Петербурженка Елена Чижова в третий раз попала в короткий список "Русского Букера" и наконец-то стала обладателем этого романного трофея. Из сильного короткого списка жюри выбрало именно ее книгу - небольшой роман "Время женщин" о ленинградских старухах, лимитчице и ее дочке с двойным именем, живущих в коммуналке.
Петербургская писательница Елена Чижова в этом году в третий раз попала в короткий список "Русского Букера" и наконец-то стала обладателем этого романного трофея. Из сильного и довольно ровного короткого списка жюри, в конце концов, выбрало именно ее книгу - небольшой роман или большую повесть "Время женщин" о трех ленинградских старухах, лимитчице Антонине и ее дочке с двойным именем Сюзанна-София, живущих в одной коммуналке.
Игорь Шайтанов, литературный секретарь премии, по окончании пресс-конференции, на которой стало известно имя нового лауреата, сказал, что в 2009 году в отличие от 2008-го жюри в известном смысле решило навязать свою точку зрения читателям и наградить автора, чье имя малоизвестно, но чьи тексты заслуживают пристального внимания. Действительно, Елена Чижова печатается, в основном, в петербургском журнале "Звезда". Под одной обложкой в 2009 году у нее вышел сборник "Крошки Цахес. Лавра" (последний роман номинировался на "Букер" в 2003-м). Ее роман "Преступница" (шорт лист "Букера-2005") в виде книги так и не вышел, лауреатский текст "Время женщин" тоже пока существует только в журнальном варианте.
Говоря однажды о замысле "Времени женщин", писательница сказала, что ее занимает вопрос: "Почему в России нет исторической памяти?". Для себя она объясняет проблему так: "На войне или гражданской войне, в первую очередь, в боевых действиях участвуют мужчины и в гигантском количестве они погибают. И вот так как-то получалось, что у нас в 20-м веке носительницами исторической памяти могли быть только женщины". В собственном детстве автора присутствовали постоянные разговоры о блокаде и других ужасах войны: "У меня было ощущение, что это такая норма". Героини "Времени женщин" - старухи Гликерия, Ариадна и Евдокия (тут невольно подумаешь о мойрах - Клото, Лахесис и Атропос) - спокойно говорят о страшном, они живут в ужасном и при этом ухитряются не сетовать и не роптать, попирая тем самым ад. В аду живут и младшие женщины - работница Антонина, которую убивает рак, и ее дочь Сюзанна, немая девочка, которая, в конце концов, заговорит. Ее немота - это идеальный фон для сплошного потока взрослых разговоров, где сквозь кошмар быта прорывается метафизический ужас.
Проблема исторической памяти и ее передачи - похоже, оказалась главной у лауреатов наших литературных премий в 2009 году. Леонид Юзефович, финалист "Букера", получивший неделю назад за "Журавлей и карликов" главный приз "Большой книги", говорил об этом особенно четко: "Эта идея - из прошлого легко что-то выбросить - царила и у нас. Она глубоко бесчеловечна, поскольку отрицает и обесценивает не только человеческий опыт, но саму жизнь… Мы упустили возможность принять в себя прошлое во всей его сложности, а упущенные возможности, говорил Брехт, мстят за себя. В том числе - повторением того, от чего мы пылко отрекались в те годы. Причем уже в виде фарса, как предупреждал Карл Маркс".
Борис Хазанов, финалист и "Букера", и "Большой книги", в своем романе "Вчерашняя вечность" рассуждает об истории с размахом и большим чувством. Приведем для примера такую небезынтересную цитату: "Тот, кто некогда написал замечательные слова: есть великая славянская мечта о прекращении истории, не представлял себе, насколько он прав. Мечта осуществилась. Это было нечто новое: образовались лакуны, и в них провалилась история. Государство стало похожим на дырявый сыр. Но ненадолго: как растет плесень в сыре, так и в этих пустотах выросла новая цивилизация. Ожила и двинулась своим путем псевдоистория". Это же вообще непаханое еще поле: российская псевдоистория. Этот феномен практически вообще еще не изучен и не осмыслен - ни литераторами, ни историками.
Александр Терехов, тоже финалист "Букера" и обладатель второй премии "Большой книги" (за "Каменный мост"), написал об истории истории: как она складывается, как ее складывают и как ее разворачивают те, кому она просто интересна, или те, кому она зачем-нибудь нужна или не нужна совсем. "Я знал, что, когда бабушка вернулась, она сказала: "К этому мы не будем возвращаться никогда". Те же самые слова, которые сказали, выйдя из заключения, маршал Рокоссовский, нарком Шахурин, тысячи, десятки тысяч, сотни… и так далее… Они выбрали молчание", - рассказал писатель в одном из интервью о своей книге.
Елена Катишонок, еще одна финалистка нынешнего "Букера", написала семейную сагу "Жили-были старик со старухой", то есть выбрала самый историчный из литературных жанров. Роман Сенчин, автор короткого, натуралистичного и жесткого романа "Елтышевы" (за который особенно обидно, что он так и остался без награды), напротив, вымарал полностью историю из жизни своих злополучных персонажей. Тем заметнее это умолчание: его неукорененные ни в городе, ни в деревне герои не выживают, возможно, именно из-за своего незнания - кто они, где они и зачем они.
Осмысление литературой истории, особенно новейшей, - важное явление, причем, как кажется, мы наблюдаем сейчас его раннюю стадию. Позволим себе еще раз процитировать Леонида Юзефовича, который очень внятно очертил проблему: "Есть же неразрешимые проблемы. Следует понимать это, и не уплощать, не упрощать. Не примыкать ни к какой стороне: не потому, что эта сторона плоха, а та хороша. А потому что любая партийность - упрощение, она грозит утратой стереоскопического взгляда на жизнь". Впрочем, существует риск переоценить увлечение литературных кругов историей: она им может внезапно приесться. Посмотрим, какой улов нас ждет в будущем премиальном сезоне.
Юлия Штутина