властью, против которой она собирается идти широким фронтом. Без флангов, без пешек и, кажется, без ферзя.
Поэтому путинскому бюрократическому капитализму "правые" противостоят не как социальная сила, которую могли бы поддержать проигравшие этому капитализму слои общества, а лишь как такой же политический товар, просто под другим "брэндом". "Левую тему" для "социально слабых" либералы подарили коммунистам, которые, впрочем, дьявольски быстро меняют цвет, попадая в Кремль или в церковь. Себе же либералы оставляют роль игроков "правого центра". Объяснить вразумительно, почему в этой роли сегодня они заслуживают большего доверия, чем в годы правления президента Ельцина, они пока не смогли ни в России, ни на Западе с леволиберальным мейнстримом его гражданского общества.
Могут, конечно, спросить: а зачем вообще российским политикам поддержка Запада? Один ответ на него известен: чтобы с ними считались в самой России, пусть этот тезис и покажется сегодня странным большинству россиян. Другой ответ до сих пор не менее труден для понимания: западные общественные структуры - партии и профсоюзы, НПО и объединения предпринимателей, - глохнут, когда с ними начинают говорить на не политическом языке. Они понимали язык диссидентов-правозащитников и обеспечили им жизненно важную поддержку, ведь диссидентское сопротивление режиму не было ни войной, ни фронтом. У сегодняшней демократической оппозиции такого понятного политического языка пока нет, поэтому ее и не слышат потенциальные союзники на Западе.
Гасан Гусейнов