«Советское преобладает над этническим» Политологи о перспективах национал-демократического движения в России

В Сахаровском центре состоялась дискуссия о национал-демократическом движении в России, организованная информационно-аналитическим центром «Сова». В ней участвовали профессор Высшей школы экономики Эмиль Паин, исследователь Университета Джорджа Вашингтона Марлен Ларюэль и директор центра «Сова» Александр Верховский. Выступающие попытались определить, что сейчас собой представляет это движение, с чем связаны его неудачи последних лет, а также его возможные перспективы. «Лента.ру» записала выступления докладчиков.

Эмиль Паин:

По моим расчетам, национал-демократическое движение абсолютно необходимо для России. Для политической модернизации необходим переход от имперского состояния к национальному, и для такого перехода необходима политическая сила, выступающая за это движение и осознающая себя субъектом политических процессов. Существует очень много обстоятельств, показывающих, что развить настоящую демократию без перехода от империи к нации и без соответствующей силы, без субъекта невозможно. Сначала необходимо национальное самоопределение.

Политическую силу, выступающую за транзит от империи к нации, как это ни странно, называют националистами — по крайней мере, именно так это называлось со времен французской Декларации прав человека и гражданина 1793 года. В России же утвердилось более локальное и узкое представление о национализме как о национальном эгоизме, шовинизме. Когда русский национализм сложился как сила в начале XX века, он формировался не как гражданский выбор, а как имперский. В этом смысле он противоположен самому массовому течению национализма в мире, выступающего за переход от империи к нации. Русский национализм же во время своего формирования, вытекая из позднего славянофильства, оставил себе идею сохранения русской, российской империи — такой империи, в которой этническое большинство будет доминировать.

Рано или поздно в этом движении должна была возникнуть сила, выступающая с антиимперских позиций, и она возникла. В начале второй декады 2000-х годов появилась группа, сама себя определившая как национал-демократическая. У них существует несколько течений: Национал-демократическая партия, возглавляемая Константином Крыловым, Национально-демократический альянс Алексея Широпаева. Главный смысл их состоит именно в преодолении империи.

Тот же Крылов в 2010 году писал, что русский национализм как антиимперское движение появился только сейчас. До этого все рассуждения русских националистов сводились к мечтам, как бы нам обустроить империю сейчас. Национализм же, как совершенно справедливо считает Крылов, имеет иную цель: нация как ценность, государство для нации, а не нация для государства. Это базовая идея цивилизованного национализма — нация как источник власти, не монарх, не вождь.

Как только возникло осознание антиимперского характера национализма, за этим последовал целый ряд изменений в национальных движениях. У них появилась антисоветская платформа — ведь все национальное движение 90-х годов вышло из советской шинели и было просоветским. Новые национал-демократы являются именно антисоветскими.

Отказ от советского важен не только в национализме, но и в других движениях — нельзя перейти к демократизации не минуя процесс отказа от советского.

Вступление на антиимперский, антисоветский, антиавторитарный путь превращало национал-демократическое движение в очень важную силу в переходе от империи к нации. Но даже в период высшего подъема 2011-2012 годов, когда многие национал-демократы вышли на площади, они все же составляли ничтожное меньшинство в общей массе националистов, остававшейся этническим, ксенофобным и, главное, как уже было сказано, имперским.

Когда начались процессы на Украине, когда начался Майдан, национал-демократические движения восприняли его по-разному. Одни более последовательно (например, Национально-демократический альянс), другие с некоторой завистью к возможностям политической активности отнеслись к Майдану позитивно. Но после присоединения Крыма к России национал-демократическое движение в национализме растворилось в общей тенденции патриотических сил.

Это было предрешено тем, что оно оставалось этническим. Существует специфика русского этнического национализма — я имею в виду не русских как сообщество, а тех, кто позиционирует себя как силу, защищающую исконную этничность. В этом течении имперское сознание является преобладающим, и так было изначально. Мой научный руководитель еще в 70-е годы изучал русских в России и Советском Союзе вообще. Он показал, что свыше 75 процентов этой категории характеризуется общесоветским (и в этом смысле имперским) сознанием. «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз».

Преобладание советского над этническим наблюдается не только в Новороссии, оно характерно и для России. В этом смысле оставаться на позиции этничности и быть одновременно демократом и антиимперцем просто невозможно — что-то надо выбирать, а выбора не было. Все они, так или иначе, не отказывались от базовой этнической установки. И их антиимперство было относительно и весьма ограничено.

Когда национал-демократическое движение начало сжиматься, один из моих знакомых, сладострастно потирая руки, сказал: «Ну что, кончились твои национал-демократы, провалилась твоя гипотеза?» Да, провалилась. Не появились национал-демократы. А кто появился? Цивилизованные левые? Цивилизованные либералы? Какая политическая сила родилась? Как были в начале ХХ века политические клики, организованные властью, так и остались. Когда в стране, наконец, появятся разные партии, то неизбежно (я не сомневаюсь, и моя гипотеза никуда не делась) появятся среди них и национал-демократы, потому что, еще раз подчеркиваю, за ними закреплена очень важная функция политической модернизации.

Марлен Ларюэль:

Национал-демократы — довольно разные люди, они объединяются против других, но у них разные перспективы. Для Навального (оппозиционный блогер Алексей Навальный — прим. «Ленты.ру») или Милова (лидера партии «Демократический выбор» — прим. «Ленты.ру») национальная тематика не является центральной, она просто была им по пути, и больше всего они дискутировали по поводу миграционной политики. Для них важна политическая борьба против существующего режима, коррупции и так далее. Если же посмотреть на Крылова, на Алексея Широпаева, то у них действительно центральным элементом дискурса является нация. Демушкин (лидер «Славянского союза» — прим. «Ленты.ру») и Белов (настоящая фамилия — Поткин, один из лидеров объединения «Русские», сейчас находится под следствием в СИЗО — прим. «Ленты.ру») более радикальны, более близки к скинхедам. У всех этих людей разные траектории движения, и единства между ними не видно.

Терминология также важна. И здесь, и на Западе существует запутанный в терминологическом плане дискурс. Демократия, либерализм и западничество — три разные вещи. Многие страны принимают прозападную позицию, при этом не демократическую и не либеральную. Существуют демократы, не являющиеся либералами, сторонники консервативных взглядов. Национал-демократы могут быть нелиберальными (что очень часто бывает на Западе), и далеко не все из них поддерживают западный взгляд на украинский кризис.

Конечно, украинский кризис стал для них большим вызовом. Согласившиеся с присоединением Крыма потеряли свой антипутинский аспект, а не принявшие его лишились поддержки общественного мнения, особенно те, кто сотрудничал с украинскими националистами: со «Свободой», с «Правым сектором» (признанным в России экстремистской организацией — прим. «Ленты.ру»). После начала украинского кризиса был проведен социологический опрос среди людей, участвовавших в антипутинских протестных митингах, и оказалось, что их большинство согласно с присоединением Крыма. То, что случилось с национал-демократами, произошло в обществе в целом — протестовавшие против Путина согласились с режимом.

Национал-демократам сейчас невозможно стать влиятельной политической силой, и тому есть несколько причин. Во-первых, пространства для оппозиции теперь намного меньше. Во-вторых, общественное мнение не поддерживает радикальный национализм. Да, ксенофобия работает, но чисто этнический национализм — нет. Ксенофобия, мигрантофобия к тому же сильно уменьшились из-за украинского кризиса. Установки, введенные в общественное мнение несколько лет назад с помощью СМИ, не поддерживаются. Они могут вернуться, но они очень конъюнктурные: когда встают большие проблемы, о мигрантах забывают.

Большая проблема для национал-демократов заключается в том, что режим смог существенно легитимизироваться из-за украинского кризиса. Эта легитимность, конечно, может уменьшиться в будущем из-за экономического кризиса и других причин, но официальный государственный дискурс «Россия против Запада» сильно мешает национал-демократам. Дискурс, в каком ситуация на Украине воспринимается как восстановление СССР и статуса России на геополитическом плане, тоже не помогает им, как и дискурс о России как империи и региональном гегемоне, для кого территория играет важную символическую роль и который хочет влиять на своих соседей.

Общественное мнение поддерживает государственное в этих аспектах, но вопросы, задаваемые национал-демократами, не получили ответа. Государство не хочет отвечать на них, ведь чем больше они будут отвечать на них, тем больше потеряют поддержку общественного мнения. Режим не хочет отвечать и на вопросы, связанные с мигрантами, иногда выбирая либеральную миграционную политику, а иногда используя, напротив, антимигрантский нарратив. Эти вопросы есть и в Европе, и в США.

Наконец, остается открытым вопрос об идентификации с Европой. В российском обществе существует некое подобие шизофрении, ведь все больше и больше россиян смотрят на Европу как на модель для подражания, хотят европейского качества жизни, в то же время воспринимая Запад как геополитического врага. Они как бы хотят быть частью европейской культуры, но не Западом в геополитическом понимании этого слова.

Национал-демократы не смогли найти ответ на этот вопрос. Их нарратив основан на том, что Россия является европейской страной, но он неинтересен обществу. Место для свободной дискуссии сокращается. Режим поддерживает все больше своих дискуссий — сначала ностальгия по советскому, патриотизм, теперь — «русский мир». Эти нарративы раньше считали маргинальными, оппозиционными, а теперь государство транслирует нарратив, что Россия — антизападная цивилизация, но вместе с тем настоящая, подлинная Европа. Европа, мол, сама заблудилась в своих ценностях, а Россия ими — консервативными, подлинными — обладает. Национал-демократы потеряли и эту возможность — называть Россию настоящей Европой. Если помните, Навальный в свое время хвалил политику «Национального фронта» Марин Ле Пен, а теперь данное мнение стало официальным, государственным.

Александр Верховский:

Кого следует считать национал-демократами? Я думаю, что если мы хотим вычленить какой-то феномен, то должны, в первую очередь, смотреть на группы, которые на самом деле — не в названии, не в отдельных оговорках — как-то пытаются сочетать националистические и либерально-демократические ценности.

Подобных попыток много, и они показывают сложность этой задачи. Их можно проследить, по крайней мере, с середины 90-х годов. Такой, сейчас совсем не национал-демократический, человек, как Андрей Савельев (бывший депутат Госдумы, лидер незарегистрированной партии «Великая Россия» — прим. «Ленты.ру»), был одной из ключевых фигур ранних национал-демократических инициатив. Но, как правильно заметил Эмиль Паин, этнонационалистическая тема «Россия для русских» стала съедать любую другую тематику, в том числе демократическую.

Сторонники движений Крылова и «Движения против нелегальной иммиграции» (ДПНИ) выступали вместе, вместе выходили на «Русский марш». Но было хорошо видно, что, когда лидеры ДПНИ говорят о какой-то демократии, она для них глубоко второстепенна, привязанная сбоку к основной повестке дня. Возможно, они считали, что про демократию, а позже еще и про права человека, в современном мире говорить обязательно, это входит в какой-то джентльменский набор. В международном масштабе такое очень заметно — всякие людоедские режимы любят называть себя демократическими, и здесь происходит нечто похожее. Были, конечно, и другие, но я специально сейчас говорю о движениях, пытавшихся вырасти за пределами своего узкого круга (например, Национал-демократический альянс — интересная инициатива, которому подобное не удалось).

Это попытки создать гибрид со стороны националистического движения. Но не меньшего внимания должны заслуживать и попытки сделать так с другой стороны. Скажем, либеральный политик Борис Федоров (бывший министр финансов России, умер в 2008 году — прим. «Ленты.ру») пытался всячески этим манипулировать, партия Владимира Милова вполне может называться национал-демократической. Наверное, даже в большей степени, чем какая-либо другая.

Были и другие варианты. Например, движение «Народ» Алексея Навального являлось объединением людей с совершенно разными политическими бэкграундами. Это была специальная попытка создать гибрид, она не удалась, что тоже любопытно. Мы видим, что у самого Навального какая-то риторика, относящаяся к националистической повестке дня, постепенно ушла на второй план. Просто потому, что она являлась маловостребованной его аудиторией. Было очень хорошо заметно, что на националистических митингах Навального, мягко говоря, не приветствовали собравшиеся. А на либеральных он и сам не особо говорил на какие-то националистические темы, разумно полагая, что публика желает слышать не это.

Конечно, были моменты, когда хотели попользоваться этой риторикой. Идеальный пример — когда в 2013 году спровоцированная сверху антимигрантская истерия заставила чуть ли не всех политиков немного поиграть с данной тематикой, но подобное нельзя назвать национализмом. Это популистские игры, в ходе которых политики включают что угодно в свою риторику, но это не значит, что они в действительности изменяют программы.

Есть ли будущее у национал-демократии? Отвечая на данный вопрос, я бы хотел поговорить об отдаленном будущем. Ни у одной политической силы сейчас нет никакого будущего. Но за пределами этой близкой перспективы — ведь жизнь переменчива и, рано или поздно, все будет как-то иначе — есть ли место для национал-демократов, и если есть, то для каких? Когда я говорю «каких», то не имею в виду никого лично. Я вообще склонен подозревать, что, когда в будущем лидерами политических движений станут какие-то другие люди, нам сегодня не знакомые. Ведь те, кого знаем, уже успели столько раз провалиться, что, по моему мнению, им уже не оправиться.

Была поднята важная тема отношений с Западом. Мне кажется, это важный вопрос, который будет много обсуждаться в послезавтрашнем дне, когда политическое будущее станет возможным. Но какие именно тогда произойдут разделения, пока очень сложно угадать. Впрочем, есть разделение, к которому мы очень привыкли, и о нем можно говорить. Это оппозиция имперского национализма и этнического национализма. Данная позиция неидеальна, ведь нет чисто имперского и чисто этнического национализма, но акценты очевидны.

Национализм как политическое течение, не как режим, может быть сложно устроенным. Он может ориентироваться на построение демократического общества внутри страны и на имперскую внешнюю политику одновременно. Идеальный пример — дореволюционная партия кадетов.

Тут есть некоторая проблема: если выступаешь как империалист, то, как любой оппозиционер, ты должен противопоставлять себя власти, а власть же у нас тоже империалистическая. Что империалистический оппозиционер противопоставляет империалистической власти? Что она плохой империалист, неэффективный. Для этого она должна подобное как-то ясно обществу продемонстрировать.

Другой вариант — изоляционистская альтернатива, основанная на том, что мы, мол, строим здесь свое демократическое государство для русских (понятно, что речь идет о русских националистах, а не о, скажем, татарских). Может такое быть? Конечно, может. Почему ДПНИ не стало таким? Потому что их актив состоял из вчерашних, а то и сегодняшних, неонацистов. Из них невозможно составить демократическое движение. Это большая проблема для движения: где оно возьмет другой актив? Должна появиться мотивация, которая подвигнет людей другого качества к вступлению в такое движение. Мотивация обычно берется из каких-то кризисных явлений, их вполне легко себе представить. Вернется и этническая ксенофобия, и кризис на Северном Кавказе расширится.

Наконец, чтобы мобилизовывать новый актив, для будущего любого политического движения, люди, к которым этот актив примкнет, должны всерьез относиться к идеям, транслируемым ими. Если речь о национал-демократах, нужно серьезно относиться к обеим частям такого определения, иначе либо накренится в одну сторону, вернется к классическому варианту, который нам всем уже надоел, или станет просто либерально-демократическим движением.