На этой неделе в прокат выходит немало фильмов — но все затмил тот, который до экранов волевым решением Минкульта не доберется. Это, впрочем, не значит, что о «Номере 44» незачем говорить. Даже напротив, объявленный всего за день до премьеры запрет релиза этой слабой, но безобидной картины может иметь большие последствия для положения дел в российских кинотеатрах, чем любая действительная премьера.
«Номер 44»
Главной рецензией на «Номер 44» обречена остаться заметка министра Мединского — тем более что, высказав свое мнение о картине, Владимир Ростиславович не позволил составить собственное простым зрителям (по крайней мере, до DVD и VOD-релиза). Не вдаваясь в мотивацию Минкульта, стоит тем не менее разобраться, что же мы его усилиями потеряли.
Если говорить только о самом фильме, то немногое: «Номер 44» — кино откровенно слабое.
Вот в Берлине 1945-го Лев Демидов (Том Харди), отставив в сторону коллегу-мародера с пятью трофейными часами на руке, поднимает красный флаг над Рейхстагом. Вот он же в Москве 1953-го цепным псом органов госбезопасности проводит работы по зачистке коммунистического рая от капиталистической заразы инакомыслия — с искренней убежденностью в правоте своего дела. Именно эта вера в идеологические штампы вскоре выйдет Демидову боком — когда его, во-первых, разжалуют в простые милиционеры и сошлют в депрессивный Вольск из-за отказа отдавать на заклание дракону МГБ супругу, а во-вторых, настойчиво попросят не расследовать очень похожие друг на друга убийства детей. «В СССР маньяков нет. Думать иначе — измена», — скажет Демидову начальник.
Далее, по всем традициям самолетного чтива еще со времен «Фатерланда», режиссер «Номера 44» Даниэль Эспиноса начнет разжимать пружину бульварного детектива с экзотическим, броским местом действия. Претензии к правдоподобию этих экзотических обстоятельств примерно так же бредовы, как проверка на соответствие южноафриканским реалиям предыдущего фильма Эспиносы «Код доступа "Кейптаун"». Плохим «Номер 44» делают не ляпы (которых не так уж много) и даже не очевидная нехватка слависта на съемочной площадке (тот бы мог подсказать авторам, что русские в быту редко называют друг друга полными именами). Нет, проблема фильма в том, что, подразумевая увлекательность и остросюжетность, он увлекательным вовсе не получается: линия с маньяком, списанным с Чикатило, скомкана, погоня бывших коллег за Львом-Харди и его супругой строится на авторской вере в силу случайных совпадений, паранойя сталинского режима транслируется мощно — но не оживляет происходящего. Эта картина тормозит, буксует, отвлекается от детективного маршрута — и оказывается на ничьей территории между легким детективным жанром и тяжестью исторического ретро. Хуже для кино нет.
Странным образом, именно минкультовский запрет вдруг наполняет это проходное, безобидное в своих недостатках кино смыслом и ценностью. Во-первых, отмена релиза, формально осуществленная руками самого прокатчика, создает опасный прецедент самоцензуры. Трудно представить теперь в российском прокате практически любой зарубежный фильм, хоть как-то затрагивающий российскую историю. Во-вторых, что важнее, сам месседж Мединского о причинах запрета невольно подтверждает ровно те клюквенные измышления о методах отечественной власти, что транслирует «Номер 44». «В СССР серийных убийств нет», — утверждает герой Венсана Касселя, подтянутый майор госбезопасности, подразумевая, что даже спорить с этим — измена. «В нашей истории нет жутких страниц», — сообщает в патриотическом запале, заодно заклиная авторов условных «сволочей из штрафбата», министр. Странная, страшная рифма.
«Территория»
Плохой фильм «Номер 44», даже если бы вышел в прокат, худшей премьерой недели не оказался бы — этот статус полноправно принадлежит кинофильму «Территория», поддержанному, к слову, аж пятью государственными ведомствами от Роснедр до МЧС. Режиссер «Территории» Александр Мельник проделывает странную операцию — поднимает из могилы труп советской романтико-геологической традиции. В данном случае — в виде культового когда-то романа Олега Куваева о золотоискателях превращенной в абстрактную Территорию Чукотки. Ту же книгу в начале 1980-х экранизировали с Донатасом Банионисом в главной роли — и неизменная тоска в глазах великого актера прекрасно выдавала трагический подтекст подвигов советских покорителей тайги: бегство на восток за приключениями, за испытанием маскулинности было, по сути, единственным способом скрыться от душных объятий советской государственности. «Территория» Мельника подобного надрыва уже, конечно, лишена — и компенсирует эту нехватку режиссер неожиданным идеологическим разворотом на 180 градусов. Тайная (а порой и явная) куваевская контркультурность здесь подменена обстоятельной, не подразумевающей возражений одой нынешним начальникам Чукотки — к которой, вдобавок, надо пробиться через два с половиной часа пейзажей а-ля National Geographic и невыносимо медленных сюжетных терзаний.
«Реальные упыри»
Хватит, впрочем, о плохом — в прокат выходят и хорошие фильмы. Например, «Реальные упыри» — новозеландская псевдодокументалка о буднях четверки вампиров из местной столицы. Заброшенные судьбой и слишком долгой (не)жизнью на другой конец света выходцы из Восточной Европы показывают и рассказывают паре «операторов» о своем непростом бытье. Результат больше напоминает набор очень условно связанных между собой скетчей — но насколько же смешных! Вот вампирская коммуна отчаянно спорит о том, кому мыть горы окровавленной посуды. Вот кровососы безуспешно пытаются попасть в ночной клуб — без приглашения от фейсконтроля порог переступить они не могут. Вот самый обаятельный в этой банде неудачников персонаж, 370-летний Виаго, раз за разом попадает клыками не в ту артерию — с эффектными в своей кровавости последствиями. Шутники «Реальных упырей» (на российском ТВ шел скетчком «Летучие конкорды» их же авторства) на протяжении полутора часов находят все новые и новые способы посмотреть на вампирский жанр под неочевидным сатирическим углом. Чтобы увидеть — можно обзавестись клыками и бессмертием, но жизнь от этого не перестанет напоминать трагикомедию абсурда.
«Ночной беглец»
Лиам Нисон, благодаря «Заложнице» на шестом десятке ставший экшен-звездой, продолжает клепать роли хмурых мужчин, которых преследуют неприятности. Другое дело, что в «Ночном беглеце» актеру есть не только кого бить, но и что играть. Соблюдая каноны жанра и не жертвуя остросюжетностью, испанец Хауме Кольет-Серра, в сущности, снимает драму об обесчещенном человеке, который последовательно приходит к искуплению былых грехов. Только эта драма разворачивается посредством адреналинового бегства бывшего киллера от мафии через ночные Бруклин и Куинс, сдобрена перестрелками и рукопашными, а Кольет-Серра как мало кто в современном жанровом кино умеет выдерживать почти хичкоковский по накалу саспенс.
«Большая игра»
Ялмари Хеландеру известность принесла убийственно смешная пародия на рождественские комедии «Санта на экспорт». Своим новым фильмом он доказывает, что столкновение жанровых канонов с особенностями национального финского юмора способно давать хороший комедийный результат, даже если заменить каннибала-Санту на рохлю-президента США. Тем более что тот тоже сваливается в суровые леса Суоми с неба. Буквально — террористы сбивают борт №1, и катапультированный Сэмюэл Л. Джексон оказывается вынужден бежать по пересеченной местности от вражеской погони. То и дело жалуясь на жизнь, несварение желудка и геополитические козни своему спасителю. В качестве последнего выступает 13-летний местный пацан с луком, стрелами и сардоническим складом характера. Упоительный в своей трэшевости сюжет в сочетании с парадоксальным хеландеровским чувством юмора складывается в кино редкого обаяния. Причем незлобивого — хоть российскую версию «Большой игры» и сопровождает идиотский тэглайн «Бардак обмана», Хеландер находит способ не только над американской внешней политикой поострить (кто этого нынче не умеет?), но и увидеть в первом лице цивилизованного мира нормального, такого же нелепого, что и все мы, человека.
«C 5 до 7: Время любовников»
Что бывает, когда у входа в манхэттенский универмаг случайно встречаются застенчивый молодой писатель с кудрями и взглядом пожизненного ботаника и зрелая, сногсшибательная француженка с мужем-дипломатом и парой детей в резюме? В реальной жизни — пожалуй, лишь обмен неловкими взглядами. В дебютной картине Брайана Левина все иначе — и встреча героев Антона Ельчина и Беренис Марло приводит к неочевидному и нереалистичному роману, больше напоминающему чей-то влажный сон, чем хоть сколько-то жизненную мелодраму. Бывшая девушка Бонда Марло и Ельчин с его лицом подростка похожи на кого угодно, но не на любовников — и развитие их связи не прибавит ей правдоподобия. Но это еще терпимо — куда сложнее выносить доставшегося Ельчину персонажа, напыщенного зануду, которого даже этот обаятельный, тонкий актер спасти не в состоянии. Причем режиссер Левин не допускает и намека на то, что писатель из этого нытика никудышный, — лишь наводя на мысли о некоторой автобиографичности персонажа (но не истории). Что ж, не каждую фантазию с собственным участием стоит переносить на киноэкран.