Ассирийцы, армяне, азербайджанцы и другие жители столицы Краткая история московских диаспор

По данным последней переписи населения, около 15 процентов населения Москвы принадлежат к национальным меньшинствам — это примерно как в Париже, меньше, чем в Берлине и Лондоне, и больше, чем в Риме. История Москвы как многонационального города насчитывает не одно столетие.

Топонимические древности

В московской топонимике сохранилось много следов ее космополитического прошлого. Например, в Замоскворечье есть Татарские улицы и переулки — тут в Средние века была слобода, где селились выходцы из Орды и поволжских ханств. Здесь же — Московская историческая мечеть 1823 года постройки. По соседству — Казачьи переулки на месте Казачьей слободы, а также Толмачевские переулки на месте слободы толмачей — переводчиков, обслуживавших преимущественно татар. И, конечно, Большая и Малая Ордынки, названные то ли по тем же поселениям выходцев из Орды, то ли по дороге, ведущей в Орду.

Между Пресней и Тверской с XVII века существовала слобода грузин и армян, а в 1729 году эти земли были пожалованы Вахтангу VI, грузинскому царю, свергнутому с престола турками и бежавшему в Россию. Теперь тут улицы Большая и Малая Грузинские, Грузинский переулок и Грузинский вал — часть Камер-Коллежского вала (границы Москвы XVIII-XIX веков). В тех же краях — Армянское кладбище и церковь Сурб Арутюн (Святого Воскресения) Армянской апостольской церкви.

Улица Маросейка, идущая от Китай-города к Покровке, названа по Малороссийскому подворью и украинскому кабаку при нем, популярному у москвичей в XVII веке (аналогично, Шведский тупик близ Тверского бульвара — по Шведскому подворью). В примыкающем к Маросейке Армянском переулке издавна жили армяне. Самым заметным семейством были Лазаревы-Егиазаряны — именно они в середине XVIII века начали активно застраивать переулок, а в 1815 году открыли тут училище, эволюционировавшее ныне в Лазаревский институт восточных языков. А в доме Лазаревых в Армянском переулке ныне размещается армянское посольство.

Деление Москвы на слободы утратило значение после налоговой реформы Петра I, и привычка национальных диаспор жить кучно пропала: в Москве с тех пор не было этнических кварталов. Остались только эти названия.

Профессиональная специфика

В ХХ веке, в связи Первой мировой войной, революцией, Гражданской войной и коллективизацией, в Москву хлынуло множество народу, в том числе и представителей национальных меньшинств. Именно тогда сформировались многие московские национально-профессиональные стереотипы, сохранявшие актуальность до самых недавних пор.

Например, огромное количество дворников в Москве на протяжении всего ХХ века были татарами. Они бежали из родного Поволжья от голода — и, будучи в основном необразованными и плохо говоря по-русски, устраивались на самую низкоквалифицированную работу, дающую не только прописку, но и жилплощадь в обслуживаемом дворе. Старые москвичи до сих пор помнят дворников — Ринатов и Бакиров с забавным акцентом. Причем это были не гастарбайтеры — существовали целые татарские дворницкие династии, из поколения в поколение работавшие в одном дворе. Уже в новейшие времена новая система ЖКХ и наплыв гастарбайтеров из Средней Азии уничтожили этот феномен. Кроме того, в советские времена татарами были чуть ли не все поголовно носильщики на московских вокзалах.

Места сбора

В отсутствие этнических кварталов у московских диаспор возникли альтернативные места концентрации. Во-первых, есть храмы: мечети на Большой Татарской и в Выползовом переулке (сто лет назад их прихожанами были преимущественно татары, ныне — в большей степени выходцы с Кавказа и из Средней Азии), армянская церковь Сурб Арутюн (на улице Трифоновской уже много лет строят новый армянский храмовый комплекс с собором Сурб-Хач, то есть Святого Креста), ассирийская Мат-Марьям (Девы Марии) на Дубровке и так далее.

Примерно в то же время и по тому же принципу в Москве стали возникать национальные рестораны: «Узбекистан» на Неглинной, по соседству — популярный у богемы (потому что круглосуточный) армянский «Арарат». Ныне главный армянский ресторан Москвы — «Старый фаэтон» на Большой Никитской, совершенно не заслуживающий дурной славы, которая пришла к нему после того, как тут застрелили криминального авторитета Деда Хасана. Этот прискорбный случай свидетельствует лишь о том, что Дед Хасан (выходец из Тбилиси и курд-езид по происхождению) знал толк в простой и вкусной кавказской еде.

Особая история — легендарный грузинский ресторан «Арагви», открывшийся еще в 1938 году — наверное, не надо объяснять, почему грузины получили свое «гастрономическое посольство» в Москве раньше других. Ныне ресторан под таким названием работает на улице Улофа Пальме на западе города, а в историческом здании на Тверской идет реконструкция — обещают открыть уже в декабре 2013 года во всем былом великолепии. Ресторанов «Баку» в современной Москве несколько, из них правильный (тот, который предпочитают сами азербайджанцы) — в здании одноименного кинотеатра на «Соколе».

Кроме всего этого, с 1960 года очагом мультикультурализма (в том числе гастрономического) в Москве является Университет дружбы народов. Его создавали, чтобы учить элиты стран третьего мира и, возвращая их на родину, обращать их страны в «народные демократии», то есть присоединять к соцлагерю. Этот мегапроект развивался с переменным успехом: несколько поколений элит воспитать все-таки удалось, но немалая доля выпускников ни на какую родину не вернулась — они женились на русских девушках и остались в Москве. Ныне грандиозный кампус РУДН на улице Миклухо-Маклая на юго-западе города славен преимущественно экзотическими ресторанами: ливанским «Бейрутом», эфиопским «Авеню», индийским «Деви».

Пожалуй, самой узнаваемой чертой этих рынков и главным ориентиром, по которому их находили, был запах. Вонь многих тысяч немытых тел, жареной селедки, какой-то гари и прочей гадости заглушала даже московский смог.

Подобные рынки, будучи основным каналом поставки дешевой одежды из стран третьего мира, за двадцать лет немало способствовали деградации отечественной легкой промышленности. Лишь в конце 2000-х московские власти (не без тумаков от властей федеральных) взялись с ними систематически бороться. Теперь их стало гораздо меньше, хотя ценители по-прежнему могут их отыскать.

Политика против этнологии

Помимо торговцев, национальную ситуацию в новейшей истории Москвы стали определять еще две огромные категории мигрантов: беженцы и гастарбайтеры. Первые спасались от войн и погромов, которыми сопровождался распад СССР. Сколько из 200 тысяч человек, бежавших от гражданской войны в Таджикистане, оказались в Москве, никому так толком и не удалось подсчитать. Нет точных данных и о том, сколько армян и азербайджанцев спаслись здесь от призыва в армию во время Карабахской войны. Из Абхазии во время войны с Грузией бежали больше 250 тысяч человек — и, опять же, нет достоверных сведений, сколько из них отправились в Москву. Но это всё тысячи и тысячи человек.

Когда конфликты поутихли, поток мигрантов не иссяк: Москва осталась фактической столицей бывшего Союза и самым богатым городом, куда стремились за лучшей долей люди и с Кавказа, и из Средней Азии, и из нищей Молдавии, и из относительно благополучных Украины и Белоруссии. Эксперты до хрипоты спорят, сколько нынче в Москве гастарбайтеров. Обычно фигурируют оценки в миллионах человек — то ли один, то ли два, то ли пять (большинство, понятное дело, официально не зарегистрированы).

Гастарбайтеры заменили современной Москве и татар — дворников и носильщиков, и лимитчиков — строителей и грузчиков. Еще лет десять назад за прилавками в «Макдоналдсах» стояли, как в Европе и Америке, студенты — теперь и там сплошные гастарбайтеры. Когда москвичу надо, скажем, построить дачу, он едет на рынок «Каширский двор» или на пересечение МКАД и Ярославского шоссе — там дешевые и безотказные работяги, плохо говорящие по-русски, стоят вдоль дорог целыми бригадами.

По оценке Института этнологии и антропологии РАН, к началу 2000-х годов в Москве оформились даже прообразы этнических кварталов. Так, в Дорогомилове (там — знаменитый продуктовый рынок, цветочный рынок с азербайджанскими розами и Киевский вокзал) и в Измайлове (легендарный китайско-вьетнамский вещевой рынок) больше чем по 35 процентов населения составляли приезжие.

Гастарбайтеры, миграция и ксенофобия стали серьезными политическими проблемами и почвой для нескольких политических карьер уже в 2000-е годы. Ксенофобских приемчиков перестала гнушаться даже верховная власть: стоило президенту России Владимиру Путину поссориться с президентом Грузии Михаилом Саакашвили, как в Москве развернулась форменная антигрузинская истерия с запретами вина и боржоми, закрытиями ресторанов и казино (тогда еще легальных) и массовыми депортациями. «Замирение» Северного Кавказа после двух чеченских войн привело, среди прочего, к тому, что соответствующие диаспоры в Москве стали то ли гораздо более многочисленными, то ли просто более уверенными в себе и потому более заметными: лезгинка на Манежной, «стреляющие свадьбы» — явления, может, и не новые, но лишь недавно ставшие настоящей головной болью и для власти, и для общества.

В связи с этой политизацией у власти возникла идиосинкразия на исследования жизни мигрантов, поэтому ныне короткий ответ на вопрос, какова ситуация с национальными диаспорами в Москве, звучит так: а черт его знает.