«Американцы веселые, шоу им надо» Бас Ильдар Абдразаков рассказал «Ленте.ру» о «Князе Игоре» Чернякова

В феврале в Метрополитен-опере состоялась премьера оперы Александра Бородина «Князь Игорь» в постановке главного российского оперного режиссера Дмитрия Чернякова, автора «Руслана и Людмилы» в Большом театре. Последний раз «Князь Игорь» шел в Нью-Йорке в 1917 году — еще и поэтому обращение к русской классике не могло остаться незамеченным. 1 марта новый спектакль нью-йоркского театра будет транслироваться в кинотеатрах по всему миру, в том числе в России.

В постановке Чернякова князь Игорь стал действительно центральным персонажем — режиссер изменил драматургию спектакля, добавил вторую арию Игоря (которую часто вырезают), увеличил время его присутствия на сцене. Человеческий портрет героя, трансформация персонажа, его страдания — вот что для режиссера важнее всего. О работе над оперой и новом князе Игоре «Лента.ру» поговорила с исполнителем главной партии, солистом Мариинского театра, басом Ильдаром Абдразаковым.

Оперный певец рассказал об успехе Чернякова, самых долгих репетициях в своей жизни и американской публике, которая любит шоу. Абдразаков также объяснил, почему он выступает на Западе чаще, чем в России, и отчего российские театры не в состоянии собрать на спектакль звездную команду отечественных исполнителей.

«Лента.ру»: Черняков как никто другой умеет работать с ожиданиями аудитории. А именно — он всегда удивляет публику, делает не то, что от него ждут. Как вам кажется, чем он удивил в «Князе Игоре»?

Ильдар Абдразаков: Во-первых, хотелось бы сказать, что «Князь Игорь» — первая постановка Чернякова в Америке. Когда мы делали спектакль, он очень нервничал, переживал, потому что не знал, как отреагирует публика. Он хотел показать в спектакле всю красоту «Князя Игоря» и его драматургию. Его постановка прошла на «ура», и я думаю, надо отдать ему должное. У него все получилось на сто процентов, все были счастливы и довольны. Все поздравляли, говорили, что постановка потрясающая.

Конечно, это не то представление оперы, которое у нас на виду и на слуху. Здесь нет ни шлемов, ни копий, ни щитов. И проведена совсем другая линия: Черняков сделал Игоря более видным персонажем. Он практически всегда на сцене: и в прологе, и в первом акте, и в третьем. Так он его ведет [через весь спектакль]. Время постановки не выражено, тут нет определенного времени — это не XX век, не XVI, не XII. Он взял немножко отсюда, немножко оттуда.

Скажите, сколько времени вы готовили спектакль, на что режиссер обращал внимание при работе над вашим персонажем, какие темы вы обсуждали?

Долго. Знаете, я в своей жизни никогда не репетировал оперу в течение пяти недель. Бывало, что три, четыре, максимум месяц, а тут — пять недель. У нас были репетиции с режиссером, отдельно — музыкальные, и все вместе — мы потратили на это много времени. Точнее, не потратили, а вложили. Над персонажем [он работал] кропотливо, не давал возможности быть вне роли. То есть работал как в кино — на каждый взгляд, на каждый жест, досконально.

Дмитрий Черняков на репетиции оперы «Князь Игорь»

Фото: CoolConnections

Каким Черняков хотел видеть князя Игоря? И какой персонаж у вас получился в итоге?

Сначала он рассказал мне о своем понимании, а потом мы вместе искали, что больше всего подходит мне для роли, потому что у каждого певца свой внутренний мир, своя структура. О каких-то специфических качествах говорить не буду. В сценическом плане я взял то, что было выгоднее для меня — по движению, по сцендвижению. Чтобы мне самому было удобнее. Он мне что-то показывал, но все равно говорил: «Ильдар, ты не смотри. Я так делаю, потому что мне удобно. Но нам нужно найти положение, чтобы было удобно тебе».

Что в постановке выводится на первый план — драма воина или драма человека?

Война в этой опере не показана, совсем немного — дан только намек, что люди пошли на войну. Все остальное действие подано в спектакле как видение князя Игоря. У него была двойная жизнь: настоящая — в прологе и третьем акте... В первом акте ему начинает все это казаться, все происходит в его голове. В третьем акте он возвращается, весь подавлен — но все равно он хочет жить, снова выстроить то, что разрушили половцы, вернуть жизнь на родине.

В рецензиях отмечают, что женские образы у Чернякова поданы по-новому, из-за чего иначе раскрывается и любовная линия.

Конечно, любовь присутствует. Я и в арии пою — что единственная Ярославна ждет меня и примет меня, каким бы я ни был: раненым, не раненым, плохим, не плохим. Опять же развивается любовная линия Кончаковны и Владимира Игоревича, сына моего. Я думаю, что здесь выстраивать ничего не нужно. Все уже в музыке написано. По-моему, нет оперы без любви.

Сцена из оперы «Князь Игорь»

Фото: CoolConnections

Автором декораций тоже является Черняков. Сначала он помещает своих героев в закрытое пространство, затем действие разворачивается в красном маковом поле. В маках есть особая экспрессия, они перекликаются с темой войны. Как вам кажется, основные внутренние метаморфозы с князем Игорем происходят в каком пространстве? Где переломный момент, когда он больше раскрывается?

Характер князя Игоря развивается от самого начала до конца оперы. Он заводится в прологе, показывает свой характер. Он не знает, куда идет, сколько половцев его ждут, погибнут ли они, победят ли. Он идет, но у него есть сомнения. И когда его войско разбивают, все солдаты умирают — он остается один в поле. Именно тогда князь Игорь начинает понимать, что все закончено. И приходит хан Кончак, предлагает ему остаться, быть его братом. С одной стороны, когда начинаются половецкие пляски, Игорю все нравится, он видит всю красоту природы. Но при этом, все равно, его долг, внутренняя сила, дух его говорит, что надо скорее вернуться и начинать свою жизнь заново.

Вы когда-то говорили, что из русской оперы хотели бы спеть «Князя Игоря» и «Хованщину». Почему именно их — дело в персонаже или музыке?

Нет, скорее они больше подходят для моего голоса. Из русских опер «Князь Игорь» — единственная, которая в данный момент мне подходит. Я не знаю, буду ли я петь ее лет через 10-20, но сейчас, пока у меня свежий голос, есть силы, я еще могу.

Метрополитен-опера — одна из главных сцен в мире, с невероятными техническими возможностями, где подбирают очень профессиональную команду. Насколько эта сцена для вас особенная?

Конечно, я приезжаю сюда с большим удовольствием. Я очень люблю этот театр. Уже 10 лет, как я работаю тут каждый год. Поэтому я всех здесь давно знаю и меня все знают — я приезжаю как к своим друзьям, как домой, можно сказать. Это один из тех театров, где я работал больше всего.

А публика?

В Америке другая публика, она реагирует сразу, буквально с первых минут. Американцы же все такие веселые, им надо шоу. Посмеяться, поплакать — они это любят. А наших надо немножко растолкать, помассировать, чтобы они стали как-то реагировать. Вот так и немцы. Итальянцы, конечно, более горячие. Они прислушиваются сначала, но потом... Если им понравилось, они на руках тебя выносят. Австрийцы тоже могут не хлопать всю оперу, а в конце устроят такие овации, что мало не покажется.

Чем вы объясняете то, что на Западе ваша карьера развивается намного активнее, чем в России?

Я не один такой. Если взять Аню Нетребко или Диму Хворостовского — они тоже постоянно только здесь и бывают. Дело в том, что на Западе контракты планируются и подписываются на много лет вперед — на 4-5. Если все запланировано и на тебя специально ставят оперу, некрасиво отказываться и говорить: «Ребята, извините, я не могу, меня пригласили на какой-то правительственный концерт».

Почему, по вашему мнению, в России не удается собрать для одной постановки звездный состав русских исполнителей? Это может быть связано с финансовым вопросом?

Да нет, что вы. С финансами в России, по-моему, все в порядке. Я не знаю, почему наши театры приглашают в основном иностранцев. Мы своими силами могли бы ставить потрясающие оперы. Единственное, конечно, нужно в оперных театрах прогнозировать все заранее, а не звать за 3-4 месяца. Мне звонили из театров — не буду называть, каких — и спрашивали: «Ильдар, вы не смогли бы спеть такую-то роль? У нас премьера через 4 месяца». Становится обидно. В принципе, если бы мне позвонили раньше, года за 3-4, было бы легче — и я бы с удовольствием приехал. А когда звонят за полгода, невозможно что-то поменять.

Вы солист Мариинского театра, а следите ли вы за ситуацией в Большом? Для вас это тоже главный театр страны?

Я прекрасно отношусь к Большому театру. Я в нем несколько раз пел. И тем более сейчас, когда главным дирижером стал мой друг Туган Сохиев, я надеюсь, что мы как-то наладим контакт и при первой же возможности я приеду. Если это, конечно, будет не за четыре месяца или полгода.

Дмитрий Черняков не раз ставил в Большом театре, и, пожалуй, именно здесь к нему относятся как к радикальному режиссеру; неискушенному зрителю тяжело.

Нет режиссера, который бы всегда ставил идеальный спектакль. Я не знаю такого. Должны быть и провалы, и взлеты. Это даже скучно, когда все время ставится что-то хорошее. Гораздо интереснее, когда режиссер начинает придумывать, искать новый поворот. Я согласен, что это может быть плохой спектакль, но в нем есть [поиск]. [Было бы легче], если бы режиссер сам объяснял, что происходит на сцене, потому что зрителям не всегда понятно. Если объяснить это в программке, может быть, они поймут. Хорошо, если зрители знают либретто, прочитали его, но если на сцене другой век, другие костюмы — уже непонятно.

Почему сейчас «Князь Игорь» набирает популярность за границей? Эту оперу ведь нечасто ставят в иностранных театрах. На открытии Олимпиады в Сочи, кстати, звучали фрагменты из Бородина.

Я думаю, популярность оперы растет, потому что ее стали петь и поп-звезды. На «Половецкие пляски», самую популярную музыку в «Князе Игоре», раньше даже рэп накладывали. Есть люди, которые на эту оперу ходят, только чтобы послушать «Половецкие пляски», посмотреть их и все.

«Князь Игорь» будет транслироваться в кинотеатрах более чем 50 стран. Есть ли какая-то дополнительная трудность для вас в том, что идет трансляция? Должны ли вы на что-то обращать особое внимание на сцене?

Нет, такой спектакль для меня ничем не отличается от других. Я все буду делать так, как делаю, буду петь так, как пою. Можно регулировать звук, но все равно ты поешь в основном для публики, которая сидит в зале и смотрит на тебя. Это театральное событие, а не кино. И не запись диска, где ты можешь спеть, потом послушать, как звучишь; не нравится — переписал. Здесь будут настраиваться микрофоны на определенную силу, на определенную подачу звука. Больших изменений не будет.

Где вас можно будет услышать в ближайшее время?

У меня будет концерт в Оренбурге, 17 апреля — в Москве. Потом у меня будет «Реквием» Верди в Испании, потом поеду в Вену на «Сказки Гофмана». 4 апреля — «Аттила» в Мариинке.

Не знаете ли вы случайно, стоит ли ждать новых работ Чернякова на сцене Метрополитен-оперы?

Я вам говорить не буду, но знаю, что у него еще будут здесь постановки.