В институте «Стрелка» прошла конференция на тему: «20 лет спустя; работа, деньги, пространство», организованная совместно с компанией Cushman&Wakefield. В ней приняли участие представители компании Елена Воронцова, Илья Кузнецов и Евгений Попов. Также в дискуссии участвовали исполнительный директор, руководитель розничных цифровых продуктов Сбербанка Тимур Смирнов, архитектор и партнер КБ «Стрелка» Алексей Муратов и экономист, сотрудник Института Гайдара Владимир Назаров. Они представили собственное видение человека и мира в 2035 году, и попытались понять, что будет основной движущей силой прогресса — деньги, человеческие ценности или мобильность. «Лента.ру» записала основные тезисы их выступлений.
Стоит ли ждать кардинальных перемен к 2035 году
Владимир Назаров: Говоря о будущем, надо понимать, что оно принципиально непредсказуемо. Поэтому когда мы его проецируем и пытаемся конструировать, то это, по сути дела, смесь наших нынешних надежд и страхов. Но про страхи говорить не хочется, поэтому будем говорить только про надежды.
Наиболее известные футурологи, например Митио Каку или Рей Курцвейл, рисуют нам потрясающее будущее для нас — это планетарное человечество, которое живет без границ, оно свободно от предрассудков, болезней и смерти. Потому это прекрасный мир. Жаль только, что за 20 лет ничего такого грандиозно хорошего не произойдет. Даже у самого большого оптимиста Курцвейла этот коренной перелом наступает в 2045 году, а у других — в диапазоне века. Поэтому надо смотреть на те тенденции, которые у нас есть сейчас, и немного их пролонгировать: некоторые ускорять, другие — замедлять.
О пещерном человеке
Владимир Назаров: Будущее в любом случае ускоряется и приближается благодаря научно-техническому прогрессу. Однако этому быстрому движению мешает так называемый пещерный человек, о котором говорил Митио Каку. Речь идет о том, что на протяжении многих тысяч лет человек жил как животное, и отсюда происходит целый ряд ограничений, которые накладываются на нашу повседневную деятельность.
В пример этому можно привести умные очки Google Glass. Казалось бы, это очень хорошая инновация, которая должна была стать популярной и разойтись, как айфоны, но она до сих пор не получила широкого распространения из-за одного очень простого фактора — собеседникам владельцев этого гаджета было некомфортно общаться с человеком из-за встроенной в него видеокамеры. Это связано с тем, что в дикой природе такое пристальное наблюдение означает охоту на кого-либо, и «пещерный человек» внутри нас воспринимает это именно так. И таких внутренних барьеров очень много, и они, иногда к худшему, иногда к лучшему, ограничивают распространение научно-технического прогресса.
Фото: Олег Харсеев / «Коммерсантъ»
Тем не менее, я думаю, следующие 20 лет пройдут для человечества не зря, будет некий подготовительный этап для качественного изменения нашей жизни. Частично этот пещерный человек будет устраняться, и в нашу жизнь войдут многие технологии, которые ее рано или поздно изменят.
Эти тенденции основаны на мощном экономическом базисе, от которого не уйдешь. Динамика доли сектора услуг в мировом ВВП и доля занятости в сфере услуг существенно растет. В результате это будут уже другие люди — не индустриального общества, которые начнут активно взаимодействовать друг с другом, часто менять сферы профессий, обмениваться навыками, мыслить нестандартно и легко принимать новые тенденции.
Вторая причина, почему пещерный человек будет вытесняться — он будет не нужен. Зачем он вообще существует? Для выживания, которое требовало объединения в стаю с сильным вожаком. Но с течением времени этот пресс выживания ослабевает. Если посмотреть на количество рабочих часов, которое было необходимо для обеспечения годового дохода на уровне прожиточного минимума в США (в этом плане у страны очень хорошая статистика), то видно, что сейчас можно работать в два раза меньше по сравнению в 1950-ми годами.
Одновременно с этим очень быстро растет продолжительность жизни — последние полвека этот рост в развитых странах составляет квартал в год. Иногда он ускоряется до полугода в год, иногда замедляется до месяца по разным странам, но в целом это очень быстрые темпы. Соответственно, через 20 лет мы будем жить уже на пять лет дольше, чем сейчас, а может быть и больше.
Все это означает, что ценность выживания и все нацеленные на поддержание этих ценностей институты (семья, пожизненная занятость, большое мощное государство, которое контролирует обязательное здравоохранение, пенсионное страхование) потеряют свою актуальность. Человечество не будет в них нуждаться ни объективно, ни психологически.
Доказательством того, что оно уже меньше в этом нуждается психологически, являются показатели индекса Инглхарта (сравнение постматериальных ценностей самореализации и материальных ценностей выживания). За последние 30 лет наблюдается радикальное увеличение числа людей, у которых преобладают ценности самовыражения, творчества, а не просто потребление и необходимость в безопасности.
Для пещерного человека ценности выживания доминируют над ценностями самовыражения. Это может быть и хорошо, и плохо, потому что с ценностями выживания подчас очень просто работать. Например, у вас есть сотрудник с валютной ипотекой, и это подарок судьбы. Этот человек будет очень трудолюбив, что для работодателя безусловный плюс.
Другие стороны пещерного человека могут работодателя совсем не радовать. Например, если у него доминируют ценности выживания, трансформирующиеся в ценности примитивного потребления, то это может вылиться в ограничение его стремлений и нужд. Кроме того, здесь может быть и попытка симуляции, когда за красивым отчетом больше ничего нет. Поэтому эти люди могут быть крайне нетворческими.
Обратная сторона медали — это фонтанирующий идеями человек. С ним работать и интересно, и сложно, потому что не все виды занятости пока приспособлены для него. Он может придумать кучу способов заработка или самореализации и уйти от работодателя. Поэтому для работодателя это палка о двух концах. Но надо понимать, что будущее все равно за мечтателями, креативным классом. Несмотря на то что с ними трудно работать, надо учиться это делать.
Тимур Смирнов: Я был бы счастлив, если бы креативное мышление стало стандартным. Для этого просто надо создавать необходимую среду и развивать культуру экспериментирования. И когда креативность появится, это может стать стандартом, это будет счастливый мир.
Фото: Максим Богодвид / РИА Новости
Алексей Муратов: Я думаю, что как раз следующие 30 лет будет эрой пещерных людей. Но они будут похожи на современную молодежь, а также на людей, которые много своего свободного времени провели в клубах, то есть в пещерах, куда их тянуло довольно долго и непрестанно. И этот пещерный человек будет себя выражать лучшим образом в этом ограниченном и защищенном пространстве, в очень определенном социальном и пространственном контексте. Потому что мечтатель — это образ аристократический. Мечтали исторически всегда аристократы.
Соответственно, этот креативный класс мечтателей будет очень узкой прослойкой, не более 10 процентов населения, окруженной очень опасными, изголодавшимися, фрагментарно занятыми людьми. Поэтому они должны будут обеспечивать собственную безопасность, укрываться в «пещерах», и там уже творить. А все остальные будут их обслуживать.
И экономика развивается именно в эту сторону. Это демонстрируют растущий разрыв доходов у жителей мегаполисов, который за последние годы вырос кратно, и растущие объемы обслуги, которые требуются этому креативному классу.
Поэтому будущее, на мой взгляд, за пещерными людьми, охотниками. И эти номады, люди, которые постоянно за чем-то охотятся — то за информацией, то за работой, — это такой новый габитус современности и будущего, который отличается от аграрного, довольно мирного и оседлого общества большей интенсивностью контактов и большей опасностью.
Работа-2035
Назаров: Согласно моим сравнительным исследованиям системы ценностей менеджеров компаний и всего населения страны, за 30 лет видно, что ориентация на самовыражение и самореализацию радикально увеличилась в обеих группах. В 1960-1970-х годах менеджеры-управленцы были настроены на жесткие консервативные ценности и строили фордистские корпорации с жесткой иерархией, а в сознании населения в целом уже дули ветра свободы. Но уже сейчас политический класс и менеджеры очень быстро переориентировались на глобальный рынок, глобальную конкуренцию, проектное мышление, жизнь в сети, глобальное кочевничество. И они выглядят гораздо более либеральными, чем население в целом.
Что это будет значить для рынка труда? Трудовые кодексы прошлого века примерно к середине века отнесут в музеи юриспруденции, потому что они не будут иметь никакого смысла. Сейчас зарегулированность трудовых отношений очень сильно мешает развитию, тормозит занятость, и от нее стараются отказаться. В США львиная доля занятости — частичная, в Европе то же самое, и вся молодежь фактически выдавливается в нее, в срочные трудовые контракты, где можно функционировать, не опасаясь жесткой зарегулированности. Более того, обостряется глобальная конкуренция, и труд, и капитал потихоньку перетекают в наименее зарегулированные зоны, где им не сильно докучает государство со своим законодательством.
Проектная занятость, возможность нанять человека даже из другой точки земного шара — это, как правило, дешевле. Сейчас российские врачи уделяют пациенту от силы пять минут, остальное время заполняя бумажки. Аналогичная проблема была и в США, пока некоторые госпитали не решили ее, обратившись за помощью к Индии и отправляя туда на расшифровку надиктованный текст. Мы же пока с трудом переходим даже на электронный документооборот.
При этом, в будущем и менеджеры наравне с остальным народом будут фрагментарно заняты и не станут никаким исключением. Это проектный капитализм, и менеджеры тоже будут нужны для реализации проекта. Есть проект — есть занятость, нет его — и занятости тогда нет. Кроме того, государственных корпораций тоже не будет.
Фото: Patrick Seeger / DPA / Global Look
Значение денег через 20 лет
Смирнов: В книге «Drive» («Удивительная правда о том, что нас вдохновляет») были приведены исследования, согласно которым люди в ходе решения креативных задач в такой среде не так заинтересованы в вознаграждении. Когда человек узнает о сумме вознаграждения до начала выполнения работы, результат оказывается хуже, чем когда вознаграждение получается по факту сдачи проекта. Хотя, говоря вообще о деньгах, конечно, это работает не всегда.
Если говорить о деньгах через 20 лет, то в моем представлении они продолжат быть ресурсом и универсальным средством обмена. Сейчас деньги сложные, ими можно манипулировать. И если потом они станут более честными, появится какая-то демонополизированная эмиссия вроде биткоинов, криптовалюты, то, возможно, ситуация изменится. Но будет неизменным материальное неравенство. На этом уровне абстракции мы и останемся.
Гигантский же потенциал для прорыва в ближайшее время будет наблюдаться там, где деньги, — это способ общения и взаимодействия. Сейчас это выглядит как какой-то банковский перевод, а пользовательский интерфейс представляет собой грустное зрелище. Но в будущем понятие денег как общение может заиграть новыми красками. Например, люди будут скидываться на подарок прямо в What's App, в прошлое уйдут банковские переводы и платежки.
Елена Воронцова: Сейчас мир движется к тому, что во всех организациях будут платить одинаково. Соответственно, здесь будет выигрывать тот, кто будет проявлять такие человеческие качества, которые будут привлекать сотрудников.
Смирнов: Деньги сами по себе никого счастливыми не сделают. И именно из ценностей вырастают способы их траты или вложения. Но самым лучшим способом будет вложение в себя и свое будущее.
Муратов: Я уверен, что вкладывать надо в наращивание социальных связей. Социальный капитал — это самая выгодная и устойчивая вещь. Вся история, по крайней мере нашей страны, показывает, что это единственное, что можно конвертировать во что-то реальное.
О пространстве для жизни
Евгений Попов: Никто из нас точно не знает, что будет через 20 лет. Если вспомнить себя в 1996 году, могли ли мы догадываться о том, что будут социальные сети. Мы даже не все думали о таких возможностях, которые сейчас стали доступны благодаря смартфонам.
Если говорить о том, где мы хотим жить, то здесь самым движущим фактором являются наши ценности. Даже при разных уровнях доходов в системе координат каждого из нас есть то, во что он готов вложиться. Если будет происходить какое-то осознание этого, то каждый будет под себя выстраивать свое пространство и выбирать то или иное место для работы и жизни, и застройщики будут под это подстраиваться.
Сами мы можем влиять на пространство после того, как произойдет это осознание — архитектурой прямого действия можно поменять мир вокруг себя. Кроме того, наибольшее значение будут иметь идеи, которые позволят создать максимум для комфорта, интересного, красивого пространства.
Муратов: Архитектура и градостроительство инерционны, но все равно мы наблюдаем приливы и отливы. Скажем, сейчас в мире довольно моден центр города, все хотят жить в таких креативных городах, как Сан-Франциско, Остин и Лондон. Но не факт, что через 20 лет мода опять не вернется к пригородной жизни, для этого есть много оснований.
Назаров: Этот вопрос очень актуален для стран, где наблюдается большая поляризация. Для жителей Индии вопрос мобильности может стать фактором выживания.
В будущем мы все будем жить в глобальном городе, в одном из его кварталов. Вопрос лишь в том, какой квартал выбрать — трущобы, культурный центр, престижный район. А уже там будет происходить местная коммуникация, направленная на улучшение жизни здесь.
Муратов: Владимир [Назаров] озвучивает популярный сейчас тренд жизни в городе — от глобальной деревни к глобальному городу. Это применимо к сегодняшнему моменту, но я не уверен, что через 20 лет будет то же самое.
Фото: Caro / Rupert Oberhaeuser / Global Look
Обобщенная картина мира-2035
Назаров: В мире через 20 лет люди будут работать всю жизнь, пенсия утратит свою актуальность. Я думаю, в развитых странах это превратится в норму. Они будут учиться всю жизнь, системы образования станут более индивидуализированными, дробными. Первым шагом здесь было разделение на бакалавриат и магистратуру. В дальнейшем же начнется значительный отказ от жесткого дробления на школу-университет-постуниверситет, будет преобладание различных профессиональных курсов.
Лечиться тоже будут всю жизнь, всегда поддерживая себя в форме. Здесь не обязательно прибегать к медикаментам, но и в целом следить за здоровьем, правильно питаться, заниматься спортом. Это и будет способствовать постоянной работе.
Помимо этой пессимистичной картины с вечной учебой и работой, и развлечения будут постоянными, а удовольствие будут получать и от учебы, лечения и труда в том числе. Потому что только получая удовольствие, можно будет поддерживать креативность, которая абсолютно необходима для этого мира проектного капитализма.
Появится широкий диапазон профессий, в том числе не существующих сегодня: архитектор медоборудования, генетический консультант, уже сейчас появились медицинские маркетологи, специалист по киберпротезированию, биоэтик. Будет активно конвергироваться право в неврологии, потому что уже сейчас, активно изучая мозг, возникнет необходимость регулирования применения этих знаний в судебной системе. Уже сегодня в США есть полицейские-психологи, с которыми активно общаются сотрудники правоохранительных органов во избежание выгорания их и предупреждения превышения полномочий.
Надо готовить себя не к какой-то определенной профессии, а к получению определенного набора навыков. Даже с этой линейной по-прежнему во многом индустриальной системе образования необходимо понимание того, что она дает. И это не профессия, которая является иллюзией на горизонте в 20 лет, а определенный набор навыков.